Нестеров изображает очень разных людей, но все они объединены спокойным, почти холодным чувством молчаливого созерцания Христа. Христос приближен к пришедшим, но вместе с тем очень далек от них, так же как далеки окружающие его святые угодники, хотя на их лицах можно видеть и сострадание, и заботу, и печаль. Но они прозаичны, поэтому лишними кажутся их нимбы, их одежда, а в образе Христа много банальности — он ходулен и театрален, в худшем смысле слова, как театрален и кажется простой декорацией монастырь, из которого вышли Христос и святые. Та же печать ложной театральности, правда, в меньшей степени, лежит и на изображении странников.

В пространственном решении композиции Нестеров пытался подчеркнуть временной характер действия. Именно поэтому художник изобразил на втором плане бредущих странниц, почти одинаковых, как бы специально передающих мотив движения людей, идущих издалека. Но это не придало внутренней связи, не соединило людей единым действием.

Действие развертывается только на переднем плане. Фигуры стоят перед зрителем и рассматриваются не в связи с развитием сцены, а одна за другой, как последовательная цепь разных лиц, разных характеров. Каждая фигура дана не в общем действии, а сама по себе. Холоден и далекий заснеженный пейзаж, пересекаемый клиньями темного леса, ему присуща жесткость, не свойственная до сих пор мастеру.

Тема, взятая Нестеровым в «Святой Руси», была не новой для этого периода. Однако и решение и направленность работ других художников на данную тему существенно отличались от нестеровской «Святой Руси». К такого рода произведениям можно прежде всего отнести цикл картин С. А. Коровина 90-х годов «В пути», изображающих бродячую Русь, неустанно ищущую своей правды жизни. Художник изображает бесконечные дороги, по которым движутся крестьяне, лица их полны сосредоточенности, задумчивости, порой скорби. Если картины С. А. Коровина воспринимаются как реальные жизненные сцены, то «Святая Русь» может быть воспринимаема в связи с современностью только лишь опосредованно.

Второе название картины — «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Аз успокою вы» — является по евангельской легенде словами Христа, обращенными им к народу во время нагорной проповеди. Вместе с тем ее первое название — «Святая Русь», само изображение Христа в окружении русских святых, на фоне русской природы, в обращении к русским людям — уже свидетельствует о том, что перед Нестеровым стояла более широкая задача. Второе название картины скорее выражает ее идею, чем иллюстрирует один из моментов евангельской нагорной проповеди. Сам принцип подобного решения сюжета на евангельскую тему не был новым явлением в истории живописи. К нему прибегали зарубежные художники еще в 80–90-х годах прошлого века. Среди них наиболее заметным явлением было творчество Фрица фон Уде. Уже сам замысел «Святой Руси» предопределил модернистические принципы ее решения. Воплощая свою идею в конкретных зрительных образах, художник пытается найти ей сюжетное обоснование, соединить отвлеченность замысла с изображением реальной сцены, в которой бы воплотилась не только евангельская идея, но и одна из основных для художника граней жизни русского народа. Стремление к монументальности, необходимой для выражения данной идеи, продиктовало большой размер полотна (304×525), фризовое построение сцены, силуэтность и декоративность переднего плана. Однако мысль о конкретном воплощении евангельской идеи определила подробную описательность в изображении отдельных фигур, их лиц, поз, костюмов, что, естественно, лишило их достаточной степени обобщенности, столь необходимой для монументального решения. Это соединение разноплановых принципов в одной картине, вызванных характером содержания, определило во многом ее художественную неудачу.

«Святая Русь» была итогом исканий художника предшествующих лет. В 1901 году Нестеров писал Турыгину: «Я усердно работаю этюды к моей будущей картине, к картине, где я надеюсь подвести итоги моих лучших помыслов, лучшей части самого себя»^[96]. Неудача ее явилась как бы показателем кризиса мировоззрения художника. Определяя духовные искания людей, как прежде всего религиозные, Нестеров объективно, помимо своего желания, пришел к выводу о неразрешимости этих исканий^[97].

Излишним было бы говорить, что художник при работе над своей картиной был весьма далек в своих замыслах от подобного результата. В 1902 году он писал А. А. Турыгину: «Картина, вероятно, будет называться „Святая Русь“ (мистерия). Среди зимнего пейзажа идут-бредут и стар и млад со всей земли. Тут всяческие „калеки“, люди ищущие своего бога, искатели идеала, которыми полна наша „Святая Русь“.

Навстречу толпе, стоящей у врат монастыря, выходит светлый, благой и добрый „Христос“ с предстоящими ему святыми Николаем, Сергием и Георгием»^[98].

Однако если сюжетно художник не отошел от своего замысла, то его образное решение весьма далеко от мысли показать людей, пришедшими к «благому» и «доброму» Христу.

«Святая Русь» явилась объективным доказательством неправильности того пути, на котором художник искал решения проблем, волнующих людей того времени. Его герои искали бога в праведной жизни, в общении с природой, в отречении от мирской суеты. Наконец они пришли к Христу, и он вышел к ним, но тот же, если не больший, мучительный вопрос на их лицах. «Панихидой русского православия» назвал Л. Н. Толстой «Святую Русь»^[99].

Нестеров, пытаясь найти разрешение религиозных исканий, не находит его. Безусловно, что все это не могло не сказаться на направлении его творчества^[100]. Художник, видимо, не мог не ощущать перед лицом бурных и серьезных изменений, происходящих в жизни народа, перед лицом открытой социальной борьбы тех лет, весьма далекой от религиозных исканий, глубоких сомнений в правильности выбранного им пути в искусстве, в непреложности проповедуемых идей.

Как раз в период 1905–1906 годов, то есть в период завершения «Святой Руси», намечаются изменения в творчестве Нестерова. Будет неверным представлять это, как полное разочарование художника в своих идеях или как отход от них. Но появление новых моментов в его произведениях глубоко симптоматично и закономерно. В творчестве Нестерова возникают как самостоятельные жанры пейзаж и портрет. Новые черты проникают и в старые сюжеты, меняя их характер и направление. В этом отношении очень интересна картина «За Волгой» (1905; Астраханская областная картинная галлерея). Мотив ее традиционен, он близок к произведениям 90-х годов, разрабатывающим тему женской доли. Однако здесь Нестеров кроме знакомого женского образа вводит мужской. Рядом с девушкой, которая сидит, опустив голову и руки, погруженная в какие-то воспоминания, вызывающие на ее тонких губах печальную улыбку, стоит молодой купец. Горделиво откинувшись и подняв голову, он смотрит вперед на широкую гладь Волги с идущими по ней баржами, на далекие просторы, расстилающиеся перед его глазами. Развивая старую тему женской печали и одиночества, тему женской доли, художник вводит конкретный образ из другого мира, мира грубого, жизнедеятельного, отличного от того призрачного мира тихой обители, мира внутренней сосредоточенности, который он так любил изображать.

Художник строит композицию на силуэтности фигур и пейзажа, на жестких и скупых линейных ритмах, на однообразном и холодном цвете. Это делает природу, мир, окружающий девушку, также равнодушно-холодным и жестоко безразличным к ее судьбе.