Я открыла глаза, посмотрела на луну, и магия луны перенесла меня на много лет назад. Я снова была той юной девочкой, лежащей в лунном потоке света. Лежащей и ласкающей себя. Руки мои сами собой начали гладить мое тело, точно так, как тогда, а оно словно никогда и не забывало этих ласк, отозвалось сладким звенящим дрожанием, рождающимся под моими ладошками. Луна снова беззвучно запела надо мной. Мое тело само вспомнило забытые движения и начало танцевать под луной, как много лет назад.
Тот звенящий шар, свернувшийся почти в точку, снова сладко задрожал у меня внутри, быстро набухая. Но я была не только той юной девушкой, решающейся гладить себе только живот и грудь, я уже знала, как вернуть сладкие пульсации, заставить шар сладко взорваться. Я посмотрела на луну и потом перевела взгляд на себя. Это точно была магия луны, потому что я сама себе показалась прекрасной. Словно я смотрела не на себя, а смотрела со стороны на какую-то другую прекрасную девушку. Невыносимо-манящую и влекущую. Серебристые верхушки грудей, быстро вздымающийся животик, колеблющиеся в танце бедра и раскинутые, полусогнутые в коленях ноги. А между ножками – небольшое сияющее в лунном свете блюдечко с двумя гладенькими призывно разомкнутыми листиками, между которыми напряженно дрожащая ягодка ждала встречи с пальчиком. И она дождалась этой встречи. Я ласкала не просто себя, я ласкала еще и ту прекрасную незнакомку. Касалась и ее, и от этого внутри становилось еще слаще. Пальчик мой жил своей жизнью, а я, прикрыв глаза, прислушивалась к тому, как сладкие пульсации, практически замершие внутри, ожили, и снова все сильнее колеблется, касаясь меня, сладко вибрирующий шар. Когда очередное касание оказалось слишком острым, я не сдержалась и застонала. Застонала и тут же в испуге прикрыла рот ладошкой. Не знаю, как это случилось, но я совсем забыла про Васю, спящего на соседней постели. Я скосила взгляд, и испуг сжал мое сердце. Вася не спал. Луна освещала его так же хорошо, как и меня. В полной прострации, чувствуя, как жар стыда заливает меня с головы до ног, почти в шоке от испуга, я спросила его совершенную глупость: «Что ты тут делаешь?»
И только тут я увидела, что под белизной простыни его рука быстро-быстро движется, не оставляя сомнения в том, что он сейчас тут делает. Тут я только поняла, какую глупость спросила. И как мой вопрос заполнился совсем другим, очень смешным смыслом. Застыдилась своей глупости и одновременно чувство облегчения окатило меня, смывая испуг и стыд. Ведь стыдиться, получается, нам нужно было обоим. А его ответ и вовсе вызвал у меня непроизвольную улыбку и чувство облегчения в душе: «Я любуюсь тобой». «Правда, что ли?» – произнесла я и почувствовала, что уже даже улыбаюсь. «Ты такая красивая! Я глаз отвести не могу!»
– Он произнес это так проникновенно, что я, Пашенька, засмущалась. Засмущалась, хотя и чувствовала, что он не врет. Такие глаза не могут врать. Я лишь теперь осознала, что я лежу обнаженная, а он смотрит на меня и всю меня разглядывает. Мне стало стыдно. Он ведь видел, как я бесстыдно двигалась под другим мужчиной. Видел, что его друг делал со мной. Видел, как я ласкала себя. Смотрел и смотрит на мое обнаженное тело во все глаза. И смотрит даже туда, где пальчик потерявший связь с моим разумом, продолжает свои колебательные движения. Понимание того, что он видел и видит сейчас, волной стыда обожгло меня. Волной сладкого стыда. Поняв, что я сейчас уберу руку и закроюсь простыней, он отчаянно попросил: «Только не останавливайся, прошу тебя! Это самое лучшее, что я видел в своей жизни! Подари мне еще несколько минут этого чуда!»
– Я смотрела ему в глаза и вдруг поняла, что стыд пропал, а вместо него тело мое наполняет сладкая истома. Поняла, что мне нравится ласкать себя, глядя ему в глаза. Хочется, чтобы он видел, как я это делаю. Нравится, что он смотрит на меня. Нравится жар желания в его глазах, и меня очень даже возбуждает движение его руки под простыней. И хочется большего. Хочется увидеть, что там происходит… «Покажи тогда, как ты любуешься мной».
– Взглядом я показала ему, чего я хочу. Даже в лунном свете я увидела, как он покраснел. Очень робко он стянул простыню, и я увидела выползающую у него из кулака головку. Она была большая, мокрая и блестела в лунном свете, словно покрытая оловом. Ее две половинки, несмело выползшие, похожие на фасеточные глаза огромной пчелы, уставились на меня. Уставились и, словно испугавшись, опять спрятались в кулаке. Чтобы лучше видеть, я повернулась на бок, а чтобы было удобнее ласкать себя, раздвинула ноги и приподняла коленку. Он охнул и его член любопытной огромной пчелой снова вылез из его ладони. Живот его судорожно вздымался. Я переводила взгляд с его глаз на появляющуюся и прячущуюся головку, и почувствовала, как сладкая истома, наполнившая мое тело, начинает дрожать. «Вы сейчас еще будете? Ты поэтому осталась?» – спросил он охрипшим голосом. Я поймала его взгляд, прислушалась к себе и согласно кивнула: «Будем, Вася». «Почему ты дала ему?» – его взгляд, испугавшись наглости вопроса, вильнул в сторону, но почти сразу же снова вернулся. А мне почему-то захотелось ответить честно и откровенно: «Он назвал меня своей любимой… и поцеловал меня».
– Лишь назвав истинную причину и услышав ее от себя самой, я пристыженно фыркнула. То ли от стеснения, то ли от своей глупости. «Какая же я дура, – подумала я, – наивная дура. Как легко меня развести влюбленным взглядом и поцелуем». «Тебе так понравилось с ним? Ты еще хочешь?» Я снова прислушалась к себе и снова кивнула: «Понравилось, Васенька. Просто немножко не хватило, поэтому мы еще будем… когда он вернется… Будь другом, отвернись тогда, не смущай меня… Притворись, что спишь. И не подглядывай, а то я засмущаюсь и не смогу кончить, зная, что ты смотришь на меня». «Он обманул тебя!» – отчаянно замотал головой Вася. – «Он украл эти слова у меня. Это я сказал, что влюбился в тебя! Это мои слова, что ты прекрасна, а я не могу налюбоваться тобой. Это я ему говорил, что ты прелесть. А он смеялся и говорил мне, что я теленок, что надо с женщинами быть смелее, а не сопли влюбленно жевать. Сказал, что таким как я не дают, потому что мы мямли. А такому как он – дают, потому что он смел, настойчив и уверен в собственной неотразимости. С телками надо быть дерзкими и смелыми. Надо не бояться показывать им свое желание и требовать от них отдаться. Надо смело требовать от них своего, даже когда они сопротивляются. Телки должны восхищаться нами, а не мы ими. Они только тогда дают. Это все его слова! А совсем недавно заскочил из коридора и говорит: «Эта твоя неземная любовь в коридоре стоит. Уставилась на луну и мечтает. Я буду не я, если не затащу ее к нам. Лежи мышкой и не отсвечивай, а я тебе покажу мастер-класс, как надо клеить телок. И не спугни ее, когда я буду раздевать ее и укладывать в постель. Нос в стенку и тихонько сопи в две дырочки». Выключил свет и убежал к тебе».
– Мы смотрели друг на друга. Его глаза влажно блестели: «И он оказался прав… как всегда прав. Я о тебе мечтал, а он на моих глазах делал с тобой то, что я хотел больше всего на свете, но о чем не смел даже мечтать!» – дрожала не только влага в его глазах, дрожал и голос, дрожали и его губы. Он дрожал, а взгляд соскальзывал вниз и испуганно возвращался назад. Я проследила за его взглядом. Его взгляд погладил мои груди, мой живот и залип у меня между ног, заворожено следя за моим пальчиком.
– Его взгляд зажег меня. Сумасшествие, но мне захотелось, чтобы он увидел, как я веду себя во время близости с мужчиной. Увидел даже то, что я никогда не делала. Я перестала ласкать себя пальчиком, а стала вводить палец, а потом и несколько пальцев себе внутрь. Не просто вводить, но поддавать бедрами им навстречу, точно так же, как я это делала совсем недавно, чтобы член Артема оказался во мне как можно глубже. Он охнул. Его кулак, скрывавший его член, вдруг разжался и из него выскочил член, большой, перевитый венами, дрожащий и блестящий от смазки. Его бедра двигались в унисон с моими бедрами. Он поддавал вперед, а я с небольшой задержкой отвечала. Это было удивительно и странно. У меня возникло ощущение, что мы с ним связаны невидимой, но неразрывной нитью. Связаны резиновой лентой, когда движения одного с небольшой задержкой вызывают движения другого. Стали тем целым, каким становятся мужчина и женщина лишь во время близости. И мне до сладкой боли захотелось притянуть его к себе, прижаться к нему, ощутить его в себе. И от этого чувства всю меня пронзила судорога, сжав мои пальцы. «Как же я завидую твоим пальчикам! Как же я хочу к тебе туда! Все бы отдал!» – страстно, со стоном выдохнул он. Подтверждая его слова, член его, вынырнувший очередной раз, вздрогнул и выплюнул мне прямо на живот горячую обильную струю. Эта струя обожгла меня. Желание снова сладко сжало мои пальцы. «Чего же ты ждешь?» – выдохнула я, чувствуя, что судорожно сжимаются мышцы влагалища, настойчиво требуя обхватить то, что видели мои глаза.
