Я кинулся к нему, с трудом поднял форточку, надёжно закрыл замком. Всё это время не мог оторвать взгляда от лица омеги. Так хотелось сейчас прижать Джоя к себе и не отпускать никуда. Ничего не говорить, не целовать, не трахать его. Просто держать в своих руках и знать, что жизнь моя принадлежит ему…Джой снова прислонился к стенке тамбура, вытер то ли слёзы, то ли растаявшие градинки шарфом. — Месть разрушает душу? А я отомщу, а потом подумаю, как её склеить. Душа омеги — в заднице, не слышал такой прибаутки? — он нервно покусывал губы. — А деньгами распоряжусь так, как надо. Теперь главное — доехать спокойно. Ведь этот дурной старик преувеличивает? — словно доверчивый щенок посмотрел на меня Джой. Его фиолетовые глаза — о, Всемогущий создатель! — светились чем-то вроде тщательно сдерживаемой паники и таким пронзительным доверием…

— Ты сам как чувствуешь? — я не ожидал, что смогу произнести хоть слово, но заговорил вполне разборчиво и даже спокойно. Странно спокойно. — Я же не понимаю в ваших течках.

— Всё со мной нормально, — Джой, словно сам себя уговаривал. — Мне вкололи задерживающее средство. Рассчитали всё по часам. Как раз до Северного Порта. И… Смазки совсем немного, я вообще ничего такого не чувствую. Ты… мне поможешь, Карен?

От слова «смазка» у меня нехило так загорелось в горле, картинка течной попки омеги нарисовалась настолько ярко и реалистично, что я едва удержался от того, чтобы, заломив Джою руки, не запустить ладонь ему в штаны и не проверить своим пальцем, много ли там или не много… В моём воображении омега уселся прямо на грязный мусорный ящик, вертясь и елозя, стащил с себя, с одной ноги, узенькие брючки, задрал голую ногу на ручку стоп-крана и схватился поверх своих плеч за выступающие резиновые уплотнители окна. «Давай, Карен, еби. А то я сдохну!» Перед глазами всё ещё стояло самое соблазнительное видение раскрытого истекающего смазкой омеги, его пульсирующего разбухшего сфинктера, но невероятные для Джоя слова отрезвили меня, а доверчивые детские фиолетовые глаза заставили вырваться из мира альфы в гоне в мир курьера Карена Лозбуда, выполняющего сложную, важную работу. И пусть хоть весь мир перевернётся, пусть этот грёбаный поезд сойдёт с рельсов, пусть наступит конец света, пусть придётся отравиться чёртовыми кондоровскими пилюлями или отрезать самому себе член, но я сделаю это — доставлю Джоя Индмана в Северный Порт, к его хозяину, к его альфе. Я сделаю так, как он хочет.

=7=

Мы стояли и смотрели в окно. Мимо пробегали тусклые фонари, заснеженные деревья, иногда плохо освещённые платформы. По ногам немилосердно дуло, железный пол тамбура грохотал и вибрировал. Я несколько раз порывался закурить, только с пятой или шестой попытки Джой с раздражением закатил глаза и разрешающе кивнул, издав возмущённое фырканье. Я перешёл к двери, так дым от раскуренной сигареты уносило сквозняком. Поезд уже давно выбрался за город, но никак не набирал ход, тащился еле-еле, притормаживая, казалось, у каждого столба. За кромкой раскидистых придорожных кустов проглядывали едва припорошенные снегом поля, светившиеся в синих сумерках каким-то нереально голубым люминесцентным сиянием, за ними то тут, то там мелькали крыши роскошных особняков за каменными высокими заборами. Эти, не дома даже, а целые поместья, были освещены так ярко и нарядно, что в придорожной темноте, едва разбавляемой слабенькими редкими фонарями, казались волшебными замками, наполненными колдовством, всякими диковинками, населёнными принцами и принцессами. Моя принцесса, между тем, зябко ёжилась, спрятав руки в карманы короткого пальто, и пританцовывала.

— Пойду в туалет, — смущённо опустил Джой глаза и взялся за дверную ручку. В этот момент из другого вагона зашёл пожилой мужчина, немного отодвинул Джоя, желая быстрее пройти. Уже заходя в наш вагон, он вдруг остановился и резко обернулся.

— Ничего себе! — присвистнул и сделал шаг к Джою. Тот непроизвольно спрятался за моё плечо. — А! — протянул мужчина разочаровано. — Так ты, сладкий, не один? Ну ладно, это меняет дело. Ну и нравы нынче пошли! — раздалось из коридора его ворчание. — Течные омеги разгуливают, где хотят и ищут приключений на свои задницы. В наше время течных вообще под замками держали. Э-э-эх…

Я поймал панический взгляд Джоя.

— Я что, пахну? — голос омеги дрожал, глаза округлились.

— Я не знаю! — зло выплюнул я и мысленно проклял и самого Джоя со всеми его проблемами и проданной девственностью, и благодетеля Бэджера, подсуропившего мне такую нехилую работёнку, и даже своих родителей, произведших меня на свет не бетой или девчонкой, а, блин, альфой! Вот, счастье то!

Договориться с проводником удалось, но он сказал, что раньше, чем через четыре часа нас в своё купе не пустит, надо ждать, когда начальник поезда пройдёт с последней проверкой. Ну ладно, подождём, пожал я плечами и сунул в нагрудный карман его форменного пиджака купюру.

Пока мы устраивались на ночлег, выслушали ещё целую лекцию от господина Харви о том, что поступили крайне беспечно, отправившись в путешествие в такой сложный период жизни омеги. Только погасший в вагоне свет заставил пожилого болтуна замолчать, укрыться одеялом с головой и оглушить половину пассажиров смачным замысловатым храпом.

Я лежал на своей полке и старался ни о чём не думать. Это было не очень-то легко, учитывая, что на полке напротив ворочался мой Джой. Мой? Ну да, пока я ещё имею формальное право называть своего омежку именно так. Своего? Господи, что за паскудная жизнь?

Я не заметил, как задремал, кутая голову в куртку — сквозило в окно нещадно, пластиковая шторка не помогала. Проснулся от того, что кто-то меня дёргал за рукав.

— Карен, — шептал Джой, — Карен, я дико замёрз. Просто ужасно. За-а-амёрз-з-з! Не знаю, что делать. Я, наверное, заболел.

— Закутайся поплотнее, сейчас дам тебе своё одеяло, — я передал Джою колючее толстое одеяло, сам свернулся калачиком.

Примерно через десять минут услышал его жалобный, но требовательный голосок:

— Мне холодно, чёрт побери! Сделай мне грелку. Я помру в этом холодильнике!

— Откуда грелку? Вон печка топится, не так уж и холодно тут, давай принесу тебе чаю горячего.

Передавая Джою стакан обжигающего кипятка, я почувствовал, что его пальцы просто ледяные. Сунул руку ему под одеяло, пощупал ноги, даже сквозь носки ощутил их холод.

Ещё минут через двадцать Джой бесцеремонно перелез на мою полку, перетащив ворох одеял, и прижался ко мне всем телом, бубня:

— В снеговика тут превратиться, что ли? Ты не возражаешь? — и запустил ладони под мой свитер. Я возражал? Да я не смел пошевелиться, я боялся расслабиться хоть на миг и позволить себе почувствовать его пальцы на животе, я стиснул зубы и приказал самому себе: «Карен Лозбуд! Провалиться тебе в преисподнюю и никогда не вставить ни в одну омежью задницу! Это всё только сон! Слышишь? Сон! И не смей на него реагировать! Сон!»

Джой нещадно дрожал, но быстро затих на моей груди. Неужели согрелся? Он так умильно сопел и вкусно дышал, что у меня чуть слюнки не потекли. От него исходил сильный запах резких духов, но парочка пилюль, проглоченных мною полчаса назад, действовала и не позволяла телу и мозгу замечать за этим душным ароматом другой, опасно волнительный, отключающей в альфе человека и выпускающий зверя. Волосы Джоя попали мне в рот, щекотали нос, но отплёвываться совершенно не хотелось, я зажал прядку зубами и зачем-то пососал, улыбнулся своей бесхитростной причуде. Хоть так попробую омежку…

Когда я открыл глаза, то чуть не ослеп! Яркая вспышка била и не давала разлепить век. Оказалось, что это господин Харви тормошит меня и светит в лицо крошечным фонариком.

— Молодой человек! Ну же! Молодой человек! Как вы спать можете! Молодой человек! Мне вас ударить? Там ваш омега, кажется, попал в неприятность!

— Джой?! — я стукнулся головой о верхнюю полку и кубарем скатился вниз, ошалело заметался между скамейками.

— Он, как я понял, пошёл в туалет, — подтолкнул меня старичок в нужном направлении, — и очень долго не выходит. Я проследил, а там мужчины. Вы меня понимаете? Альфы.