На помойку меня не выбросили. Проявили милосердие и даже помогли отрабатывать долг перед Кондором и лично господином Бэджером. Карен Лозбуд стал курьером. Ничего себе работёнка. Жалко только, что Джоя я больше не видел. Но, может, оно и к лучшему. После всего того, что было… Жалко? К лучшему?! Да я просыпался каждый день только в надежде на то, что когда-нибудь смогу отработать все грёбанные долги, устроюсь на нормальную работу, заберу моего омежку из этого херова притона, хоть насильно, но притащу его в свою комнату в общаге, посажу на колени, примотаю скотчем и не отпущу больше никогда в жизни! Изредка только буду кормить его шоколадками и поить тёплым молоком — самая омежья жрачка… У Карена Лозбуда совсем расплавились все извилины и вытекли через не закручивающийся кран? А я и не спорю!
Что именно я перевозил, мотаясь сутки напролёт по городу и окрестностям, можно было только догадываться. Чаще наркоту, запрещённые фармацевтические препараты, контрафакт, иногда оружие, даже деньги, всегда в запечатанных баулах, переклеенных особыми лентами пакетах, сумках с кодовыми замками. Изредка доводилось кого-нибудь сопровождать, выступать в роли телохранителя, но редко: для таких целей мои работодатели обычно использовали профессионалов, а с меня какой «нянька»? Не спрашивать обо всём этом мозгов у меня хватало, и обострившееся от нескончаемых стояков и не проходящей тупой боли в голове и шее чувство самосохранения тихо так, но настойчиво шептало: «Не лезь, кто меньше знает — тот крепче спит».
Правда, крепко спать всё равно не удавалось. Сны, яркие, до невозможности реалистичные, с моим омегой в качестве главного персонажа, измучили меня настолько, что однажды я сорвался: не удержался, вскрыл пакет, который должен был утром доставить клиенту, наглотался капсул и вырубился. На сутки! Сначала стало легче: помню, что реально чувствовал запах Джоя, видел очертания его фигурки, ловил губами солёные капли, отчего-то бежавшие из глаз омеги. Мальчик мой, ну, что за сырость? Сейчас всё высушу, вылижу, обласкаю, сожму так, что задохнёшься от счастья. Вот я долбоёб! Неужели так больно? Всё-всё-всё, аккуратненько, нежно, ты потерпи, сейчас исправлюсь… Потом вдруг стало тошно от того, что я понял — это сон, бред. Нездоровый дурман в голове и всём теле. Моего омеги нет рядом, нет в комнате, нет в моей постели, нет вообще нигде. А есть нудное такое желание прекратить весь этот тягостный идиотизм, ну, например, тупо вскрыться… Ничего так мыслишки для альфы? Сон — не сон? Подсознание отрабатывает все мои желания и сомнения, выставляя их напоказ в не очень-то приятном свете?.. Потом помню — не помню… Мне не снился Джой, мне не снился секс. Я просто где-то летал, бегал, кого-то ловил, толкал, возносился над землёй без всяких подручных средств. У меня в буквальном смысле выросли крылья. Вот клянусь! Они сначала мучительно долго выворачивали спину, тянули, скручивая позвонки, горячей болью до самого паха, а потом, окрепнув, подарили мне такое восхитительное чувство! Не полёта, а полной свободы! Я расправил их, вздохнул полной грудью… и услышал хлёсткую брань. Бэджер? А он тут что делает? Улечу-ка я от него, от обидных слов, вгоняющих в краску, от так некстати нахлынувшего чувства собственной неполноценности и зависимости… Улететь мне не дали. Плеснули ледяной водой и отпинали со знанием дела: больно было очень, орал я так, что охрип, а повреждений никаких не осталось. Бэджер самолично пересчитал все капсулы из пакета, заявил, что я не человек, а бык, если после такой дозы ещё живой, и записал на счёт долга Карена Лозбуда ещё одну кругленькую сумму. В общем, обошлось…
Несколько раз, когда совсем становилось невмоготу, когда от выпитого бодяжного алкоголя начиналась икота, я звонил Джою. Вернее, набирал номер телефона гримёрки Кондора, ждал, когда снимут трубку и давал «отбой». А что я мог ему сказать? Что люблю? Да, вот речи настоящего альфы… Что выбрал его? А он рассмеётся и заявит, что такая дешёвка ему на хер не нужна? И вообще, о каком выборе идёт речь — он же почти подросток. Если уж приходить к нему — то с чем-то конкретным, чтобы были понятны серьёзные намерения. Вот решу проблемы, отработаю долг — тогда может быть. Может быть… А если я всё это придумал? Нет никакого «моего» омеги? А Джой обычный молокосос, умеющий талантливо вертеть своей сладкой попкой? Мало разве таких омег-разводящих? Ну, просто свихнулся я малость от городской вольницы и работы в таком весёленьком местечке? Недаром же в Кондоре персонал так часто меняется? Беты ещё как-то держатся, а альф-сторожил по пальцам пересчитать можно. Вредность, так сказать, корпоративные издержки… А перед глазами у меня так и пылал заледеневший взгляд Джоя, его прижатые к стене плечи, халат, перетянутый на талии крепким узлом. Не развязать — только резать… И с каждым днём тот взгляд представлялся мне всё более равнодушным и мёртвым. Отчаяние омеги сменилось тихой ненавистью… А было ли то отчаяние, было ли хоть что-то? Почему я решил, что он переживал и расстраивался из-за меня? Какая же хрень!
А услышать голос омежки я себе вообще не мог позволить. Сорвусь — всё полетит к чертям, вся жизнь, моя и его, натворю таких дел, что даже мечты разбегутся! Я себя знаю! Теперь знаю альфу Карена Лозбуда…Труса, зашоренного на тупых предрассудках и сомнительных ценностях сомнительной цивилизации…
Я видел его один раз. Через пару дней после того случая в туалете. Долго ждал в подворотне соседнего с клубом дома. Думал, что сейчас-то всё и решится… Вдруг на мобильник позвонили. Вкрадчивый и почти ласковый голос господина Бэджера сообщил, что если я не уйду из своей засады немедленно — то меня найдут на разных помойках в полиэтиленовых пакетах. Наружная охрана Кондора сработала чётко — быстро срисовала подозрительного типа рядом с заведением и доложила начальству. «Оставь Джоя в покое, — Бэджер говорил настолько спокойным голосом, что у меня по спине побежали мурашки, и я, словно загипнотизированный, покинул своё укрытие. — Я тебе последний раз говорю — омега не для тебя. Давай, Лозбуд, не бузи там, руки в ноги — и спать. Завтра ты мне понадобишься».
Ноги мои сами собой вяло волочились по мостовой. Хотелось выть от бессилия или спрятаться в глубокой норе и завалить вход камнями. Напиться, обколоться, нажраться такой дряни, чтобы забыть… Зачем ему такой слабак? Ничего из себя не представляющий нытик? Альфа-вырожденец! Ему, моему фиолетовоглазому чуду, такому нежному, такому, такому, самому лучшему мальчику на свете…
Когда из-за поворота появилась фигура в клетчатой куртке и толстом шарфе на пол лица — я остановился и улыбнулся. Похож был, наверное, на типичного идиота — клиническая картина во всей красе, как по учебнику «Популярная психиатрия в картинках». Джой приспустил свой шарф, поводил пальцем по губам, набрал воздух в грудь и выпалил тихо, отрывисто, хлёстко:
— Ненавижу! Кобель! — посмотрел на меня своими невозможными оливковыми глазами, усмехнулся и добавил почти без эмоций: — Ничего личного! Разрешите пройти.
Я смотрел ему вслед. Долго. Не шевелился. Двери Кондора давно закрылись, а я всё никак не мог сдвинуться с места. Надо было догнать, объяснить, завалить, трахнуть прямо на тротуаре, прижать к вот тому фонарному столбу, стянуть с него штаны и вставить так, чтобы уж если и выполнит Бэджер свои угрозы — то хоть было что перед смертью вспомнить! И чтобы молокосос запомнил альфу, своего альфу!
Объяснить, объяснить… Меня вывел из ступора тихий кашель. Господин управляющий протянул прикуренную сигарету, буквально впихнул её мне в рот, развернул меня, как безвольную куклу, на сто восемьдесят градусов и, проворчав: «Ну, парень, и что я с тобой, придурком, вожусь? Всё равно нарвёшься. Эх…», повёл к станции подземки…
*
На новое задание меня выдернули внезапно в совершенно неурочное время. Первый выходной за две недели. Ночь я гулял в дешёвом борделе. А какой мог себе позволить — в таком и гулял. Никаких выкрутасов: самопальная выпивка, не вполне свежая закуска, не слишком презентабельная, не очень молодая и, вероятно, не совсем чистая дамочка, и полчаса времени. Что успел — то и получил. Благо, член мой долго уговаривать не приходилось, позорная для нормального альфы скорострельность обернулась аж двумя вполне впечатляющими оргазмами, кончил я так бурно, что вызвал у проститутки возглас восхищения. Но вот когда во время второго захода, под финал, у меня начал напрягаться узел — женщина вытаращилась полными ужаса глазами, заявила, что я извращенец, посоветовала накопить денег на омегу и вытолкала взашей, побросав мою одежду в коридор.
