— Мальчик всё рассказал. Если соврал — ему же хуже. Так что, думаю, сказал правду. Ты… смог отказаться от течной омеги? — в голосе Шегальского звучало искреннее удивление и даже восхищение. Он подержал взгляд на моём прикрытом курткой стояке и покачал головой. Я только коротко кивнул. — Ну-ну. Любишь его? — от этого вопроса меня качнуло: послышалось? — Любишь омежку? — как-то хищно, с издёвкой улыбнулся Шегальский.

Я не шевелился и молчал. Из комнаты вышел хмурый Джой, остановился, подперев плечом отделанную лакированной древесиной арку. Мой Джой.

— Люблю, — сказал я своему омеге. Тот отвернулся, но не ушёл.

— Силён, бродяга! — довольно хлопнул меня по плечу Шегальский и громогласно рассмеялся. — Ну, ребятки, ну, птенчики, повеселили вы меня. Я думал, что такого уже и не бывает. Сам, знаете ли, когда был молодой… Хотя, вам это знать не обязательно. В общем, так, — его лицо стало серьёзным. — Я человек дела, а не святой. Отпустить омегу не могу. И не хочу. Он мне теперь, — с какой-то… нежностью посмотрел он на Джоя, — нравится ещё больше, чем раньше. Сокровище, а не омежка. Но и ты, — обратился Шегальский ко мне, — не дешёвый фрукт. Первый раз такого живьём вижу. Поэтому давай так. Я же… не зверь, в конце концов, — ухмыльнулся он. — Даю тебе, парень… скажем, год. Через год приходи — заплатишь мне за омегу, ну… процентов десять от того, что я на него потратил, с учётом износа так сказать, — пошлый смешок Шегальского чуть не сдёрнул мой кулак впечататься в его лощёную рожу. Но я сдержался. Как? Не знаю.

— Я же говорю, силён, — довольно покивал Шегальский. — Ты, парень мне, определённо, нравишься. Могу, если тебя твой Бэджер не пристроит, порекомендовать солидным людям. Нет? Ну смотри. Если что, обращайся, такие кадры на дороге не валяются. Так вот, приходи через год. Не шучу. Заплатишь мне сто тысяч. И… если не ты, не твой омежка не передумаете — отдам его тебе. Обещаю. А ещё обещаю обращаться с ним, — Шегальский томно посмотрел на опустившего плечи Джоя, — ласково и не обижать.

Джой прикусил губу, но поднял на хозяина дерзкий взгляд, тот аж зашёлся от судорожного вдоха.

Я стоял, вообще, не жив, не мёртв. И не понимал, что он мне говорит. Что? И как к этому относиться.

— Я дал тебе слово, — подытожил хозяин. — Кроме меня твоего омежку никому не дам. За это не волнуйся и… я же не дурак, чтобы портить такой товар. Так что теперь всё в твоих руках, курьер. Деньги на обратную дорогу есть? — он сунул мне в кулак скомканные купюры, видя мой не вполне адекватный взгляд, переложил их в карман моей куртки, похлопал по спине и, посмеиваясь, вытолкал за дверь. Последнее, что я увидел, были пронзительные ярко-фиолетовые глаза Джоя и его припухшие бледные губы, что-то шептавшие и шептавшие…

*

Я до сих пор часто думаю, что шептал тогда Джой, а спросить у него боюсь. Зачем тревожить любимого всякими пустыми болезненными воспоминаниями… То ли «люблю», то ли… Скорее всего «Приходи за мной!» Именно так мне хотелось думать весь тот год…

*

Бэджер настоял, чтобы я отдохнул в больнице, вызвал мне медицинскую машину прямо в Кондор, так что все праздники я провёл под капельницами и на уколах. Странно себя чувствовал… Господин управляющий приходил ко мне чуть ли не каждый день, развлекал какой-то чепухой, болтал без умолку. Мне казалось, что он юлит или признаёт свою вину. С чего бы это? Несколько раз намекал, что из-за отлично доставленного мною «груза» репутация Кондора заметно выросла, вообще господин Шегальский настолько доволен, что предложил клубу очень выгодные контракты. Я не слишком пытался вникать во все эти дела, ощущал себя заторможенным, растерянным, по-настоящему больным. Но вскоре это состояние начало проходить, сменилось заметным прояснением и…тоской, замешанной на злости.

Прямо перед самой выпиской из больницы ко мне снова завалился Бэджер, навеселе, смурной и довольный одновременно. Он долго балагурил, угощал медсестёр дорогими конфетами с ликёром, строил глазки молоденькому смазливому медбрату и, кажется, уговорил его на свидание, меня всё время пытался напоить коллекционным шампанским. А перед уходом, уселся передо мной на подоконник и тихо заговорил:

— Я не специально тебя послал, Карен. Так получилось. Возникли проблемы, я без людей остался, а тут такая сделка. Нельзя было упускать. А тебе я доверял. Видел же, как ты на омежку загоняешься, а держишься. Вот и вышло так. Врача-прощелыгу, что так Джоя подвёл, уволил сразу, штраф с него высчитал… Я… тобой, Карен, восхищаюсь. Не смейся. Вот я когда-то не смог устоять, хотя и считал себя серьёзным альфой, крутым, а не похотливым самцом. Мой брат — омега. Вот мы с ним и… Течка — есть течка, я до тебя не слышал даже, чтобы альфа перед течной попкой свернул. Вот и мы с братом… Оба хотели, никакого насилия. Только я до сих пор себе это простить не могу и смотреть ему в глаза не могу. А ты… Тебя Шегальский не зря нахваливает. Уже всем про твои подвиги уши прожужжал. И Джою твоему у него хорошо. Ну, не смотри ты так, парень! И не отворачивайся. Это жизнь. Такая, какая есть. Джой молодец, омега, ребёнок почти — а настоящий мужчина. И он тебя любит, верно говорю. А то, что он сейчас с другим… Так это же по необходимости. Это не предательство, не измена. Согласен? Жизнь, чтоб её.

Бэджер достал пачку сигарет, хотел прикурить, но смял тонкую хрустящую трубочку пальцами, раздавил в цветочном горшке, продолжил, внимательно глядя мне в лицо:

— Год. Всего год. Реальные условия. А потом вы будете вместе. Если захотите, конечно.

Я не удержал возмущённого взгляда.

— То-то! Значит, любишь! — улыбнулся Бэджер. — Вижу же. Если бы не любил, разъебал бы мальчишку в пух и прах. А ты… В общем так. Не киксуй. Держись. Полечился от стресса — выходи на работу. Долг я тебе списал. Начинаешь зарабатывать с нуля. Курьером или вышибалой — не твой уровень. Тебя с твоей репутацией теперь многие захотят к рукам прибрать, но надеюсь, что ты не бросишь старика Бэджера? А, сынок? Есть два варианта твоего дальнейшего трудоустройства. Конечно, ты можешь послать всю мою лавочку нахер и… будешь, возможно, прав. Я бы и сам послал. Только не факт, что моими делами будут заниматься адекватные люди. Надеюсь, понимаешь, о чём я. Вот и предлагаю тебе подключиться к нашим кондоровским аукционам. Работа сложная, опасная, нервная. Клиенты со странностями, извращенцы почти все, омеги, течки — сам понимаешь. Но никто лучше тебя с этой работой не справится. И если есть и будет спрос на омежью девственность и эструс, то почему бы не помочь мальчишкам нормально и безопасно на этом зарабатывать, а не шариться по притонам и влипать в неприятности? Извращённая логика и мораль? А пусть хоть такая. Я не святой, деньги люблю и не скрываю этого, я всего лишь считаю, что если из двух зол выбрать меньшее — то это уже очень много. Так, обдумай, значит. Полностью передам тебе аукцион и предложу, ну скажем, четверть от чистой прибыли. Есть ещё вариант. Можешь пойти на госслужбу. Рекомендации тебе состряпаем, а мне нужны свои люди в государственных структурах. Слышал, небось, что открывают первую колонию для осуждённых омег. Можешь устроиться сразу помощником коменданта, есть такая возможность. Там жалованье поменьше будет, чем в Кондоре, но перспективы огромные, взятки опять же, откаты. И снова сможешь пользу принести реальным людям, попавшим в беду. Это не пустые слова. Вот и думай, сынок. А я пойду. А то там меня этот красавчик в белом чепчике ждёт, — сладко потянулся Бэджер и причмокнул губами. — Такие мальчики сочные ходят рядом, а ты мух не ловишь. Однолюб, что ли? Редкий фрукт.

Господин управляющий показал мне от двери пошлый жест и удалился весьма довольный. Я решил уже сейчас, с вечера, собрать сумку с вещами, а то завтра будет сумасшедший день — консилиум по поводу моего здоровья, надеюсь, что выписка, возвращение домой. Или нет, к чёрту эту тараканью нору, сразу сниму себе маленькую квартирку рядом с Кондором. Не очень-то мне нравится всё то, что предложил Бэджер. Странно он говорит. Вроде, и соглашаюсь с ним, и понимаю, что он не прав. Но… Мне предложили серьёзную работу, которая позволит заработать хорошие деньги. Я надеюсь, что смогу делать её так, чтобы не очень страдала моя совесть и моральные принципы. Хотя… Какие к чертям собачьим принципы, если мне надо за год скопить сто тысяч для Шегальского, устроить сносное жильё, подготовиться к приезду Джоя, чтобы мой мальчик ни в чём не нуждался. А там на свадьбу денег надо уйму, на путешествие, на колечко приличное. А на деток? В общем, мне есть для чего жить, это главное, а год… Пролетит — не замечу. Если станет совсем тяжко… сниму в борделе кого-нибудь почище и потоньше, тёмненького, широкоплечего, оттрахаю его от души… или… лучше вспомню губы моего Джоя, который шептал не иначе, как «Приходи за мной!» или «Люблю тебя, Карен!», а, может быть, и то и другое вместе, и его оливковые глаза из-под разноцветной чёлки — и всё наладится, всё обязательно будет хорошо!..