Так я думал и так жил примерно полгода. А потом пришло письмо от Джоя…
Глава опубликована: 30.07.2013
Редактировать текст главы
=10=
Всё наладится, всё обязательно будет хорошо, немного подождать, поработать, и мы будем вместе — сбудется то, о чём я мечтал!
Так я думал и так жил примерно полгода. А потом пришло письмо от Джоя. Как раз в тот день, когда я открыл свой первый личный счёт в Национальном Банке и положил на золотую карточку пока не астрономическую, но вызывающую уважение у банковских клерков сумму, Бэджер передал мне конверт с несколькими заграничными штемпелями — письмо пришло издалека, я понял, что Джой со своим хозяином живёт на каких-то островах в тропиках. Пальмы, белый песочек, ласковое море, дорогие коктейли и нежный сладкий омежка, благодарный, старательный. Не знаю, с чего я завёлся, только взяв этот дурацкий конверт в руки, наверное, учуял запах Джоя, или просто сорвалась пружина, которую я так тщательно заворачивал и заталкивал в себя все эти месяцы. Мечты, надежды, упрямое сказочное благородство… Нежелание видеть очевидных вещей и смириться с поскудной реальностью!
Когда начал читать ровные красивые строчки, написанные изящным почерком, думал, что отключусь, даже зарычал в голос, а потом как-то вдруг сник, расслабился и просто тупо шевелил губами, с трудом пытаясь вникнуть в содержание письма.
Джой сначала писал какую-то вежливую чушь, потом зачем-то нахваливал замечательный характер господина Шегальского, называя его время от времени Павлом. Хвастался городами, новыми местами, в которых удалось побывать, диковинками, произведшими самое сильное впечатление. Какой-то отчёт, блядь! Отзыв для бюро путешествий.
«У меня было уже две течки, сейчас как раз третья».
В глазах потемнело, голова наполнилась гулом, шорохами, треском. Я не поверил своим глазам, поморгал и внимательно вчитался в текст.
«Такое бывает в начале половой жизни. Врачи говорят, что со мной всё в порядке, только правильный цикл никак не установится. Или я вообще буду частотекущий: шесть течек за год, пока, вроде, так».
Я почувствовал во рту металлический привкус — язык, что ли, прикусил, губу?
«Павел со мной очень нежен. В простые дни он меня не трогает, но мы прекрасно проводим время, а в течку я сам прошу, и он приходит два-три раза в день. Мне нужно больше, но врачи говорят, что так часто спариваться нельзя. И Шегальский устаёт. Я привык и не стесняюсь. А чего стесняться? Всё же естественно. Течный омега не может без альфы, я это уже понял. Когда всё нутро горит, то хоть с палкой будешь трахаться, но требуется-то сперма и замок, без этого омеге труба. А Павел заботится обо мне. Не заставляет делать ничего такого, чего бы я сам не хотел. Даже минеты только тогда, когда мне самому не терпится. У него очень толстый член, и иногда он не нарочно рвёт меня. А узел — вообще первый раз меня раскурочил, я чуть кровью не истёк, и сперма совсем не держалась. Потом я привык. Кнот, замок — это самое сильное наслаждение для омеги. Никакой оргазм не сравнится. Без члена вообще можно прожить, а вот без узла альфы внутри — нет. Я часами не отпускаю кнот Шегальского, Павел начинает ворчать и называет меня ненасытным мерзавцем. Да, я такой, ненасытный и мерзавец. Очень люблю, когда меня трахают в течку и всё время мечтаю об этих днях, когда можно будет почувствовать удивительное наслаждение от замка. Чтобы не забеременеть, я пью специальные таблетки, они вообще для организма полезные».
Я тупо смотрел на листы, исписанные странно прыгающими перед глазами буквами, норовящими вообще соскочить с бумаги и пуститься вскачь по комнате, потом подпалил бумагу от зажигалки, подождал, пока письмо вместе с конвертом превратится в корявую кучку чёрного дурно пахнущего пепла. Достал из шкафчика бутылку бренди и, присосавшись, как к соске, опустошил её до дна, даже не поморщившись…
— Понятно, — лицо Бэджера расплывалось, двоилось, троилось, меняло цвета в произвольном порядке: то краснело, то синело, то зеленело. — Проверочку не прошёл. Как был сраным курьером, так и остался? Размазня и тряпка, паршивый трус, дохляк, а не альфа…
— Ты помнишь, откуда я тебя вытащил? — пришёл в себя я в ванне с обжигающе-горячей водой. Ни хрена себе! Лежу голый в пене и слушаю монотонный немного насмешливый голос шефа. Голова не болит, но как-то слишком гулко звенит изнутри, глаза щиплет от яркого света, пить хочется, но вода вокруг противная, мыльная.
— Э! Наглотаешься — снова тебе желудок чистить? И так весь салон в моём авто заблевал, — Бэджер дал мне несильную оплеуху и протянул стакан с чем-то кисленьким, пузырящимся, который я и осушил; полегчало. Мысли прояснились, хотя… какие мысли?
— Так помнишь или нет, где гулял? — ласковый тон шефа вызывал нешуточную тревогу: знаю я, что стало с теми, с кем управляющий Кондора разговаривал таким тоном… — А! — махнул он рукой. — Бесполезно спрашивать. Я тебя выдернул из борделя. От наших конкурентов. Свинство! Ты им вручил чек на свою месячную белую зарплату и заказал нескольких омег сразу. Хорошо, что напился и не смог ими воспользоваться. И вообще… Знаешь, Карен, я считал тебя серьёзным мужиком, доверял, а ты хлюпик? — Я поднырнул под мыльную воду, выдохнул, пуская пузыри, вынырнул, протёр глаза: нет, ничего не изменилось, тот же нехороший гул в башке, та же ломота во всём теле, тот же шеф, что-то наставительно твердящий до тошноты спокойным голосом. Пиздец! — Письмо от Джоя сжёг?
Вот тут я очухался и, если бы не был голый, то вскочил бы в полный рост. Бэджер заметил мой злой взгляд и бросил мне толстое полотенце:
— Давай вылезай, поговорим…
— Дурак! Теперь ты понимаешь, какой ты дурак? — ходил вокруг меня Бэджер, будто тигр. — Дур-р-рак! — и рычал почти по-тигриному. — Мальчишка! Дешёвка! Не зыркай на меня! Дешёвка и есть! Так глупо, тупо понять письмо омежки! Так примитивно! Да, я читал! Подло? Ага, я вообще много в жизни совершил подлостей, одной больше, одной меньше. Читал потому, что Джой просил за тобой присмотреть. Да! Что выпучился? Ты дурак, а он тебя любит. Только не знает, как вам жить дальше. Слишком много на омежку свалилось. Полгода осталось, меньше даже. Шегальский слово сдержит: выкупишь Индмана, отдаст за сто штук. А что сам Джой думает, чувствует, тебе интересно хоть на минутку? Ты знаешь, каково это для омеги принадлежать своему альфе, а жить, трахаться, блядь, с другим? Ты знаешь, как его выворачивает от запаха чужой спермы? Как больно держать в себе ненавистный узел? Ну да, кончает, получает удовольствие, разрядку — на то он и омега, чтобы во время течки подставляться всем без разбору и без угрызений совести. Это природа, никто не виноват, против природы не попрёшь. Но любит-то он только тебя, своим мужчиной только тебя считает! А ты!..
— Как это? — ошалело хлопал я глазами.
— Что тебе не понятно?
— Шегальский Джоя лишил девственности, он спит с ним уже третью течку, Джой мне это описывает, и после всего я должен считать себя его мужчиной? — я недобро усмехнулся.
— Дурак и есть, — развёл руками шеф и ткнул меня кулаком под рёбра. — Придётся тебя снова в курьеры разжаловать. Да, там тебе самое место. Ты знаешь, откуда Джой родом? Рассказывал он? Из Черногорской Долины, у них там обычаи свои. Слышал? Кто первый омегу лишает девственности, тот им всю жизнь и владеет. А лишить девственности черногорца-омегу, это не кнотом его зацепить, а сперму свою смешать с его смазкой. Они так по древнему обычаю супружеские союзы скрепляют. Часто рано совершают брачные обряды, омеги не достаточно зрелые, кнот может повредить, попортить нутро, а вот пометить юного омежку семенем во время первой течки — это и значит взять его себе. На будущее, на всю жизнь, чтобы никто другой не зарился. Понятно, олух? Шегальский формально лишил Джоя девственности, но принадлежит Индман тебе!
— Как это? — я ничего не понимал. Какой-то кошмар! Снова, что ли, напиться? — А зачем тогда он такое письмо прислал? Зачем описывал это всё? Я что железный? Я порадоваться за него должен? Может свечку господину Шегальскому подержать, чтобы удобнее было моего омегу ебать? Или узел ему погреть?