Отмечая выдающиеся заслуги А. И. Тодорского в разгроме ферганского басмачества, Президиум ЦИК СССР наградил его орденом Красного Знамени[237]. 7 ноября 1923 года, во время парада войск Ферганской области в городе Коканде, к груди Тодорского была прикреплена эта боевая награда[238]. Это был четвертый орден Красного Знамени, заслуженный им. Не многие герои гражданской войны удостаивались такого! (Четырьмя орденами Красного Знамени, включая орден Красного Знамени РСФСР, боевые ордена других союзных республик и почетное революционное оружие, были награждены за подвиги в гражданской войне всего 11 человек: B. К. Блюхер, С. С. Вострецов, С. С. Каменев, Г. И. Котовский, Н. В. Куйбышев, А. И. Тодорский, И. П. Уборевич, Я. Ф. Фабрициус, И. Ф. Федько, Г. Д. Хаханьян, И. И. Хорун. Пятью орденами Красного Знамени были награждены два человека: C. М. Буденный и И. С. Кутяков.)

После окончания летней кампании 1923 года Тодорский был командиром и комиссаром 2-й Туркестанской стрелковой дивизии, временно исполняющим дела командира 13-го стрелкового корпуса в Бухаре, помощником командующего и членом РВС Туркестанского фронта, председателем фронтовой аттестационной комиссии, временно исполняющим дела командующего фронтом. Много сил и энергии отдавал он партийной и советской работе, избирался членом Туркестанского ЦИКа и Ферганского обкома партии, был делегатом XII Всетуркестанского, XI Всероссийского и II Всесоюзного съездов Советов.

...Январь 1924 года. Громом грянула весть: умер Ленин. Тодорский вместе с другими делегатами II Всесоюзного съезда Советов с болью в сердце встречал траурный поезд, прибывший из Горок на Павелецкий вокзал. На следующий день он нес траурную вахту у гроба вождя в одной из смен почетного караула.

Смерть Владимира Ильича Ленина была для Тодорского глубоким потрясением, огромным личным горем. Впоследствии он писал: «Вся моя политически сознательная жизнь неразрывно связана с именем Ленина. Он помог мне стать на позиции единственно правильного мировоззрения. Пример самого Ленина всегда помогал мне преодолевать затруднения и находить наиболее верное решение в сложных вопросах армейского строительства, в моей партийной и литературно-общественной работе»[239].

Богатый боевой и жизненный опыт позволял Тодорскому успешно справляться с ответственными заданиями командования. Однако, задумываясь о будущем, он все яснее осознавал острую необходимость пополнить свои научные знания.

В Государственном архиве Калининской области хранится копия рапорта Тодорского Реввоенсовету Туркестанского фронта с просьбой возбудить ходатайство перед РВС СССР о направлении его на учебу в Военную академию РККА. Обосновывая свою просьбу, Александр Иванович писал, что полная ликвидация басмачества в Фергане предоставляет ему возможность взяться, наконец, за военную учебу, «так как краткосрочный курс школы прапорщиков, пройденный более 9 лет назад, в счет теоретической подготовки брать абсолютно нельзя». Пребывание в Военной академии, подчеркивал Тодорский, «позволит мне, с одной стороны, приобрести необходимые военные знания, а с другой – даст возможность проработать весь практический боевой опыт для пополнения истории гражданской войны (а отчасти и войны империалистической)».

Просьба Тодорского была удовлетворена, и в августе 1924 года он выехал из Ташкента в Москву. Путевку в новую большую армейскую жизнь дал Тодорскому М. В. Фрунзе, который в то время был заместителем председателя Реввоенсовета СССР, начальником штаба Красной Армии и по совместительству начальником и комиссаром Военной академии РККА. Дело в том, что для поступления в академию нужно было сдать вступительные экзамены по целому ряду военных и общеобразовательных дисциплин, времени же на подготовку к ним у Тодорского почти не было. Тогда он решил обратиться к Фрунзе. Храня самую добрую память о Михаиле Васильевиче, вспоминал Тодорский, «я смело вошел в его кабинет. У него сидели хорошо знавшие меня С. М. Киров, Ш. З. Элиава и К. Е. Ворошилов. Фрунзе с живым интересом расспросил меня о туркестанских новостях – он знал там чуть не каждую тропку – и весьма сочувственно отнесся к моему намерению поступить в академию. Когда я высказал свои опасения, что вряд ли успею в столь короткий срок подготовиться к экзаменам, Михаил Васильевич предложил своим собеседникам неожиданный для меня выход:

– Как вы думаете? По военным предметам товарищ Тодорский уже сдал экзамены на фронте, а сдачу гражданских отсрочим до рождества. Возражений нет? Поздравляем с принятием в академию.

Так в течение каких-нибудь двадцати минут решился важный вопрос моей командирской жизни»[240].

В годы учебы Тодорского в академии в ее развитии наступил новый этап: были произведены важные организационные изменения в ее структуре, перестроена программа и методика обучения. Вся подготовка командиров Красной Армии строилась на основе использования опыта первой мировой и гражданской войн, с учетом изменений в вооружении и организации войск. Живое участие в улучшении методов преподавания принимали сами слушатели. Профессор тактики А. И. Готовцев писал в очерках истории академии, что многие слушатели, в том числе А. И. Тодорский, приносили преподавателям большую пользу, вели активную борьбу за улучшение методики преподавания[241].

Вскоре после поступления Тодорского в академию в ее партийной организации развернулась острая идейная борьба с троцкистами. Группа оппозиционеров, тесно связанная с Троцким, пыталась повести парторганизацию за собой. Однако коммунисты-ленинцы дали фракционерам решительный отпор. Много лет спустя, выступая перед личным составом Военной академии имени М. В. Фрунзе (имя Фрунзе было присвоено академии после смерти полководца), Тодорский говорил: «Никогда не забыть наших бурных партийных собраний, на которых мы распознавали за цветистыми фразами демагогов-оппортунистов враждебные антисоветские силы. Вместе со всей партией наша академическая партийная организация отстояла ленинизм, защитила идейное и организационное единство своих рядов»[242].

В конце 1925 года на общем партийном собрании академии, продолжавшемся три вечера, выступили многие члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК РКП (б), члены ЦК партии. Шли исключительно горячие споры по актуальным вопросам внутрипартийной жизни[243]. Коммунисты осудили недостаточно четкую позицию центрального партийного бюро академии и переизбрали его. Секретарем нового состава партбюро стал слушатель 2-го курса основного факультета А. И. Тодорский.

15 января 1926 года центральное партийное бюро утвердило тезисы доклада Тодорского «О дальнейшем упорядочении партработы в ячейке академии». Основная задача коммунистов академии, подчеркивал Тодорский, «сделать нашу ячейку еще более сильной и сплоченной на основе правильного понимания ленинизма, повысить учебную дисциплину и академическую успеваемость, изжить отмеченные недостатки и в общем и целом поднять академию на достойную ее задач высоту»[244].

Центральное партийное бюро взяло под контроль учебу слушателей, добивалось повышения идейной зрелости, активности коммунистов, руководило деятельностью отделения военно-научного общества, партийно-политическим просвещением личного состава академии. Самое деятельное участие во всей этой работе принимал Тодорский, пользовавшийся большим авторитетом и уважением у слушателей и преподавателей. Он твердо и умело направлял работу партийного бюро академии на решение насущных задач. Когда выявились серьезные недостатки в преподавании предметов социально-экономического цикла, изучение которых было мало связано с жизнью армии, партбюро глубоко проанализировало состояние дел и приняло решительные меры по улучшению преподавания общественных дисциплин. Состав преподавателей был пополнен квалифицированными работниками, стойкими большевиками. В 1925/26 учебном году в академии была создана кафедра политической работы в армии. Изучение и практическое освоение курса партийно-политической работы в армии способствовало подготовке идейно зрелых красных командиров[245]. Для работы среди московских трудящихся партбюро ежегодно выделяло триста агитаторов и пропагандистов.