В странах Востока в XIV веке было, конечно, немало поэтов, сравнимых с поэтами нашей книги по силе художественного видения и тонкой остроте чувств. Но с кем из западных современников можно было бы их сравнить и сопоставить? Как ни удивительно — действительно разве что с Данте и Петраркой, о чьем творчестве наши поэты вполне могли быть и осведомлены, — достаточно вспомнить, насколько прочны и постоянны были связи между Генуей, Венецией и процветающими городами Золотой Орды.
Сказанное, конечно, не значит, что мы наблюдаем здесь прямое сюжетное влияние: слишком своеобразна золотоордынская поэзия и слишком глубоки ее корни в поэзии древнетюркской, арабской и персидской. Но оставим в стороне литературоведческий анализ — каждый читатель может составить о книге собственное мнение. Завершая свое предисловие, переводчик хотел бы посвятить этот труд своему живущему ныне в иных мирах сыну Василию, — только сердечная боль и осязание его присутствия помогали продолжать работу над этой книгой в первый, тяжкий год отцовской утраты. Переводчик, который не понаслышке знает, как шумит волжский ветер на вершине сохранившегося средневекового минарета Великого Болгара, хотел бы, чтобы читатели этой книги могли вместе с ним представить цветущую культуру городов Золотой Орды, в которых были не только величественные здания, шумные рынки и ремесленные мастерские, но и сады, полные роз, журчащих струй и, конечно же, соловьев: ведь все это было у нас, в России, — разве что семь веков назад! Р. Бухараев 16 сентября 2004 г. Москва Кутб Вступление к тюркскому переложению поэмы Низами «Хосров и Ширин» 1340 год * * * Как много лет душа в неясной смуте Вынашивала мысль о той минуте, Когда я к шаху проявлю почтенье, Свой труд ему представлю на прочтенье. И сердце, победив души волненья, Сказало мне: «О Кутб, оставь сомненья, Дерзай, уж вечер жизни наступает, Смолчишь — кто о труде твоем узнает? Свершив, вслед Низами, свой труд великий, Снеси его к подножию владыки, Дастан [28] свой посвяти царю с царицей, Чтоб милость их сошла к тебе сторицей». Что ж, сердце — властелин над царством тела, Душа ему перечить не посмела, И внял я тотчас сердца повеленью, Предав свои сомнения забвенью. О шах, душою к истине ревнуя, Из меда Низами сварил халву я. По-тюркски вязь персидского узора Я переплел для царственного взора И зачерпнул из озера созвучий Живой воды для радости могучей. Шах снизошел ко мне, и свет Аллаха Развеял тьму, и дух восстал из праха. И речи соловей забылся в пенье, И создал я вот это посвященье. Хотел я, к сим вратам придя без страха, Дар принести, достойный падишаха. Пройдя в скитаньях беды и тревоги, Я наконец достиг конца дороги. Пускай была стезя моя неспешна, Я прямо шел, а прямота безгрешна. Сполна постиг я мудрость изреченья: «Блажен достигший места назначенья!» Аллах, не видя в замысле стяжаний, Послал мне исполнение желаний. Хвала Ему, я одолел дорогу, Сбылись мои надежды, слава Богу. Душе, как птице, был цветник дарован, Кем стать ей, соловьем или вороной? Но выбор прост, коль явь подобна чуду: Ликуй, о соловей, — цветы повсюду! Вселенский сад пронизан нежным чувством, Коль ты влюблен, блесни своим искусством! Любовь влюбленных учит красноречью, И я стихами на любовь отвечу. Ведь если есть любовь, совсем не диво, Что соловья мольба красноречива! Любовь — михраб [29] в мечети мирозданья, С любовью постигай любви признанья. В ком нет любви, тот мертвецу подобен: Он к осознанью мира не способен. Когда б Аллах послал любовь собаке, Она б постигла речь, забыв о драке. Когда бы не любовь, Земля б не стала Кружить в пространстве, все бы отдыхала, Прогнулись бы давно земные своды, И в бездну провалились бы народы. Когда б любовь морями не владела, Чего б им было бушевать без дела? Свет повидав, — «В чем тайна мирозданья?» — Я вопросил у своего сознанья. «Весь мир любовью движется от века, — Услышал я. — В любви — суть человека». Душа моя, познав любви стремленье, Сменила холод сердца на горенье, Начав дастан в любовной благостыне, Вселенную к любви зову я ныне. Хорезми «Мухаббат-наме», или Послания о любви 1354 год * * * Во имя Бога славя мирозданье, Любви я посвятил свое созданье. Жемчужинами небо осветил Он, Казной любви людей обогатил Он. И свет, и ночи тьма — Его созданье, На слове Он восставил мирозданье. Семь вышних сфер над золотою крышей В шесть дней Он сотворил, Аллах Всевышний. Он соколу находит в небе цаплю, Луною полной делает Он каплю, Он дарит взору родинки блаженство, Создав кудрей и стана совершенство. Он гиацинт растит в земле весенней, Он розу поселяет между терний, Алмаз творит из пыли Вещей властью, Сухой камыш переполняет сластью. Могуществом стремит Он реки в море, Жемчужину рождает в тайном створе. Пчеле предназначает розу лета, Слугой лужайки ставит ветр рассвета. По ветру рея, облака и тучи Нисходят ливнем где велит Могучий. Он повелел — и комара зуденье Нимврода довело до исступленья. Всесильный ураган во время оно Он сделал скакуном для Соломона. Дал Моисею посох и молитву, Иосифа Он дал в цари Египту. Он дал в друзья Иакову страданья, Азара чадо спас Он от терзанья [30]. Короной для Исы Он солнце сделал, Вознес Пророка Он в Свои пределы. Стал Мухаммад среди пророков шахом, За страсть свою возлюблен стал Аллахом. И эта страсть святого Мухаммада Отныне мне, безумному, награда. Труд Хорезми благослови же, Вечный, Да не остынет пыл его сердечный! вернуться Михраб — стенная ниша для молитвы, указывающая направление на Мекку. |
