Эта утонченная роскошь кочевой культуры, не вовсе чуждой достижениям древних оседлых цивилизаций, была известна современникам и ранее, хотя бы из свидетельств путешественников XIII века. Еще китайский советник Елюй Чуцай прививал Чингисхану вкус к грамотному государственному управлению, наукам и искусствам. О главной ставке Мунке-хана в Каракоруме, где работали многие восточные и западные мастера, в том числе и некий Гильом Парижский, Н. Карамзин пишет:
Сей Гильйом сделал для Хана огромное серебряное дерево, утвержденное на четырех серебряных львах, которые служили чанами в пиршествах: кумыс, мед, пиво и вино подымались из них до вершины дерева и лились сквозь отверстый зев двух вызолоченных драконов на землю в большие сосуды; на дереве стоял крылатый Ангел и трубил в трубу, когда надлежало гостям пить.
Моголы вообще любили художников, обязанные сим новым для них вкусом мудрому правлению бессмертного Иличутсая, о коем мы выше упоминали и который, быв долгое время Министром Чингисхана и преемника его, ревностно старался образовать их подданных: спас жизнь многих ученых Китайцев, основал училища, вместе с Математиками Арабскими и Персидскими сочинил Календарь для Моголов, сам переводил книги, чертил географические карты, покровительствовал художникам; и когда умер, то завистники сего великого мужа, к стыду своему, нашли у него, вместо предполагаемых сокровищ, множество рукописных творений о науке править Государством, об Астрономии, Истории, Медицине и земледелии.
Джучи, давший имя Великому государству, погиб на охоте в 1227 году — за полгода до смерти самого Чингисхана. Покорение древних земель кипчаков, волжских булгар, Руси и Восточной Европы пало на долю сына Джучи и внука Чингисхана — Бату. Возглавляя самое боеспособное в мире войско и лучшую в мире разведку, он бы в точности воплотил замысел своего великого деда, если бы не стечение обстоятельств, только и спасшее если не Русь, то Западную Европу от монгольского нашествия. Победоносно дойдя до берегов Адриатического моря в 1242 году и услышав там о смерти великого кагана Удэгея в далекой Монголии, войска повернули назад, ибо монгольские царевичи должны были участвовать в избрании нового великого кагана.
Так завершились вселенские монгольские походы, однако завоеванная ими территория от Адриатики до Тихого океана была столь огромна, а число покоренных народов столь велико, что управление этой новой империей потребовало от них и их тюркских преемников уже не столько военного, сколько постоянного политического, законодательного внимания.
Сам Бату-хан, которого на Руси называли Батыем, а в тюркской степи Саин-ханом[2], еще на Адриатике не поладил с другими царевичами-чингизидами[3]. Как сообщают некоторые историки, он избрал своей первой ставкой город Булгар, или, по русским летописям, «Город Ибрагима» — Бряхимов. Именно там, в ста двадцати километрах от Казани вниз по Волге, недалеко от устья Камы существует архитектурно-исторический заповедник «Великие Болгары», где можно и сегодня видеть величественные образцы зодчества эпохи расцвета Золотой Орды.
Номинально Бату, как государь Улуса Джучи, подчинялся великому монгольскому кагану Менгу, однако кандидатура Менгу была выбором самого Бату-хана, так что фактическая самостоятельность Улуса Джучи — будущей Золотой Орды — была обеспечена с самого начала. Хотя ханский трон, согласно заветам Чингисхана, имели право занимать только ханы его крови, собственно этническо-монгольский элемент в Золотой Орде сравнительно быстро растворился среди других, по преимуществу тюркских народностей. То же самое произошло и с элементами монгольской культуры, которые на протяжении веков сохранялись разве что в дворцовом этикете и обиходе золотоордынских ханов.
Причину остановки Бату-хана именно в Волжской Булгарии, чье мусульманское население является прямыми предками казанских татар, видят не только в том, что эта страна, привыкшая к тому времени к четырехвековой государственной независимости, была в XIII веке ареной постоянных антимонгольских мятежей. Гораздо важнее то, что, будучи древней житницей Средней Волги, снабжавшей в трудные годы зерном и соседнюю Суздальскую Русь, Волжская Булгария обеспечивала изможденные походами войска Бату необходимым фуражом для тысяч и тысяч монгольских коней[4].
Позднее Бату-хан перенес столицу в город, получивший название Сарай-Бату — близ современной Астрахани, откуда и правил Великим государством до самой своей смерти в 1255 году.
Русское название «Золотая Орда» впоследствии относилось именно к городам Сарай-Бату и новой, расцветшей уже после смерти Бату-хана столице государства Сарай-Берке, куда русские князья в числе других ездили за ярлыками на княжение.
Эта необходимость, главным образом, и рисуется как самая непосильная тягота «ордынского ига». Исторически, удельные русские князья либо не имели над собой верховной светской власти, либо не подчинялись ей, что было причиной бесконечных междоусобиц. Русский классический историк С. М. Соловьев приводит такую беспристрастную арифметику всех, и западных и восточных, нашествий на русские княжества в золотоордынскую эпоху:
Круглое число неприятельских нашествий будет 133; из этого числа на долю татарских опустошений приходится 48, считая все известия о тиранствах баскаков в разных городах; приложив к числу опустошений от внешних врагов число опустошений от усобиц, получим 232, следовательно, придется по опустошению почти на каждый год.
Как мы видим, из общего числа нашествий ордынцам можно приписать 48, на долю других внешних нашествий приходится 85, тогда как число усобиц в эти годы — насчитывает 99. Говоря о том, что ордынские нашествия бывали опустошительнее ливонских и шведских, С. Соловьев, однако, отмечает:
Не должно забывать, что иго тяготело особенно только в продолжение первых 25 лет, что уже в 1266 году летописец извещает об его ослаблении, что уже в конце XIII века исчезают баскаки, и князья сами распоряжаются относительно выхода (дани. — Р. Б.); что после татарских опустошений, которые были следствием усобицы между сыновьями Невского, до опустошения Тверской области татарами с Калитою и после этого вплоть до Тохтамышева нашествия, в продолжение, следовательно, с лишком 50 лет, за исключением пограничных княжеств Рязанского и Нижегородского. Северо-Восточная Россия не слыхала о татарских нашествиях…
Как мы видим, влияние Орды на внутренние дела русских князей ослабевает уже в конце XIII века. Сергей Соловьев пишет:
После 1275 года не упоминается более о перечислении (переписи. — Р. Б.) — ясный знак, что ханы по разным причинам начали оказывать полную доверенность князьям и что последние взяли на себя доставку дани в Орду; но еще под 1266 годом летописец говорит об ослабе от насилия татарского по смерти хана Берге. Уже князь Андрей Александрович Городецкий взводил в Орде обвинение на старшего брата Димитрия переяславского, будто тот не хочет платить дани хану; конечно, если бы в это время находился в России баскак или главный сборщик податей, дорога, то не родному брату пришлось бы доносить на Димитрия, и хан не стал бы основываться на одних Андреевых доносах; если же в этих делах были замешаны и баскаки и дороги, то каким образом летописец умолчал о них? …Таким образом, через удаление баскаков, численников и сборщиков дани князья освобождались совершенно от татарского влияния на свои внутренние распоряжения; но и во время присутствия баскаков мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее управление, ибо не видим ни малейших следов такого влияния[5].
Образ Золотой Орды как самой главной темной силы средневековой русской истории всерьез повелся в исторической науке только с первого русского классического историка Николая Карамзина. Еще в XV-XVII веках русская аристократия гордилась родственными генеалогическими связями с Золотой Ордой, однако Карамзин в своей «Истории Государства Российского» уверенно пишет, что именно «ордынское иго» сдержало развитие Руси по сравнению с Западной Европой:
