М у ж ч и н а (развеселился). Не копай на пустом месте. Мои там, мои там кости и клочья шерсти мои. Всю жизнь я зарабатывал деньги, чтобы тут же их отдавать.

Ж е н щ и н а. Да?

М у ж ч и н а. Да. Я первой жене плачу сто двадцать, никто этого не делает, ни один отец! Я второй жене, ее матери, выплатил тысячу триста какого-то мифического долга. Я построил кооперативную квартиру. Ты вспомни, по моей-то зарплате, при моих-то заработках, — ты помнишь, сколько раз мы с тобой обедали гороховым супом из пакета?

Ж е н щ и н а. Ну, иногда мы себе кое-что позволяли.

М у ж ч и н а. Ну, нельзя же все время. Так, знаешь, ног не потянешь, на одних брикетах.

Ж е н щ и н а. Наверное, одна я тебе дешево стоила.

М у ж ч и н а. Да, Евгения, ты брала другим. Ты взяла душу. Я знаю, ты — моя расплата.

Ж е н щ и н а. Да, я — твоя расплата, я — твое наказание, и смирись.

М у ж ч и н а. Пожалуйста, царствуй — я буду счастлив.

Ж е н щ и н а. Какие слова! Их можно услышать только во сне.

М у ж ч и н а (грозит пальцем). А ты мне все не веришь.

Звонит телефон.

(Поднимает трубку. По телефону.) Да… Ага, ага… Понятно. Понятно… Сделайте вот что. Первого больше не давать — вы поняли что?.. Второе дайте еще два раза… И в понедельник привезите его ко мне в клинику, утром. Только на машине… Такси закажите с вечера… Не волнуйтесь, за сутки ничего не случится, я отвечаю… В крайнем случае звоните мне… Когда нужно, хоть ночью… В понедельник утром жду. (Кладет трубку.)

Ж е н щ и н а. Что, плохо?

М у ж ч и н а. Да, неважно.

Ж е н щ и н а. Егор, устрой мою старушку. Ей семьдесят восемь лет, ее все бросили, а ее надо подвинтить.

М у ж ч и н а. Какую старушку?

Ж е н щ и н а. А помнишь, на Арбате?..

М у ж ч и н а. А. С язвой. Пусть приезжает. (Достает толстую тетрадь.) Пусть… мм, в среду. К десяти. Положим. Сама доедет?

Ж е н щ и н а. Я довезу!

М у ж ч и н а. Ты гуманист.

Ж е н щ и н а. А ты?

М у ж ч и н а. И я гуманист.

Женщина медленно переходит в другую комнату. На стене висит большая кукла. Мужчина следует за ней.

Ж е н щ и н а (указывает на куклу). А что это?

М у ж ч и н а. А это мне подарили «хозяйку дома».

Ж е н щ и н а (присаживается на кушетку). Как здесь хорошо. Надо было сразу идти сюда.

М у ж ч и н а. Значит, не на свидание пришла, а насовсем?

Ж е н щ и н а (помолчав). Мне без тебя плохо.

М у ж ч и н а. И правильно. Очень правильно.

Ж е н щ и н а. Знаешь… Когда мы с тобой тогда расстались…

М у ж ч и н а. Ты со мной — уточним.

Ж е н щ и н а. Мать мне сказала… Вызвала к себе вечером в комнату. Ирка уже спала. И вдруг заявила: я, говорит, знаю, что виновата во всем ты, а не Георгий Александрович, имей в виду, я полностью на его стороне. Она наш с тобой разговор по телефону слышала случайно. Да я перед ней и не скрывала. Видишь, как она чувствует, что правда за тобой. Она тебя считает положительным мужчиной. А Ирка ни слова не сказала. А значок — помнишь, ты ей подарил французский значок, Эйфелеву башню, — не сняла!

М у ж ч и н а. Надо подумать, что ей еще подарить. А как у матери, как ее печень?

Ж е н щ и н а. Ничего. Скорее, ничего.

М у ж ч и н а. Ну а она сможет жить одна?

Ж е н щ и н а. Почему — одна? Она будет с Иркой, вдвоем. Что ты. Ради тебя они готовы на все. Ой, тут у меня поклонник появился! Так они его просто не пустили к нам в дом. Представляешь?

М у ж ч и н а. Поклонник? Кто это?

Ж е н щ и н а (машет рукой — о чем, мол, речь). Намекал на супружество. (Смеется, потом внимательно, серьезно смотрит на него.) А ты знаешь, я уже забыла про эти восемь месяцев. Ужас. Наверное, если я тебя не буду видеть восемь лет, а потом встречу — будет то же самое. Восемь дней, восемь месяцев, восемь лет — все остается. Ты не становишься прошлым. Почему?

М у ж ч и н а. По очень простой причине. Потому, что я создан для тебя, а ты — для меня.

Ж е н щ и н а. Какие слова! Егор, как мне нравится, что ты врач, доктор. Для меня ты… земский доктор. Какая-нибудь деревня, глушь или маленький город. Вдруг ночью привозят человека. У него болит живот. Ну, не знаю там что, не улыбайся. И ты, конечно, встаешь… Больница через дорогу или рядом, а ты живешь во флигеле — комната, печка, собака… Я слышу, как ты входишь в больницу, зажигаешь свет, разговариваешь с больным. А потом берешь и делаешь операцию — и спасаешь. И забываешь! И забыл, что спас.

М у ж ч и н а. Сирена. Главное забыл. (Шутит.) Земский врач — Антон Павлович Чехов.

Ж е н щ и н а. Нет, Егор, нет, в тебе что-то есть от земского доктора. Вот… руки. Ты слушаешь хорошо, с тобой можно быть откровенным. Ты решительный и мужественный.

М у ж ч и н а. Пожалуйста, не уговаривай меня быть лучше, чем я есть. И себя не уговаривай. Не надо идеализировать. Чем меньше очарований, тем меньше разочарований. Ты знакома со мной почти два года — этого вполне достаточно. Не знаю, как тебе, но мне за себя не стыдно.

Ж е н щ и н а. Конечно.

М у ж ч и н а. Что — конечно?

Ж е н щ и н а. Ну, просто все хорошо. Ну что ты, все отлично. Ой, я все забываю тебе сказать — мне прибавили двадцатку. За выслугу лет. Уже за выслугу! Я очень довольна.

М у ж ч и н а. Ну и что? Ты нормальный человек, и ты радуешься улучшению своей жизни. Это естественно. И двадцатка — это… кое-что.

Ж е н щ и н а. Не уговаривай меня… я всем довольна, не воображала какая-нибудь.

Звонит телефон.

М у ж ч и н а (снимает трубку, по телефону). Да! Але!.. (Встает спиной к женщине.) Нет, почему же, я слушаю… Да… Да… Нет, ничего… Нормально… Нет, не спал… Что?.. Сегодня я занят… Не знаю, у меня сейчас много работы… Нет, ничего особенного… Нет, звонить мне завтра не надо… Ни завтра, ни послезавтра… (Срываясь.) А запугивать меня тоже не надо! Я от страха своих решений не меняю. (Бросает трубку на аппарат. Пауза. Женщине.) Что случилось? Что случилось?!

Ж е н щ и н а. Ничего. А что?

М у ж ч и н а. Я же вижу.

Ж е н щ и н а. Что ты кричишь?

М у ж ч и н а. У тебя глаза сразу стали совершенно чужие.

Ж е н щ и н а (прикрыв глаза). Страшно.

М у ж ч и н а. Чего? Чего тебе-то страшно?

Ж е н щ и н а. Ты сейчас разговаривал с женщиной, которая тебе больше не нужна.

М у ж ч и н а. Ну и что?

Ж е н щ и н а. Страшно. А если так — со мной?..

М у ж ч и н а. Ты — это совсем другое. (Помолчав.) Тебя не было слишком долго. В конце концов, я не монах.

Ж е н щ и н а. А вдруг она тебя любит?

М у ж ч и н а. Не волнуйся. Пожалуйста, не волнуйся, никто никого не любит. (После паузы.) Что мне было делать? Я же не могу все время сидеть в четырех стенах, один, лечить больных, читать доклады, а в перерыве смотреть телевизор. Не мо-гу. Пошел в гости, к соседям, они врачи…

Ж е н щ и н а (прерывает). Послушай. А нельзя жить как-то иначе? Со мной, без меня, любишь ты меня, не любишь. Просто вот сам по себе?..

М у ж ч и н а. Да подожди ты. Ты выслушай. А там — женщина. Поговорили о жизни, поднялись ко мне.

Ж е н щ и н а. Она захотела посмотреть твою квартиру.

М у ж ч и н а. Да, она захотела посмотреть, как я живу.

Ж е н щ и н а. А теперь ты ей хочешь доказать, что все это еще не повод для знакомства.

М у ж ч и н а. Не остри.

Ж е н щ и н а. Не ори. И что же она теперь хочет?

М у ж ч и н а. Догадайся.

Ж е н щ и н а. Любви.

М у ж ч и н а. Замуж она хочет.

Ж е н щ и н а. А ты не хочешь.

М у ж ч и н а. А я не хочу.

Ж е н щ и н а. Бог мой, до чего же бурная у тебя жизнь.