Хендерсон ушел с кухни, не сказав ни слова. Он явно потерял к этому всякий интерес. «Уже небольшая победа для меня», — подумал я.
Мы как раз разговаривали с Мод о возможных комбинациях приправ, когда с неба появилась рука и поставила бутылку на стол.
— У меня здесь есть еще подвал, — сказал Хендерсон.
Мод ухмыльнулась, принесла три бокала и подсела к нам.
Настал вечер, молчаливый, но способствующий расслаблению.
Хендерсон еще несколько раз спускался в свой подвал. К тому времени как я, шатаясь, направился к кровати, я уже успел полюбить Мод и каким-то загадочным образом мне удалось выкупить у Хендерсона «Красную книгу Херджеста». Всего за пятьдесят фунтов, хотя он наверняка знал, что она стоит дороже.
Когда я увидел плакаты, танцующие над моей кроватью, я решил сделать такой же собственноручно. И называться он будет «Загадка английской души».
24
Утром я проснулся от громкого стука Мод в дверь.
— Извините меня, — сказала она, когда я открыл, — я думаю, здесь кое-что важное для вас. — Она вручила мне перевязанный пакет.
От радости у меня вырвался хрипящий звук.
— Может быть, вы хотите позавтракать, прежде чем начнете перелопачивать все это? — спросила Мод.
— Перелопачивать?
— Читать, — поправилась она, — здесь же полно записей и книг, разве нет?
— Да, — ответил я, — точно. Книги.
— Все же вы должны позавтракать, — Мод сделала особое ударение на слове «должны», — потому что в вашем состоянии вы просто не поймете, что там написано.
Проглотив глазунью из трех яиц с поджаренным беконом и выпив целую кружку чая, я снова стал властелином своего рассудка и набросился на посылку Джил.
На целой стопке бумаги лежала записка: «Больше ничего не нашла. С нетерпением жду октября. Джил».
Она все сделала.
На моем столе лежали исторические источники, статьи исследователей мифологии, эссе о происхождении рыцарских романов — должно быть, Джил провела в библиотеке целый день. И все это ради меня. Я был тронут.
Для просмотра всех записей мне понадобился не один час. Лишь поздним вечером я выудил из этой стопки материалов только те аспекты, которые были для меня наиболее важными, и смог составить первое впечатление.
Очень многое указывало на то, что Калбон, или лучше Китнор, было одним из самых важных и таинственных культовых мест в Британии до появления христианства. Самый священный храм божества, которое проделало настоящее триумфальное шествие от Ирландки через Уэльс в Южную Англию. В ущелье Калбон были найдены первые следы старой религии, еще около 2000 года до Рождества Христова. Среди них — обнаруженные под холмом остатки захоронений — последнее пристанище принесенных в жертву королей. Камень с крестом в круге был на самом деле намного старше, чем я полагал. Самые последние исследования — в 1990 году проводили углеродный анализ — показали, что он был возведен в 1500 году до н. э. А то, что удлиненная ось креста служила указателем, являлось неоспоримым фактом. Насколько старыми были ступени, по которым я волочил мой собственный «камень», было ли им всего три или три тысячи лет, об этом не говорилось даже в материалах Джил.
Другим божеством была женщина. В зависимости от времени и региона у нее были разные имена. Изначально ее звали Дана, позже, где-то в 1000 году до н. э., в Ирландии она была Морригайн или Моргана, а в Уэльсе — Модрон.
В Китноре ее звали Керридвен.
Это имя было составлено из двух слов «cerdd» и «wen». Первое слово имело отношение к поэзии, а второе значило «белый».
Керридвен была белой богиней, сильнее, чем Иегова, самой наивысшей инстанцией матриархальной религии, а ее небесным светилом была Луна. Она появлялась в трех образах, каждый из которых соответствовал одной из фаз Луны и определенному цвету. Белый месяц олицетворял рождение и пробуждение, красная восходящая или заходящая Луна — любовь и исполнение, а черное новолуние — силу над жизнью и смертью. Ее спутником был не равный ей бог, а король-полубог — смертный, который после посвящения (в большинстве случаев состязание среди соперников), доказав, что он того достоин, становился ее супругом. Но только на год. По истечении этого срока богиня отправляла короля в ад.
Предполагают, что на начальной стадии развития этого культа на самом деле каждую осень богине приносили в жертву молодого мужчину. Его, украшенного всевозможными атрибутами своего светила — Солнца, подводили к жрице богини. И та перерезала горло юноши серпом. Позднее мужчиной жертвовали лишь символически — вместо него на алтаре истекал кровью баран или козел.
Суженым богини были обещаны не только земная власть и эротические наслаждения — король на год мог испробовать тот магический напиток, который придавал мудрость и просветление. Белая богиня сама варила его в сосуде, который, как ничто другое, олицетворял ее всемогущество — это был котел вдохновения. По сравнению с христианской святой троицей эти атрибуты богини казались мне вполне очевидными. Всходила л и Луна на небе месяцем, полной Луной или оставалась невидимой, это все равно была все та же Луна. А если наложить все три образа богини один на другой, как фолии, то получится синтетический портрет Жеральдины, или Жизни в Смерти: моложавый, взрослый и очень старый. Женщина-хан из моих снов.
Гранат был символом красного полнолуния, багряный земной шар в гомеопатических дозах. Белые охотничьи собаки с красными ушами сопровождали богиню-месяц на охоте, воронья стая извещала о прибытии старухи Смерти.
Все это я узнавал только сейчас — когда же видел сны, то об этом даже не подозревал.
Если не принимать во внимание уже запылившуюся теорию К.Г. Юнга[172] об архетипах, то единственным более или менее рациональным объяснением было то, что я…
Ах, ладно, ничего не помогало, мне ничего не приходило в голову.
Вскоре после появления миссионеров языческое место сравняли с землей, а на его месте построили церковь: Kil Beune — церковь Святого Бьюна.
Но белая богиня не исчезла бесследно со своей исконной территории. Христианские зодчие позднее воздвигли на пилястре окна памятник, чтобы, как это ни покажется парадоксальным, защитить местность от ее вторжения.
Но это удалось им лишь частично. Даже когда священники Калбона уже забыли о том, что значит это лицо, то многие паломники все еще наведывались к этому образу. Правда, это были не язычники, а путешествующие поэты из Ирландии и Уэльса. Они ждали от богини поэтического вдохновения.
Так, один из них, уэльский дервид, был неизвестным автором «Баллады о Талисине». Существовало много различных мнений по поводу самого древнего пласта баллад. Джил отметила восклицательным знаком текст одного из коллег, предположившего исчезновение оригинальной рукописи IX века, на которую должны были ссылаться более поздние издания. Версия, приведенная в «Красной книге Херджеста», датировалась XII веком.
Сюжет этой баллады был напечатан на простом листе бумаги. Вероятно, Джил сама набирала его.
Тегид Фоель, дворянин из Пенллина, жил со своей женой Керридвен на одном острове в море Тегид. У них было два ребенка: Криерви — самая красивая девочка во всей стране — и Афаггду — уродливый мальчик. Чтобы восстановить справедливость, Керридвен сварила в огромном медном котле напиток, который придал бы ее сыну внешнюю привлекательность и сделал его самым выдающимся поэтом. В течение целого года она варила зелье, каждый день добавляя в него что-то новое. Когда Керридвен отлучалась в лес, чтобы собрать траву, котел охранял соседский мальчик по имени Гвион. Когда год уже был почти на исходе, на пальцы Гвиана неожиданно упали три огненные капли напитка. Чтобы унять боль, мальчик облизал пальцы и тут же познал все тайны мира. Он смог заглянуть в прошлое и будущее. А еще он слышал свой внутренний голос, который читал самые прекрасные стихи, которые только мог слышать человек. Но вместе с тем он узнал, что ему следует остерегаться Керридвен, которая задумала убить его по истечении этого года. Итак, он убежал, но она последовала за ним в образе черной старухи. Гвион превратился в зайца, она — в охотничью собаку. Он стал рыбой, а она — выдрой. Он — певчей птицей, она — соколом. Погоня продолжалась до тех пор, пока Гвион не превратился в пшеничное зерно на полу амбара, а Керридвен в образе черной курицы проглотила его. Когда же она вернула свой прежний облик, то узнала, что беременна Гвионом. Таким образом, он все-таки сбежал от нее, потому что когда он родился, Керридвен не смогла убить собственного сына.