Это было похоже на то, что я прежде очень часто видел во снах, но забывал, как только наступало утро. В то же время у меня создалось впечатление, будто моя комната не была для нее совсем уж незнакомой. Во всяком случае, она вела себя как человек, неоднократно бывавший здесь. То, как она произнесла: «Надеюсь, ты — нет» — придало мне еще большую уверенность в том, что мы вступили в какой-то заговор, о котором ее возлюбленный не имел ни малейшего представления.

На самом же деле именно она не подозревала о моих фантазиях, о перевоплощении дверного проема, порог которого она только что переступила, в образ мужчины ее мечты. Который только что вспомнил о возможности абсолютно иной жизни. Мое будущее впервые виделось мне не привычной дорогой, а морем, чьи огромные волны могли бы перенести эту женщину в любой порт мира. В моем собственном никому не известном каталоге геральдики герб Анны выглядел так: «В нарисованной воде корабль рисованный стоит».

То, что даже сейчас, спустя почти полгода, кажется мне едва объяснимым, в тот момент повергло меня в замешательство. Анна электризовала меня, мое тело напоминало мне подопытную лягушачью лапку, через которую пропустили электрический ток.

Я вздрогнул.

Складывалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, я уже приготовился потерять голову, но с другой — все еще пытался сохранить трезвость ума и способность правильно действовать. Если бы я и дальше сидел там, как разбитый параличом пенсионер, Анна и ее студент распрощались бы со мной, причем навсегда.

Итак, мы сидели друг напротив друга — саранча, сжиравшая все на своем пути, и мертвая лягушка под напряжением, страстно жаждущая поцелуя. Между нами — зеленоглазая принцесса. И если я хотел увидеть ее снова, мне не оставалось ничего другого, как дать саранче ее пищу.

— Нет, — сказал я в конце концов после первой неудачной попытки разговора. Поразмыслив над тем, должен ли я, подобно тому старому моряку, впиться зубами в руку, чтобы смочить горло глотком крови и обрести способность говорить, я принял решение действовать. Только с ролью живительной влаги замечательно справился глоток холодного кофе.

— Нет, ваш друг не мешает. И вы, конечно, тоже. Присаживайтесь, пожалуйста.

— Спасибо. Меня зовут Анна. — Она взяла книги с единственного свободного стула и поставила их обратно на полку, именно туда, откуда они были сняты.

— Здесь можно курить? — Она уже достала из кармана пачку и прикурила сигарету. Спокойно сидеть на стуле — это было не в ее стиле. Она елозила по нему, а правой ногой отбивала такт музыки, звучавшей у нее в голове.

Я смотрел, как она курит. Впервые в жизни я наблюдал за курящим человеком. Ее взгляд упал на мои руки — я все еще держал тарелку с пирожным. Заметив это, я отставил тарелку и попытался втянуть живот. Анна держала сигарету в левой руке, опираясь локтем в колено. При каждой затяжке она поворачивала голову к сигарете. Словно ее рука оказалась жертвой звездных войн и, заживо погребенная в воздухе, была не способна двигаться. Дым от сигареты поднимался к потолку тонкой струйкой. На голубом покрытии потолка отражался свет от огонька — забавная красная марионетка.

Уже давно следовало взять в руки тетрадь. Старик, нужно говорить, а не таращиться!

— В данный момент у меня практически нет времени, — взгляд на нее, — я должен подготовить два доклада: о Блейке для выступления в Бристоле и о По — в Принстоне. (Боже, когда в последний раз я был вынужден перед кем-то отчитываться. Но нужно признаться, я слукавил — доклад о По был почти готов, к тому же он предназначался не для Принстона, а всего лишь для Граца.) — Но, — обращаясь к нему, — ваши тезисы кажутся мне интересными.

Столько внимания к мальчишке, будь он проклят! Теперь придется его терпеть.

— Дайте мне пару дней для размышлений, потом мы поговорим более детально.

Он подпрыгнул ко мне и пожал руку. Будь у меня кольцо на руке, он непременно поцеловал бы его. Я смотрел на Анну через ее возлюбленного.

— Спасибо, — прошептала она; мальчишка не мог этого слышать, зато я видел отчетливо. Черная, отвратительная зависть вкралась в мое сердце. Ужасная и в тоже время прекрасная зависть, мадам.

Мы договорились о следующей встрече, уже в мои приемные часы. Мне было ясно — в следующий раз он придет один. Что за странное положение: одобрить его тему недостаточно. Чтобы не потерять Анну, мне требовалось подружиться с ним.

Я встал и попрощался с обоими. Когда Анна прикоснулась ко мне, ее глаза сверкали, ведь я пошел навстречу ее возлюбленному.

— Поэтому, и только поэтому, — пел мой собственный гонитель нечистой силы, находившийся на службе религии, которую я привык называть реализмом. Но тем не менее мне пришлось мобилизовать все силы, чтобы отпустить ее руку.

«Tiger Tiger burning bright, — продолжало звучать в моей голове после того, как захлопнулась дверь, — in the Forest of the Night».[11] Долгое время это напоминало о Вильяме Блейке. Боже, мне просто необходимо еще раз увидеть ее, показать, какая прекрасная душа живет в отвратительном доме: наливное яблоко, заплывшее жиром.

Докладу о По, уже напечатанному и сброшюрованному, предстояло встретить смерть на книжной полке, заживо погребенному среди прочих бесполезных книг. Настоящая жизнь кипела где-то в другом месте.

Дух Колриджа улыбался мне. Он уже стоял в прихожей, рядом с моими чемоданами, готовый к путешествию.

Анна. Полароид.

Стоит в дверном проеме, положив руку на дверной оклад, другую — на защелку, верхняя часть туловища и голова слегка наклонены вперед, одна нога немного впереди. Бегунья на длинные дистанции на старте. Около ста семидесяти пяти сантиметров в высоту. Узкие, непропорционально длинные руки. Иссиня-черные, коротко подстриженные волосы, светлая кожа лица, зеленые глаза. Голубые, выцветшие джинсы, черные сапоги, вельветовая куртка, новая или почти новая, но при этом белая футболка с надписью, отчасти закрытая курткой. Виднеются буквы «HI» (первая строка) и «РРЕ» (вторая строка).