И это за несколько суток

– Возвращаясь к тому, из-за чего ты меня сюда дёрнул посреди рабочей смены. Сделать с ним я ничего не могу, да и не собираюсь. Это норма метаболизма для такого существа.

Доктор вернул считыватель и трикодер в сумку и посмотрел на замершего Джима. Ему явно было хреново. Или это ещё слабо сказано. Сейчас он выглядел немногим лучше, чем через неделю после гибели Спока, но всё равно кивнул.

– Я понял. Спасибо, Боунс.

Тон значил примерно «я понял, что ты мне помогать не будешь, мудак».

– Угу, спасибо. Засунь себе это “спасибо” подальше.

Доктор поднялся, захватил сумку. Выдохнул, собираясь с духом.

– Джим, тебе нельзя дальше…

– Что – нельзя? – холодно отрезал капитан, глядя на него в упор. Губы сжал аж до побеления.

– Да в конце-то концов! – МакКой всплеснул руками. – Очнись! Это не Спок, это просто растительная форма, взяла да и собрала из нашей памяти о Споке его образ! Это обманка, кукла, иллюзия, – как голограмма, понимаешь ты?!

– Заткнись, – процедил чёртов Кирк через зубы.

МакКой взорвался.

– Конечно, заткнись, блять! Я ведь делаю тебе плохо, больно, отнимаю больную надежду на то, что Спок воскрес! Разуй глаза, Джим, ты потакаешь своей неспособности справиться с ситуацией! Цепляешься за сны, память, за растение, в конце концов! Ты-не-можешь-смириться-с-тем-что-Спок-умер!

– А если и так?! – рявкнул Кирк, стискивая кулаки. – Что с того?! Что с того, что я хочу спасти хотя бы его версию?! Это преступление? Что?!

– Просто послушай себя…

– Боюсь вас разочаровывать, доктор, – прохладный голос оборвал МакКоя на середине, и он замер, захватывая воздух ртом. Напротив раскрасневшийся Джим тоже дышал тяжело, будто щас бежал на скорость трёхсотметровку.

– Я настоящий Спок настолько, насколько достоверны ваши воспоминания обо мне. Не больше и не меньше.

Голос был невыносимо похож. Интонационные переходы, градации, едва уловимая ирония. Договорив это, растительный вулканец просто в упор уставился на доктора, сто процентов таким же взглядом, как это делал прототипный засранец Спок в бытность свою живым.

– А… делай что хочешь. Хочешь вариться в этом болоте…

МакКой, боясь, что ещё минута наедине с этими двумя – и свихнётся уже он, вылетел из капитанской каюты.

Джим метался по кораблю. Он подозревал с самого начала, что МакКой помогать не станет. Он был одним из лучших учёных и докторов в альфа и бета-квадрантах, да он, блять, умудрился воскресить его после радиационного заражения, и другого такого фиг найдёшь… Ладно, есть же другие, пусть и не воскрешающие. Обнародовать информацию о растении-человеке? Нет, учёные его скорей на части порвут, чем займутся продлением жизни.

Мифические легенды о планетах и населяющих их сверхрасах, исполняющих желания?

Учёные, отвергнутые Федерацией и выселенные на дальние планеты-колонии за свои безумные идеи? Или те, кто попадал за ещё более страшные идеи в колониальные тюрьмы?

Джим придумывал и отметал одну за другой идеи, ощущая, как утекают секунды.

– Как там растение, капитан? – спросил Сулу, вырвав из бешеного круговорота мыслей. Джим только что мимоходом приветствовал лейтенанта, проходя мимо транспортаторной – рулевой вернулся из увольнительной с небольшой группой экипажа. Кирк никак не ожидал продолжения разговора.

Спок – никакое не растение – обещал тихо сидеть в каюте, Джим только предоставил в его распоряжение компьютер и доступ к библиотеке, чтобы было чем заняться.

– Растение, лейтенант? – Хорошо, что за полтора года бесконечной тоски по Споку он научился скрывать эмоции, может, только чуть хуже среднего вулканца. – А, то самое, отобранное у Джонса. Его забирали в лабораторию, но оно долго не протянуло, наверное, на корабле слишком неподходящие условия. Жаль, конечно.

Сулу сник.

– Это всё потому, что нужен был песчаный наполнитель. Наверное, вода застаивалась на дне горшка, – сказал печально, но тут же встряхнулся, сообразив, наверное, что тратит «драгоценное» (куда б его девать к чёрту до того, как альфа-смена закончится) капитанское время. – Извините, сэр.

– Ничего. – Джим изобразил дежурную улыбку. – Хорошего вам дня, мистер Сулу.

– И вам, капитан.

Краем глаза, уходя, Джим ещё заметил, как лейтенанта тормошит откуда-то появившийся Чехов, допрашивает, наверное, о чём они тут говорили.

========== Глава 6 ==========

Селек стоял в ванной у раковины. Он умылся, намочив при этом чёлку, и она слиплась неаккуратными прядями. Своё отражение в зеркале казалось встрёпанным и так не похожим на его обычный идеальный облик коммандера.

Он ровно полчаса назад видел капитана. Назвать его состояние хотя бы удовлетворительным было нельзя. Привыкший ориентироваться на мельчайшие изменения в поведении Кирка, а порой и предугадывать приказы, Селек едва по-человечески не вздрогнул, когда в ответ на его вопрос о текущем состоянии растения капитан среагировал более чем несдержанно. «Занимайтесь своими делами и не лезьте в то, что вас не касается» – это не было ответом на закономерный вопрос о состоянии существа.

Вторым тревожным сигналом стал осторожный вопрос Чехова – они встретились в коридоре на пятой палубе у лабораторий, и навигатор поинтересовался, не случилось ли чего с капитаном. Вопрос был не лишён тактической осторожности, поскольку на то, чтобы подвергать сомнению поведение или приказы вышестоящих офицеров, требовались веские основания. Другому такое поведение не сошло бы с рук, и Селек первым бы об этом позаботился. Но Чехов, насколько коммандер знал из общения с ним вне работы (более близкого, чем с большей частью экипажа), не «трепал языком» понапрасну, а также был куда внимательнее и наблюдательнее многих на этом корабле. Пришлось ответить, что ничего необычного не случилось.

Доктор был обеспокоен состоянием Кирка не меньше хотя бы по тому, что на требование разговора не принялся ругаться.

– Сходит с ума. Свихивается. Жалеет себя. Я утром смотрел, да, растению осталось жить три месяца, – буркнул в ответ на вопрос, что случилось с капитаном и требует ли это постороннего вмешательства.

Разговор происходил в его личном кабинете в медотсеке.

Офицер МакКой сидел за столом, вертел в пальцах маленький сувенир – ажурную голубую звезду из тальцетинской светящейся лазури в стеклянном кубике, и головы не поднимал. Селек удивился было наличию сувенира на столе доктора, не любящего «побрякушки», и тут же вспомнил, что подобный куб покупал в последней увольнительной на Цети-Антарес Чехов. «Безделушка» обошлась навигатору в половину отпускных, и было странно, что такую неразумную трату позволил себе и доктор.

Заметив повышенное внимание к кубику, доктор странно хмыкнул и убрал его в стол, после чего перевёл взгляд на Селека.

– Кажется, подписав чёртов отчёт, я официально продлил эту его бесконечную агонию чувств по погибшему коммандеру.

– В этом случае моей вины здесь куда больше, – ответил Селек. – Именно я первым посчитал, что капитану стало легче от взаимодействия с растением.

– Мы тут виной не меряемся, коммандер, – отрезал доктор холодно. – Ты подделал, а я поставил свою подпись – в здравом уме, между прочим. Растение необходимо убрать, – он хлопнул обеими ладонями по столу и поднялся. – Не знаю, куда. Может, обнародовать настоящий отчёт, может, поднять шумиху вокруг торговли Джонса запрещёнными животными. Но нам надо оторвать этот горшок от капитана.

Коммандер кивнул, хотя и не считал это решение верным. Офицер МакКой сказал, что вечером им надо встретиться и обсудить сложившееся положение с тем, чтобы принять окончательное решение.

…Селек умылся ещё раз. Холодная вода проясняла мысли.

Он не привык сожалеть о своих действиях, но сейчас жалел о подделке отчёта. К тому же, модель «дать капитану возможность оставить у себя растение и тут же его забрать» действительно не нравилась коммандеру. И сейчас он решился на следующий шаг – уже за спиной доктора.