Доктор понимающе хмыкнул, потому что, вероятно, интересовался социологическими исследованиями.

– По статистике, – Селек склонился к уху Джима, – тринадцать процентов поступающих в Академию являются поклонниками таких фильмов, и, как правило, у половины из них хватает умственных способностей с минимальным уровнем пройти отборочные.

– Да ну?! – вылез Чехов, перегнувшись через заворчавшего доктора. – Я думал, флот не одобряет искажение фактов.

– Официально, – хмыкнул офицер МакКой. – Официально не одобряются отношения между коммандером и капитаном.

– Секретарям тоже надо откуда-то браться, – заметил Селек. – Есть ещё сериал под названием «Герои дальних рубежей», говорят, очень продуктивен в деле популяризации академии Звёздного флота. Недавно вышел восемнадцатый сезон.

– И в этом мире я живу, – пробормотал Джим, уставившись в экран, где девушка в коротком форменном платье сидела в капитанском кресле, закинув ногу на ногу, и раздавала приказы – становилось понятно, что они заходят на орбиту планеты.

Происходящее в фильме можно было охарактеризовать коротким словом «пиздец». Сначала эта… блондинка (назвать её капитаном Джим не мог даже мысленно) мутила со старшим офицером медицины, тайные отношения, муси-пуси – какие тайные отношения, если они чуть ли на мостике не поеблись? Кстати, эта сцена вызвала живейшее негодование Боунса – ему вообще этот шкафчик с порнографической рожей не нравился с самого начала.

Потом этого офицера выкрали. Как полного идиота. Заманили в чужой шаттл на планетарной стоянке. Взяли и заманили. После этой сцены МакКой громогласно заявил, что фильм компрометирует всё медицинское сообщество флота, и что его необходимо запретить.

Теперь они пыхтели от возмущения вместе. Ну, благо народу было не особо много, и на них никто не шипел.

– Зато у них навигатор милый, – выдал Чехов, указав на мелькнувшую в третий за весь фильм раз девочку со смешной стрижкой и явно влюблённым взглядом в направлении капитанши.

– Это пока она молчит и не ввязывается в сюжет, – зло отозвался Боунс. – Я тоже, пока молчу, вполне себе милый.

– Кстати, им в каютах можно держать домашних животных, – заметил Селек, отвлекая Джима от прожигания взглядом дырки в экране, – вы любите трибблов, капитан?

– Я люблю, когда капитаны выполняют свою работу, а не ищут приключений на вагину.

Джим, досадливо цыкнув, перевёл взгляд на парочку Боунс-Чехов, где лейтенант уже облапил доктора, воркуя, что тот милый, даже когда разговаривает.

Фильм смотреть уже не хотелось. И так понятно, что вон тот инопланетный принц, который капитаншу охмуряет, трахнет её, будет склонять к браку, чтобы привязать к планете (какая-то странная вымирающая раса, которой для размножения пригодны люди), а она вся такая крутая найдёт своего офицера и смоется с ним.

– Зато, Селек, – Джим подобрался, – смотри, какой старпом хороший. Не нудит под ухом, не поёт дифирамбы директивам, смотри.

– И не способен защитить своего капитана, – отозвался вулканец, потому что как раз в этот момент на экране нехорошие враги разбросали всех офицеров, защищающих блондинку, и вынесли с одного удара вооружённого фазером старпома.

– Да тут даже безопасники не способны защитить капитана, потому что выше ног взгляда не поднимают.

Джим закладывает руки за голову и сползает по креслу ниже. Расставляет ноги. Блондинку на экране, всю закованную, привели к инопланетному принцу, который щас должен накормить её каким-то наркотиком. Опять трахаться будут.

– И вообще, если бы капитаны так одевались, – Джим бубнит это уже тише, – то нашу Федерацию называли бы порнофедерацией.

– Если бы создатели порнухи узнали, что ты творил поначалу на должности капитана, они заработали бы хроническую депрессию, – не мог не вякнуть Боунс.

– Если бы создатели хронической депрессии поговорили с тобой минуту, они ушли бы в порнуху, – парировал Джим.

– Во имя Федерации, я тебе не сдамся! – возопила блондинка с экрана. Она постоянно эту мысль толкала так или иначе.

– А мне вполне интересно, на какой минуте она патетично порвёт на груди форменку, – тоном ценителя проговорил МакКой и зашипел – получил от Пашки локтем в бок.

Джим вдруг осознал, что давненько притихший коммандер к нему привалился – опять этим его удивительным образом, словно ему не мешалась ручка кресла и то, что сидят они не очень-то удобно.

– Я не рассчитал температуру, – сообщил тихо, и действительно, стало ощущаться, что слегка дрожит.

– Ты…

У вулканцев трепетные отношения с температурным режимом, точно же.

– Блять, Селек…

Приходится шуршать с подлокотником. В залах, рассчитанных на посещение инопланетянами, их, вроде, откидывать можно.

Щелчок.

Подлокотник уходит вверх, а Джим получает возможность прижать к себе замёрзшего коммандера. Заключает в кольцо рук, прижимается губами к прохладному уху.

– Ты же знал, что можешь замёрзнуть, – говорит тихо, – зачем куртку в гардероб сдал?

Препирательства Боунса («Нормальный мужской интерес к сиськам!») и Павла («Отлично, тогда купим тебе накладные!») отходят на второй план.

– Для восстановления нормальной терморегуляции требуется две минуты… теперь.

Селек умудряется очень уютно устроиться в его охвате. Это вообще какая-то удивительная его особенность – везде пристраиваться, будто вот так и надо.

– Это не ответ на то, что ты, зная о своей особенности, не взял куртку.

Хотя какой, блин, ответ, эта падла, похоже, именно на такой итог и рассчитывала. Ну то есть что греть его будет совсем не одежда.

Джим ведёт кончиком носа по его уху, изредка прикасаясь к нему губами. Выходит очень интимно – или это и есть интимно – и вулканец снова чуть ёрзает, откидывает голову, чтобы было удобнее гладить, убирает с уха падающие волосы. Джим только хмыкает, к поглаживанию добавляя волну тёплого воздуха.

Блондинка на экране продолжает надрываться во имя Федерации.

– Задние ряды свободны, – тихо информирует коммандер.

– Вот и валите, – заявляет Боунс. – Я нормально досмотреть хочу.

– Завистливый старый импотент, – Джим оставляет на остром ушке последний поцелуй и, пригибаясь, поднимается с места.

На задних рядах – по разным концам ряда – сидят такие же нетерпеливые парочки. Капитан усаживается, начинает шуршать подлокотником здесь, но коммандер останавливает его руки.

Забирается на его колени.

Обхватывает ими бёдра.

Прижимается.

По перехваченной ладони скользят его пальцы: средний с указательным, и у Джима мелькает шалая мысль: он берёт его пальцы в свои и медленно, влажно скользит по ним языком.

Коммандер вздрагивает.

– Не буду даже спрашивать, откуда ты знаешь, – тихим шипением на ухо.

Зато он явно больше не мёрзнет.

После нескольких манипуляций с пальцами Селек уже не шипит, он привалился лбом к плечу Джима, дышит загнанно, трётся о него пахом. Густо пахнет шоколадом. Его поведение, его близость – возбуждает, горячит кровь.

– Селек, – Джим касается губами его уха, – ты же предусмотрительная зараза. У тебя есть салфетки?

Он чего-то ёрзает, тянется к карману джинсов – тому, что на заднице, и через несколько секунд возни извлекает на слабый экранный свет что-то типа…

Платки. Те самые, капитанские, с вензелями. Золотистая оторочка, переплетение букв и эмблема флота. Три штуки.

– Полагаю, это… сгодится на замену.

Сгодится, чего б не сгодиться.

Джим расстёгивает ширинку вулканца, заползает в неё рукой, под трусы, и обхватывает напряжённый член – Селек только вздыхает, подаваясь навстречу, его мокрые от слюны пальцы скользят по шее Джима.

Ниже, по груди, ниже.

Шуршат ширинкой Кирка.

– Селек, слушай, – у капитана теперь самого дыхание сбивается, – у тебя же пальцы чувствительные дохрена. Тебе приятно дрочить?

– Особенно если ослабить ментальные щиты, – невнятно мурлычет коммандер. – Я над этим работаю.