Кино длится ещё долго. За это время Кирк успевает удовлетворить вулканца, кончить сам, обтереть его капитанским платком – самому смешно, какое извращение, застегнуть, обнять.

Когда в зале включается свет, они просто сидят и целуются, пальцами Селек скользит по шее капитана, прямо под ухом, где пульс. Подошедшего сзади Боунса замечают не сразу, только когда тот, прокашливаясь, предлагает им «поднять задницы и топать в тёплую кроватку».

– Боунс, ты завидуешь, – Кирк отрывается от губ супруга, лучезарно улыбается доктору. – Я-то как раз предлагаю вернуться в кафешку и прибухнуть. Селек?

– Я не оставлю вас ночью в незнакомом городе, капитан.

– Бутылку виски, – Джим вглядывается в меню, – это для начала, на закуску копчёные креветки и вяленых центаврийских морских улиток. Боунс?

– Мясные чипсы. – Доктор хмуро подпирает рукой подбородок, в меню даже не заглядывает. Зато Чехов листает с удвоенным энтузиазмом.

– Я буду… – ведёт пальцем по голографическим строчкам, – водку. К ней белые грибы в сметане и… суши.

– Суши? – МакКой оживляется, смотрит на Павла. – Это же не русское блюдо.

– Суши придумали в России, – парирует тот, улыбаясь кошечке-официантке.

– Высушенные листья белого пресного салата и горький горячий шоколад без добавок, – Селек задумчиво не-смотрит в подтолкнутый к нему Пашкой перечень. – Шесть порций в одну кружку – возможно?

– Хоть восемь, – кошка заигрывающе ему улыбается, а забирая протягиваемое меню, будто бы невзначай касается красивых вулканских пальцев. Явно не задумываясь, что полчаса назад эти пальцы могли делать. – Ещё что-нибудь?

Коммандер кидает взгляд на Джима, капитан его просто физически ощущает – внимательный, спокойный, нечитаемый.

– Брокколи. Варёное. Немного соли.

Боунс совершенно радостно фыркает. В этот миг, Джим готов поспорить, он счастлив.

– Я эту траву не буду, – заявляет возмущённо капитан, – сами жуйте.

– А коммандер пить не будет?

Чехов уложил подбородок на ладонь, улыбается, кудряхи растрепались. Джим отчего-то залипает на это зрелище: кучерявые волосы подсвечены, глаза светлые, улыбка чистая. Таким он навигатора ещё не видел, на посту Павел – сосредоточенный и собранный профессионал, разве что с Сулу жужжит периодически.

Таким его Боунс полюбил?

– Ну, в смысле, – чуть раскачивается лейтенант, – горячий шоколад, и всё. Даже не ликёр.

Селек слегка наклоняется над столом ближе к Чехову.

– Хотите совместный тост за благополучие «Энтерпрайз», навигатор? – И, уже кошке, – вторую бутылку водки, пожалуйста.

– Водка, – Чехов оживляется, – это вам не шоколад, коммандер. Это напиток настоящих мужчин. Моя бабуля настаивала водку на перце… ну и иногда на лимонных корочках или бруснике, но чаще на перце. А пили… кстати. Боунс, подожди, – жестом остановил открывшего рот доктора, – коммандер. Вы умеете пить водку?

Джим ловит замученный взгляд дока и понимает, что это не первый раз, когда тот слышит дифирамбы водке и о том, как её правильно пить.

– Вы не умеете пить водку, – Чехов раздухарился. Хотя от него попахивает виски, тем самым, видимо, который Джим с МакКоем не допили перед кино. – Вы будете пить её неправильно, окосеете… простите коммандер, с двух рюмок, и всё. Точно.

Селек кивает, скрещивая на груди руки, и вид у него становится совершенно праймовский.

– Примем во внимание вашу гипотезу, Чехов, и проверим экспериментально. Все лабораторные условия у нас имеются.

Джим склоняется к МакКою. Улыбается до ушей, да и самому доку, кажется, весело, и объяснять мальчику, почему перепить вулканца он сможет только какао, он не собирается.

– Док, – через шум, – пока наши мужчины пьют, может…

И глазами – к игровым автоматам. Там как раз есть пара файтинговых игрушек на двоих игроков.

– Как в академии, игрушечки, чёрт бы тебя побрал! – возмущается Боунс, но первым же поднимается из-за стола. Мимолётно треплет воодушевлённого Чехова по кудряхам и наказывает много не пить.

– Позови меня, когда перейдёшь к шоколаду, – мурчит Джим в губы Селека.

Что такое «пить правильно», чтобы «не окосеть», Селек так и не узнал. Чехов после третьей рюмки уже смотрел на него, не пьянеющего, воинственно. Водка имела отвратительный вкус, который не перебивали любимые сушёные листья белого салата, спрессованные в блоки. Ничем другим этот алкоголь не выделялся.

Когда они допили первую бутылку, Чехов ещё пытался убедить Селека, что пить умеют только русские. После того, как откупорили вторую бутылку, примолк.

– Может быть, хватит, лейтенант? Ваша гипотеза не подтвердилась, – Селек мягко вытащил у него вторую бутылку из руки и понял значение слова «косеть». Кажется, это когда человек не в состоянии сфокусировать свой взгляд на чём-либо. Чехов сейчас пытался.

– Ты дьявол, что ли? – пробормотал невнятно и с выдохом уложил голову на стол. – Я ещё не сд…юсь, даж не думай… это прст эта… прдшка.

Селек пропустил мимо ушей нарушение субординации и вместо этого убрал бутылку подальше, чтобы не ощущать горький мерзкий запах спирта. На его организм алкоголь практически не оказал воздействия, разве что стало жарко и сильно захотелось выпить воды.

Отодвинув для верности и бутылку виски, он принялся за поедание брокколи. Странно, почему это Джим так увёртывался от неё – очень нежная вещь с мягким травяным вкусом, солоноватость его только подчёркивает.

Чехов сделал попытку пошевелиться, когда коммандер приступил к своей кружке с шоколадом. Но дальше шевеления и слабого бормотания дело не пошло. Шоколад, горький, густой, обволакивающий вкусовые рецепторы маслянистой теплотой, дал в голову тут же. Ускорилось сердцебиение, кончики пальцев и ушей начали гореть, губы пересохли, а цвета, и так видимые в большем диапазоне, чем у человеческого глаза, стали как будто восприниматься ярче.

Интересно, это сойдёт за “отдых”?

Зато капитану, кажется, подобное времяпрепровождение очень даже по душе. Значит, всё как надо.

Далеко за полночь весёлая компания вышла из кафе в количестве трёх человек. Четвёртый – Чехов – болтался на руках Селека как самого крепкого, хотя и не самого трезвого из них.

Джим только диву давался, смотря, как развезло его вулканца. Они-то с Боунсом выдули половину бутыли, когда рубились в автоматы, а прикончили её уже за столом. И то, скорее, Боунс прикончил, потому что по возвращении к трапезе пить Кирку было некогда – его время занимал хмельной Селек. Во-первых, в нём опять начало проявляться что-то от растения и его личностей, во-вторых, он пытался залапать Джима под столом, в третьих, сам попытался сползти под этот стол, декламируя присягу старшего офицера капитану, но в итоге был поймал МакКоем, усажен обратно на стул, где ещё раз сказал, что отдаст за капитана жизнь, не раздумывая, и попросил мороженое. Не съел даже половины, навалился на Джима, поцеловал – горячо и мокро, сладкими губами с привкусом дыни, и начал рассказывать, как нехорошо спаивать младших по званию и что он так больше делать не будет. Потом заявил, что Чехов тут замёрзнет, и его надо срочно в гостиницу.

МакКой согласился, что да, пора, а то завтра они не то что на бета-, но и на гамма-смену приползти в более-менее живом состоянии не смогут.

В такси (вызвали беспилотное) тоже было весело. Чехов-то мирно спал на плече доктора, а Селек, падла энергичная, всё никак не мог успокоиться.

К чести сказать, будь они в этом такси вдвоём, Джим бы его даже не останавливал – самого несло.

Вулканец сполз на пол, устроившись на коленях между разведённых ног Джима, гладил его бёдра, в глаза смотрел своими, тёмно-огненными, и бормотал что-то на, скорее всего, досураковском снова, изредка сбиваясь на стандарт.

– Вы ещё прям тут потрахайтесь, – МакКой придерживал бессознательного Павла, поглаживая по кудряхам.

– Это нарушение… субординации, – невнятно доложил Селек, устраиваясь щекой на джимовом колене. – Дем… монстрация частной жизни и пункт сто сорок три… внутрикорабельного… устава, исключая… праздники.