Джим негромко шмыгает носом, а потом разваливается рядом с Селеком. Голова к голове.

– У меня не было времени их выполнить. Планирую заняться отдыхом в ближайшие сорок восемь часов. К слову, я полагаю, что лежание на полу доктор тоже не одобрил бы.

– Если я перестану делать то, что он не одобряет, он решит, что я опять в депрессии.

Джим чешет нос, делая паузу в разговоре. Но потом думает, что раз уж принял решение быть с Селеком, надо начинать быть откровенным прямо сейчас.

– Мне Спок смерть Спока показал, – признаётся тихо. – Такие дела, да. Ты же помнишь коммандера?

Селек изворачивается на ковре, слегка приподнимается на локте. Вторая рука уже нашла капитанскую руку и уверенно переплела с ней пальцы.

– Я помню безупречного офицера, идеального главу научного отдела, вулканца, являющегося примером выдержки и контроля. Очевидно, я не помню настоящего коммандера.

– О, не-не, это был упрямый и совершенно бесконтрольный тип, – Джим против воли улыбается. – Мог убивать поднятием брови и топить в занудстве. А, словами всё равно не передашь. Интересно, что он мог бы рассказать обо мне, если бы не Боунс и его сыворотка.

Селек рассматривает его в полумраке, слегка поглаживая пальцы. Некстати вспоминается, что у вулканцев ночное зрение.

– Эта память хранится в Споке-растении. А я год пытался стать тем, кого никогда не существовало.

– Ты, Селек, ещё и влюбился в того, кого не существует. – Джим улыбается. Слегка. Пожимает его пальцы. – В идеального капитана.

Ковёр мягкий, пальцы тёплые. Кирк даже думает, что заснуть тут было бы вполне уютно. Если бы ворсинки ухо не щекотали. А ещё думает о том, что Селек красив – не как Спок, выверенной прохладной красотой, иначе. Очень живо.

– Не думаю, капитан. Вас я помню лучше, чем коммандера и ярче всего – в первые недели службы на «Энтерпрайз». Но в сравнении с сегодняшней ночью всё меркнет.

Он укладывает голову на джимово плечо – как кот, щекочет гладкими волосами шею. Устраивается – сопит, горячий, а прижавшись, не выпускает его руки. Очень естественно это у него получается, будто так и надо. Будто они уже в тысячный раз лежат так на ковре.

Бормочет его имя, а после – что-то по-вулкански, очень тихо.

Меркнет у него там всё, видите ли.

Джим ласково проводит пальцами по его волосам, чуть треплет, зарывается в них носом.

– Ну так что? Мы уже в браке или ещё нет? – спрашивает, не отрываясь.

Пальцы на его пальцах ощутимо сжимаются.

– Мы в связи, – шепчет Селек. – Она будет укрепляться со временем.

– Ну и – спим?

Он глубоко вздыхает и слегка отстраняется.

– Я не нуждаюсь в дальнейшем сне. Но могу остаться рядом.

– Ну да, людям требуется больше сна. – Прикоснуться кончиком носа к уголку его острого ушка. – У меня дипломатическая встреча только вечером, – и, добавив в голос чуток чувственной хрипотцы, – так что высплюсь и можем вместе принять ванну. Как тебе?

Коммандер выскальзывает из объятий и стремительным движением поднимается с ковра.

– Напоминаю вам, что провокации нелогичны, особенно когда я сам могу с лёгкостью отнести вас в эту ванную прямо сейчас, – заявляет с попыткой скрыть возмущение (или смущение). – И я бы настоятельно советовал вам для сна перебраться на кровать. Пол неудобен.

– Ты можешь меня туда отнести, но я же там задрыхну.

Джим со смехом перелезает на кровать, спинывая одеяло в бесформенную кучу. Тепло в этих отелях, а оно толстенное.

– Ладно, ладно. Не хочешь – не будем, – бурчит «примиряюще». Смотрит на Селека довольно. – Тогда просто в шахматы сыграем. Так лучше?

Коммандер, уже подхвативший элементы своего форменного облачения с пола, резко выпрямляется.

– Вы можете сыграть со мной в шахматы, но тогда будьте готовы к тому, что вместо ванны под нами окажется стол для игры.

Он разворачивается и гордо, прямо удаляется через смежную дверь в свой номер, неся на сгибе локтя одежду.

Джим, провожая его сонным взглядом, откуда-то догадывается, что коммандер сейчас пойдёт негероично гладить форму. До последней складочки.

Джим проснулся только к вечеру. Две минуты спросонья не мог понять, что его так беспокоит, пока не осознал: Спока, к которому он привык за последний месяц, в комнате не было. Даже густой травянистый запах пропал. В отеле куча орионцев, которые, Джим уверен, причастны к похищениям почек, Сайбон (тоже явно причастный) о том, что на Энтерпрайз такое растение есть, знает. Сплошные зоны риска, да ещё и коммуникатором Спок так и не обзавёлся, вроде как, зачем? Постоянно же с капитаном ходит.

Как оказалось (Скотти сказал), причин волноваться не было. Спок вернулся на корабль, обратно не спускался. Уже хорошо. А вот то, что он обосновался не в каюте, а в оранжерее – уже не очень.

Интуиция гудела, что что-то тут не так. Но времени перед встречей оставалось всего-ничего, смотаться на корабль и обратно ещё хватило бы, а на качественный разговор со Споком – нет. Отдал только распоряжение Скотту обязательно снабдить того средствами связи и приставить Сулу для ухода.

Срок жизни растения подходил к концу. И хоть теперь незамутнённым разумом капитан понимал, что это всего лишь растение с обобщённой памятью и внешностью Спока, ему было грустно. На его корабле умирало удивительное, высокоразвитое, мудрое и мирное существо, и этому никто не мог помешать. К тому же, это существо всё ещё обладало внешностью, характером и памятью горячо любимого им вулканца.

Невесёлая складывалась ситуация.

На дипломатическую (тупую, бессмысленную, с заранее предрешённым исходом) встречу выглаженный, выбритый и причёсанный Кирк шёл с тяжёлым сердцем. Прайма с Селеком встретил у дверей совещательной залы. Раскланиваться долго не стал – Прайма он знает сто лет (а Прайм его вдвое дольше), а Селек вообще… ну да, ментальный супруг, или как это ещё у них там называется. Ограничился кивками.

Холл при зале был вычурен и шикарен. Не то чтобы подобное не было характерно для правительственных зданий. К примеру, на Ризе выпендриваться вообще не считалось зазорным, но здесь у Джима невольно возникало ощущение, что сартурианцы пытаются компенсировать свою несостоятельность. Закончись у них дилитий – что неизбежно – что будет дальше? Пустота и неизвестность. Скорее всего, после этого планету либо попробуют вернуть к исходному, неперекопанному состоянию и сделать курортной, или забросят. Первое дороже и труднее.

– Джим, ты выглядишь задумчивым, – мягко заметил посол, подходя к нему на расстояние шага. – Это нехарактерно для человека, едва сменившего свой статус на замужнего.

Значит, Селек растрындел.

Джим улыбнулся Споку.

– Задумался, Спок. Не о деле, правда… просто задумался.

Селек перевёл взгляд на учителя. Спокойный. Сам он тоже выглядел просто идеально для коммандера-вулканца – отутюженный (тут на полсекунды даже стало смешно), строгий, непроницаемый. Но сомневаться, что за подколку он сейчас призывает вулканских чертей на голову Прайма, не приходилось.

Ну, Прайм умел вывести из себя. Тут они с молодой версией всегда на одном уровне были.

– Что ж, это полезно, – одобрил посол, складывая руки за спиной. Вокруг его глаз собрались уютные смешливые морщинки.

– Что касается встречи… – Джим скопировал его позу, – какие у тебя прогнозы? Ты же собирался с утра поговорить с командованием?

– Боюсь, ничего нового, Джим, – старый вулканец покачал головой.

– Думаю, нас уже достаточно задержали здесь, чтобы орионцы успели вывезти с планеты необходимое количество почек, – тихо, так, чтобы услышали только они двое, произнёс Селек. Смотрел он при этом перед собой, а гнев выдавал только лёгкий прищур. – Это значит, скоро нас с снимут с задания. Вопрос в том, в каком виде мы застанем родную планету Спока-растения.

– На корабле есть пробы ДНК и модели строения организма Спока на всех фазах его развития, так что возможность клонирования есть. Но это, конечно, крайние меры…