Прайм появляется первым. Оглядывает их двоих, кивает и пропускает вперёд Спока.

Джим тут же делает шаг, ближе, вглядывается, вглядывается в него, темноглазого, нечитаемого, десятилетнего.

Спок подходит ближе. Сцепляет руки позади.

– Джим, – начинает он, но не договаривает.

Капитан падает на колени, обнимает его со всей истосковавшейся силой, головой – в детское плечо, прижимать его к себе, сильнее.

– Я люблю тебя, – хрипит задушено в складки одежды, – Спок. Люблю. Раньше… боже, Спок…

На спину ложатся руки Спока, обнимают, а Джиму всё мало. Зато внутри – как будто развязалось что-то, расслабилось, едва он эти слова сказал. Как будто правильно всё. Как надо.

– T’hy’la, – тихий голос маленького вулканца. – Джим.

– И как это, простите, – злой голос на заднем плане, – ксено-дендро-педофилия? Джим, мать твою, хоть бы подождал, пока одни останетесь!

Джим подхватывает вулканца на руки – лёгкий, или он не чует, прохладные руки обхватывают за шею. Так, удерживая, вводит на панель код, разблокировав отсек.

– Идите, – хрипло. – Боунс, я завтра…

– Понял уже. Вали.

Когда за капитаном бесшумно закрылись раздвижные двери его каюты, МакКой кинул беспомощный и злой взгляд на Прайма.

– Думаешь, это вот лучше? Вот… это вот, которое я даже не знаю как назвать.

– Им нужно время. Времени у них мало, – спокойно ответил старый Спок. – А мы можем только ждать.

========== Глава 8 ==========

У себя в каюте Джим как был, в одежде и обуви, повалился на кровать. Прижал к себе Спока…

Они разговаривали. Вернее, больше Джим говорил, утыкаясь лицом в черноволосую макушку, не в силах надышаться, начувствоваться его рядом. Обо всём: о том, как скучал по нему, как жалел, что они объясниться не успели, как это мучило его последние полтора года. О миссиях, которые успели пройти, о том, как пытался найти замену и по совету Прайма взял в старпомы Селека, как несколько дней назад чуть не потерял голову от его иллюзорной похожести на Спока. А мальчик слушал, изредка вставлял логичные комментарии, от каждого из которых у Джима по всему телу пробегали тёплые волны. И гладил его по груди ручонкой.

Так прошло часа два – или даже больше. Кирк-то готов был так сутки пролежать, но Спок неожиданно отстранился, улыбнулся ему одними глазами.

– Джим, – произнёс ровно, – тебе необходимо связаться с доктором МакКоем.

– Зачем? – Капитан тряхнул головой, выходя из счастливого транса.

– Полагаю, доктор сейчас теряется в догадках относительно твоего состояния. Это во-первых, – мальчик выпутался из его объятий, сел. Принялся приглаживать волосы. – Во-вторых, тебе следует договориться хотя бы о двух днях больничного, потому что иначе доктор МакКой сам на время отстранит тебя от несения службы. Ты неадекватен. А в-третьих, – и Кирк готов был поклясться, что в тёмных глазах промелькнули те же искорки, что иногда он видел в глазах Прайма, – я уверен, что доктора очень беспокоит потенциальная возможность нашего с тобой совокупления, пока я нахожусь не в половозрелом возрасте. Успокой его, пожалуйста.

Боги, Джим любил его. Бесконечно, безумно, без памяти. До последней зеленоватой полоски на щеке – это от шва его форменного кителя, Спок на нём лежал.

– Уговорил.

Перекатившись к краю кровати, капитан поднялся на ноги и проследовал к интеркому.

– Реплицируй мне чая тогда, – попросил попутно. – В горле пересохло, говорил много.

– Я заметил это, – с неуловимой иронией отозвался вулканец. – Я реплицирую. Мне тоже требуется пища.

На подготовку ушло двенадцать часов. Составление письма и программ, сбор необходимых вещей.

Ближе к ночи Селека навестил учитель.

– Ты настроен решительно, – сказал посол Спок. В его взгляде была та теплота, которая всегда вызывала у Селека лёгкое недоумение; он не являлся семьёй Спока, чтобы тот к нему относился таким образом.

– Я собираюсь принять меры для того, чтобы мой капитан сохранил свою должность и здравый рассудок, – ответил Селек ровно, кинув взгляд на хронометр. 2317 по корабельному времени. Примерно в это время капитан ложится спать. – Есть и другие причины.

– Ты собираешься рискнуть карьерой ради капитана, – утвердительно произнёс посол.

Селек слегка склонил голову в ответ.

– Учитель, вы нарушаете установленные границы общения. Мои решения не являются предметом для обсуждения.

– Я не переходил границ, поскольку не требовал от тебя ответа и не задавал вопросов.

Коммандеру показалось, что Спок слегка улыбается, впрочем, Селек не так много знал об улыбках, чтобы судить, тем более что на мимике лица это ощущение никак не отразилось.

– Я понял, учитель. Ваш аргумент объективен и выявил изъян в моей логике.

Они обсудили растение и возможные варианты экосистемы, в котором мог обитать подобный вид (Селек старался не касаться информации, которую узнал во время мелдинга).

Учитель ушёл в 2355.

Селек отправил на падд доктора МакКоя отсроченное сообщение (в случае, если план не удастся, отменить отправку можно успеть до восьми утра). Наскоро собрал в реплицированную сумку необходимое, включая чёрную хламиду для медитаций, и покинул каюту.

Телепатический зов Спока-растения настиг его в лифте. Чистый и чёткий, словно между ними не было расстояния вообще. Селек постарался не думать о том, как близко к Споку сейчас и насколько открыт разум спящего капитана; Джим Кирк был доступен вулканцу весь, без остатка.

«Я собираюсь осуществить задуманное», – обратился Селек в ответ к растительному вулканцу.

Ты собираешься подвергнуть опасности свою жизнь.

«Ты отговаривал меня утром. Твои доводы не были убедительными. Я настаиваю на том, что эти расчёты неверны. Риск не настолько велик, а имеющийся является необходимым».

Я понял тебя и не стану останавливать. Живи долго и процветай, брат Селек.

Коммандер не стал отвечать. Пожелать подобного противоречило фактам.

В 0047 Селек стоял над разбуженным Сирано Джонсом в камере временного содержания преступников на десятой палубе.

– Я не знаю, ей-богу, как несчастное животное попало к этой милой девушке, коммандер, – частил торговец, заискивающе глядя на вулканца. – И отдельно я клянусь, кот не линял до того, как попасть на этот корабль! Это милое и добродушное животное, шерсть которого…

– Меня интересует растение, мистер Джонс. То растение с проклюнувшейся почкой. А точнее, тот, кто вам его продал.

– Вы проверяли меня на детекторе, мистер Селек, – Джонс изобразил выражение лица, которое Селек трактовал как «обиженное». – Вы знаете, что я не врал, клянусь богами Ориона, чистая правда – я не знаю, кто мне продал этот горшок с саженцем, у него было закрыто лицо! Это нормально для чёрного рынка редкостей, к вашему сведению, господин строгий вулканец, да-да.

– Вы должны прекрасно знать, как обмануть детектор. Растительное существо разумно, мистер Джонс, о чём вам должно быть известно. Я могу созвать суд, где будет проведён допрос с использованием сыворотки правды. Вас осудят, как работорговца.

Джонс поджал губы и семь секунд смотрел на него с тем же обиженным выражением лица. С вероятностью в девяносто целых и пятнадцать сотых процента просчитывал возможную выгоду.

– Сделка, мистер Селек?

– Это разумный вариант. Я помогаю вам сбежать и освободить ваш корабль, вы отвозите меня к торговцу. Но прежде одно условие. – Он плавным движением выхватил фазер, наставив на дёрнувшегося Джонса. – Я попрошу вас держать себя в рамках приемлемого поведения и не пытаться меня обмануть.

МакКой, матерясь сквозь зубы, открыл сообщение от коммандера, помеченное значком «срочно».

Он знал, всегда знал, что если проблема на корабле не из-за вечно беспокойной капитанской жопы, то из-за логичного шила в жопе какого-нибудь вулканца. Ну и какая-то сотая доля проблем – из-за там… взрыва в инженерном, когда тащат в медотсек всех без разбора, и у кого пальчик обожгло, и у кого руку разворотило, или нападения какого-нибудь, когда вперемешку энтерпрайзовцы и нападавшие.