Смутное предчувствие одолевало Брэдена. Тревога и беспокойство. Он откинулся на спинку сиденья в элегантной карете, нетерпеливо ожидая отправления из Йорка. Его двухлетний жеребец, который сегодня впервые участвовал в бегах, не обманул ожиданий, показав прекрасный результат, и можно было рассчитывать, что следующей весной он придет первым. Атмосфера скачек всегда волновала кровь Брэдена и пробуждала в нем прилив энергии. Как ценители балета испытывают трепет от мастерства и изящества танцоров, так и он приходил в восторг, наблюдая за стремительным полетом породистых скакунов. Но сегодня бега не доставляли ему удовольствия.
— О чем задумался, Брэден?
Брэден вздрогнул. Высокий худощавый мужчина средних лет сел напротив в карете и выжидательно смотрел на него. Пробивающаяся в волосах седина и разбег мелких морщин по лицу только подчеркивали жизненную силу, бьющую из проницательных глаз Чарлза Грейвза, и усиливали ощущение тепла и покоя от самого его присутствия.
Брэден стряхнул с себя задумчивость и натянуто улыбнулся.
— Тебя не порадовало выступление нашего малыша? — осторожно поинтересовался Чарлз.
Брэден помотал головой.
— Нет, он был великолепен. Достойное дитя своих великих родителей.
Чарлз уловил нарочитость ответа и не мог не заметить отсутствующий взгляд собеседника. Уже несколько месяцев Брэден пребывал в меланхолии, а после знаменательного разговора с леди Эбигейл Девон две недели тому назад и вовсе погрузился в мрачную, угрюмую задумчивость. Это озадачивало Чарлза, — обычно Брэден никому не позволял столь глубоко тревожить свое сердце. Это неумение искренне реагировать на жизненные неурядицы привили Брэдену родители, сваливая на него все свои обиды и разочарования, так что ему только и оставалось замкнуться и уйти в себя. И со временем Брэден воздвиг вокруг своего внутреннего мира непробиваемые стены отчуждения.
— Тогда в чем же дело? — мягко настаивал Чарлз.
— Не знаю, — признался Брэден. Он махнул кучеру, чтобы тот отправлялся, и, когда карета тронулась, опять обернулся к Чарлзу. — Наверное, последняя выходка Эбигейл заставила меня вспомнить о вещах, которые я почти забыл и не хотел бы вспоминать. Она еще раз показала, насколько неприятна и предсказуема эта жизнь.
— Ну, не все в ней так плохо, — возразил Чарлз.
— Не все. Только люди, — иронично покачал головой Брэден. — Взять тебя — разве не был ты счастливее, когда служил у нас простым конюхом? Когда имел дело с прекрасными животными, а не с этими бездушными двуногими. Чарлз усмехнулся.
— Ты прав, но выезжать лошадей будет, пожалуй, посложнее, чем задавать им корм. Я за двадцать лет понял это прекрасно.
Брэден собрался было ответить, но внезапный шум на улице отвлек его.
— Только без рук! — кричал неистово сопротивлявшийся мужчина, которого, невзирая на протесты, выбросили за ворота, и он стоял пошатываясь на тротуаре. — Возмутительно, — пьяно бормотал он себе под нос. — Какое обращение с посетителями… со зрителями…
— Пьянь! — кричал ему в спину один из участников сцены. — Ты еще с прошлых бегов должен мне сто фунтов. Мне осточертели твои обещания! У тебя за душой нет ни фартинга!
Пьянчуга бросил прощальный вызывающий взгляд на своего обидчика, гордо откинул со лба сальные пряди темных волос и ступил на мостовую — прямо под колеса кареты Брэдена. Кучер пронзительно закричал. Лошади захрапели, сопротивляясь натянутым поводьям. Мужчина дернул головой, огляделся мутным взглядом и застыл, увидев стремительно надвигающийся на него экипаж. Еще мгновение — и столкновения не избежать.
Карета остановилась.
Брэден распахнул дверцу. Он не слышал удара и надеялся, что мужчина не пострадал. К тому моменту, когда Брэден с Чарлзом выбрались из кареты, лакеи, соскочив с запяток, уже поднимали на ноги растрепанного, но невредимого пьянчужку.
— Пустите меня, говорю! — отбивался тот. — Сначала сбивают с ног, а потом тормошат, как тряпичную куклу! Руки прочь, я сказал!
Брэден приблизился к нему. Кивком головы он велел лакеям отпустить мужчину и с нескрываемым отвращением оглядел его холодным пронзительным взглядом. Он заметил, что наряд пьяницы был поношен и давно не чищен, но когда-то мог считаться богатым.
— Поднимайтесь, — распорядился Брэден. Незнакомец потерянно заморгал, неловко поднялся и принялся отряхивать приставшую к штанам грязь.
— Вам очень повезло, что у моего кучера хорошая реакция, — тон Брэдена был полон презрения, — иначе вы оказались бы под колесами. — Он скрестил руки на груди. — Как вы собираетесь добираться домой? — без обиняков спросил он.
Мужчина огляделся невидящими глазами.
— Не знаю… Вероятно, возьму экипаж…
— Здесь нет ни одного экипажа, — раздраженно оборвал его Брэден и указал на дверцу своей кареты. — Забирайтесь. Мой кучер отвезет вас домой.
Мужчина осмотрел элегантную карету красно-черных цветов Шеффилдов, украшенную массивными изображениями фамильного герба. Хоть он и простой дворянин, но кое-что понимает в этих аристократических штучках.
— Вы думаете таким образом откупиться от меня за беспечность вашего кучера? — с вызовом произнес он.
Брэден жестом велел Чарлзу помочь пьянчуге забраться в карету.
— Нет, я просто пытаюсь быть великодушным по отношению к тому, кто оказался в затруднительном положении. Неважно, заслуживает он того или нет.
С этими словами Брэден прыгнул в карету. Через минуту Чарлз погрузил потерявшего всякое представление о реальности пьянчужку, забрался сам и устроился рядом.
Брэден кинул на пассажира холодный взгляд.
— Куда прикажете? Пауза.
— В Скарборо, милорд. — Роберт не знал титула своего спасителя и счел обращение «милорд» самым нейтральным. — Мой дом стоит на скале у самого моря, его хорошо видно с дороги, и мы не прозеваем его.
Сердце Брэдена тревожно забилось: предчувствия, одолевавшие его, как будто начинали сбываться. Высунувшись в окно, он сказал кучеру, куда ехать, и откинулся на спинку сидения, ругая себя за излишнюю впечатлительность. В конце концов, на скалах у побережья Скарборо не один дом.
