Солнце било прямо в глаза, и Касси заставила себя проснуться. Скоро и Маргарет будет здесь, захлопочет вокруг нее, помогая одеться для урока верховой езды, который вошел в привычку у нее, начиная с прошлой недели. Эти занятия были единственной вещью, на которой она позволяла себе сосредоточиться… после того события у ручья… когда Брэден последний раз обнимал ее.

Каждый проходящий день увеличивал пропасть между ними, нагнетал напряженность, отнимал надежду. Брэден редко оставался дома. А когда оставался, был сух и холоден, пропадая в своем кабинете или в конюшне, встречаясь только с деловыми партнерами, общаясь лишь с лошадьми и Чарлзом. Каждый раз, когда они сталкивались или когда Касси пыталась перехватить его взгляд, она чувствовала его гнев. В его глазах были упрек, досада и страдание. И она не знала, как это поправить.

Сказать по правде, ей, привыкшей к скандалам и побоям, было просто невдомек, как можно развеять эту тихую, подспудно сгущающуюся тревогу и напряженность в их отношениях. Она чувствовала, что какая-то черная тень, что-то необъяснимое и необратимое пролегло между ними, резко изменив порядок вещей.

Дверь распахнулась, и жизнерадостная, беспокойная Маргарет вплыла в спальню.

— Доброе утро, ваша светлость, — поприветствовала она свою госпожу, устремляясь к окну, чтобы отдернуть занавески и впустить лучистый солнечный свет в спальню.

— Привет, Маргарет, — ответила ей девушка, садясь на постели и слабо улыбаясь в ответ.

Маргарет вгляделась в бледное лицо Касси и нахмурилась.

— Вам опять снились кошмары? — обеспокоенная видом хозяйки, спросила она ее.

Касси покачала головой:

— Да нет, Маргарет. Просто плохо спала.

Действительно, Касси почти не удавалось заснуть на протяжении уже нескольких ночей. Уже было неплохо, если ей удавалось вздремнуть за ночь хоть несколько часов, но дважды на этой неделе ее будили кошмары. В те дни, когда Брэден отсутствовал в Шербурге, не кто иной, как Маргарет успокаивала ее, не спрашивая ни о чем, поглаживая ее по голове и мурлыча тихую песенку, пока озноб ужаса не оставлял Касси. Касси восхищалась ее жизненной силой и была благодарна за трогательную заботу.

Но разве могла Маргарет заменить Брэдена?

— Может, вам принести завтрак в постель, ваша светлость? — спросила Маргарет с затаенной надеждой.

Касси вздохнула. Она знала, что служанку очень тревожит отсутствие у нее аппетита и ее бессонница. Эта пожилая женщина хлопотала над ней, как мать, Касси уже четырнадцать лет не знала такой заботы. Она была и рада этой трогательной опеке, и смущалась ее.

— Не нужно, Маргарет. Я подумала, что было бы неплохо сегодня спуститься к завтраку.

В этом поступке уже был смысл, потому что широкая улыбка разлилась морщинками радости по лицу пожилой женщины.

— Отличная мысль! Вам надо выйти на люди, провести хоть немного времени с мужем… — она осеклась, заметив, как потухло лицо Касси. Маргарет, как никто другой, знала о том, что происходит между молодыми супругами. Пусть девушка и не делилась с ней своей печалью, чувства ее и огорчения были перед Маргарет, как на ладони, и то, что герцог не навещает Касси в ее спальне, не было для нее секретом. Она иногда едва сдерживалась, чтобы не высказать его светлости, что негоже так обходиться с молодой женой, но вовремя прикусывала язык, отчасти понимая, что не ее ума это дело, отчасти чувствуя, что не все тут так просто, как кажется на первый взгляд. Все, что творилось неладного между господами, только они сами и могли поправить.

Получасом позже, умытая и наряженная, Касси спускалась в парадную столовую Шербурга. В дверях она остановилась, в очередной раз почувствовав холодок между лопаток от величины и величественности этого зала. Старинные, явно очень дорогие скульптуры выглядывали из-за колонн, которые вздымались к высокому, золоченому потолку и хрустальным люстрам. А в дальнем конце в беломраморном камине шевелились языки горячего пламени, рассыпая золотые отблески. Взгляд Касси упал на массивный и широкий резной стол красного дерева и на стулья, добротные и внушающие почтение. Подобострастные лакеи бегали вокруг стола, подавая пышущие жаром и источающие чудесный аромат блюда лорду Сирилу Шеффилду, сосредоточенно поглощавшему свой завтрак, и его светлости, герцогу Шербургскому, восседающему во главе стола, спрятавшись за свежим номером «Тайме».

Завидев входящую Касси, Сирил встал из-за стола, в удивлении подняв темные брови.

— Доброе утро, Кассандра, — произнес он. — Счастлив видеть, что вы решили разделить с нами трапезу.

Касси улыбнулась:

— Доброе утро, Сирил. Я решила, что пора наконец справиться со своей ленью и вставать в разумный час.

Брэден неторопливо сложил газету и также поднялся.

— Доброе утро, Брэден, — мягко сказала Касси. И вновь она увидела, как растерянность и горечь мелькнули в его глазах, тут же растаявшие в обычной непроницательности.

— Доброе утро, Касси. — Он не мог скрыть радости при ее появлении, выдав свои чувства легкой, едва заметной дрожью в голосе. Нет, ничего не изменилось с того знаменательного дня у ручья, ему не удалось ни отказаться от принятого однажды решения, ни избавиться от пыла души.

Он видел ее мягкий, вопросительный взгляд с дальнего конца стола, и неожиданно для себя вдруг почувствовал, что его охватывает гнев. Чего она добивается от него? Черт возьми, она не малое дитя. Не может же она не понимать, что она делает с ним.

До злополучного пикника Брэден считал, что только его порочная сущность в ответе за муки неудовлетворенной страсти, и только ее обвинял, когда не мог сдержать себя. Но тот день все перевернул в его душе. Там, у ручья, он понял, что никогда до этого истинная страсть не посещала его сердце, и там же, к вящему своему удивлению, почувствовал, что Касси откликается на его порыв с равным нетерпением. Он ласкал ее, и в ее глазах не было и тени страха и отвращения. Она просила его — какое там! — она требовала продолжать. Конечно, не словами, но ее стоны, ее движения, отклик ее тела красноречиво говорили за нее. Он чувствовал эту мольбу, теряя рассудок, он упивался ею. Никогда еще ни одна из женщин не влекла его к себе так беззаветно, безрассудно и отчаянно. Он как школьник, незадумываясь о последствиях, ринулся напролом, очертя голову, ощущая лишь крайнюю нужду освободиться в глубине ее тела, обманываясь ее опьяняющим восторгом.