Клавдия посмотрела на него, мотнула головой.

— Как противно, когда врут. Знаешь, Федя, как это противно и обидно? — Она зажгла газ и поставила кастрюлю на плиту.

Муж молчал.

Зазвонил телефон. Клава хотела поднять трубку, но Федор перехватил.

— Алло… Это тебя. — Протянул ей трубку и вышел из кухни.

— Алло, Клавдия Васильевна? Это Никита. У меня мало времени — Ритка к соседке за перцем пошла…

— Я в Саратов звонила… — начала было Клавдия.

— Да, это… — перебил Никита, — вы простите, что так получилось. Это все из-за свитера. Там в машине одна моя… ну, знакомая ехала со мной.

— Понятно. — Клавдия вздохнула.

— Вот я и соврал про Нинку. Это не Нинка была. А по трассе мы не ехали потому, что… Ну, в общем, у нас груз один был. Решили подработать маленько… Я так подумал, вы же все равно узнаете, так уж лучше я сам…

— И правда лучше.

— А Нинку я давно не видел, честное слово! — заторопился Никита. — Очень давно…

— И она вам не звонила?

— Нет. Как там Витька?

— Нормально, играет. Сейчас ужинать будем.

«Газ нужно сделать потише, а то вся вода выкипит».

— Я его послезавтра сам заберу. Вы только скажите, когда и где… О, все, Ритка идет. — И в трубке зазвучали короткие гудки.

Клава взяла нож.

— Тетя Куава, а что ты деуаешь? — на кухню заглянул Витя.

— Ужин готовлю.

— А почему ты пуачешь?

— Это мне лук в глаза попал.

— Зуой уук?

— Не злой, — поправила Клавдия и смахнула со щеки слезу, — обидный…

— Клавочка Васильевна, подождите!

Клавдия придержала дверь лифта, пока Лина Волконская запирала дверь.

— По-моему, мы раньше встречались чаще, — сказала Лина, влетая в лифт.

— А так всегда бывает, — согласилась Клавдия. — Что имеем — не храним…

— Наверное, здесь уместнее — «большое видится на расстоянии»…

Лина была по-прежнему хороша. Только к девичьей ее прелести добавилась женская уверенность в себе и покой во взгляде.

— А что ж Илья тебя не захватил? — спросила Клавдия.

— Торопился очень, — как-то слишком поспешно ответила Лина. — Когда это мы с вами в последний раз виделись?

— В январе, кажется. Убийство Саманова…

— О-ой… не вспоминайте, — простонала Лина. — Что у вас-то нового?

— По мелочам — много. По крупному…

«А по крупному еще больше, — закончила она мысленно. — Только как об этом скажешь?»

Лина Волконская была судмедэкспертом. Познакомились они с Клавдией давно. Она уже смутно помнила, что за дело тогда расследовала, очень быстро все разъяснилось. Но началось с трех трупов в студенческом общежитии. Как и положено, была вызвана следственная бригада, криминалисты и среди всей этой большой команды — Лина.

Клавдия впервые видела такого судмедэксперта.

При виде трупов Лина стала белой, как стена, к которой прижалась всем своим дрожащим телом, потом убежала в туалет, и там ее вывернуло наизнанку. Клавдия видела, как дрожали руки и губы Лины, когда она касалась мертвых тел.

«Боже мой, — подумала тогда Дежкина, — кто же послал эту кисейную барышню на такую муку?»

Потом они встречались еще несколько раз при подобных же обстоятельствах, и Лина каждый раз выполняла свои прямые обязанности словно делала это в первый раз.

Клавдии бы срочно заменить медэксперта и сообщить начальству, но она решила, что девушка нуждается в поддержке. Поэтому мягко, но настойчиво уговаривала Лину не волноваться, не нервничать, а спокойно делать свое дело.

Хотя встречи их были нечастыми, Лина прониклась к Клавдии безграничным доверием. Стала просто так, без дела, захаживать в прокуратуру, чтобы поболтать о том о сем, поделиться своими женскими секретами. Словом, они сдружились.

И тут Клавдия узнала, как, собственно, девушка стала заниматься этой глубоко противной ей работой.

Родители Лины были довольно высокими чиновниками в аппарате ЦК КПСС. Почему-то они решили, что дочь их прирожденный врач. Вот они и устроили Лину в медицинский. Лина училась кое-как. Главное — иметь «корочку» о высшем образовании, внушали ей. Это престижно. Дальнейшая судьба казалась тогда сказочной и лучезарной.

Но человек предполагает, а Господь Бог располагает.

В сентябре девяносто первого года родители Лины вдруг оказались не у дел. Их просто вышвырнули на улицу. Может быть, и поделом. Но удар для чиновников был слишком силен. Отец стал пить. Мать превратилась в истеричку. А в один несчастный день, возвращаясь с дачи, родители попали в автокатастрофу. Оказалось, что оба были пьяны. Отец скончался на месте, а мать еще полгода пролежала в больнице. Но это была простая больница, никаких импортных лекарств, никакого современного оборудования, никаких высококвалифицированных докторов…

Похоронив мать, Лина поняла, что осталась совсем одна и теперь будущее строить ей самой.

В это время она уже училась на пятом курсе. Кое-как дотянула до диплома. Хотели ее отослать куда-то в Подмосковье, но кое-какие старые связи остались. Пристроили в институт судмедэкспертизы.

Наверное, из нее получился бы отличный педагог, философ или искусствовед. (У Лины были такт, острый ум и изысканный вкус.) Но среди партчиновников эти профессии считались несерьезными. И теперь Лина занималась колотыми, резаными, огнестрельными ранами и трупными пятнами…

— Мне показалось или это в самом деле — я слышала детский голос у вас? — спросила Лина, когда сели в троллейбус.

— В самом деле.

— Родственник?

— Не совсем. То есть совсем не. Мальчишку нашла на улице.

Клавдия рассказала Лине всю историю Вити, исчезновения его матери, а потом и отчима.

Волконская слушала невнимательно.

— И кто эта дело ведет? — спросила в конце. — Вы или Виктор Сергеевич?

— Да никакого дела пока нет, — ответила Клавдия.

«Виктор Сергеевич Чубаристов, — грустно подумала она. — Вот кто тебя, девочка, интересует…»

— Понятно, — вздохнула Лина.

— Он в Америку уехал, — сказала Клавдия. — Не сегодня завтра вернется.

Лина вспыхнула от того, что ее мысли так легко угадали, но благодарно улыбнулась.

Клавдия все решила еще вчера. Она попросит Игоря или лучше Берковича — у Игоря там что-то серьезное — начать следствие по делу исчезновения Нины Кокошиной и Сергея Смирнова. Беркович, как и Игорь, прокурор-криминалист. Он может действовать самостоятельно. А действовать уже было давно пора.

Но благие намерения сразу воплотить не удалось.

Возле дверей прокуратуры, когда Клавдия протиснулась через толпу неизвестно откуда взявшихся корреспондентов, ее вдруг остановили кожаные ребята со шкафообразными фигурами и сказали:

— Куда прешь, тетка?

Клавдия оценила ситуацию как унизительную. Ее не пускают на собственную работу.

Она обернулась на улицу и увидела, к счастью, милицейский «газик».

Стражи порядка, однако, оказались далеко не рыцарями, они долго и доброжелательно выясняли у кожаных, чего им надо, а потом доложили Клавдии, что это охрана депутата Худовского.

— Ах, вон в чем дело! — взъерепенилась Клавдия. — Ну ладно.

Она сама смело пошла на ребят, стараясь смотреть им прямо в глаза, а не на квадратные плечи и кулаки с арбуз.

— Следователь прокуратуры Дежкина. Сидел? — в упор спросила она самого вальяжного из них.

Корреспонденты вскинули телекамеры и фотоаппараты.

Вальяжный таковым быть сразу перестал.

— Да это давно было… По молодости, по глупости… — залепетал он.

— Не поумнел с тех пор, — резюмировала Клавдия. — Так, короткая стрижка, глаза карие, рост метр девяносто, лоб узкий, скошенный, — вцепилась она взглядом в лицо охранника. — По приметам сходится, — многозначительно добавила Дежкина. — Далеко не отлучайся.

Шкаф вздрогнул и отступил к стеночке.

— Документы! — рявкнула Клавдия на другого.