— А что, Риточка? Что такое? — Никита попятился, испуганно моргая глазами.

— Вот это — что? — Риточка вынула из кулька женский свитер и швырнула в мужчину.

— Откуда он у тебя? — спросил он, не придумав ничего умнее.

— Ромка сейчас приходил, напарничек твой, просил тебе передать. Я в пакет заглянула, а там это! Говори, кобель, чья это вещь, а то я ее распущу и нитки на твой сучок-то намотаю!

— Что ты, золотко, ты неправильно поняла, — захихикал Никита, дико косясь на Клаву. — Это совсем не то, что ты думаешь…

— Все я правильно поняла, бабник ты хренов! — Рита даже не обращала на гостью никакого внимания. — Или скажешь, что ты сам его носишь, когда холодно?!

— Нет, ну что ты.

— Чей это свитер? — Рита продолжала наступать и уже приперла Никиту к окну. — Последний раз спрашиваю! Чей?!

— Нинкин! — вдруг выпалил он.

— Чей? — Рита остановилась.

— Чей? — Клава встала с кресла.

— Нинки, жены моей… бывшей. А что? — Кокошин оттолкнул любовницу. — Это она с нами в машине ехала. Попросила меня до Саратова ее подбросить, вот и все. Родственники там у нее какие-то. Поэтому и на трассе нас не было — мы крюк сделали…

— Так вы видели ее? — ахнула Клавдия. — Да почему же сразу не сказали?!

— Потому что… вот и все!.. Она просила никому не говорить, — буркнул Никита. — Я ж не знал, что она Витьку на этого… оставила. И потом — вы ж Ритулечку мою видите?..

— Так-так-так, — пыталась сообразить Клавдия. — А зачем ей нужно было в Саратов? Она вам не говорила?

— Сказала, что там плохо с кем-то или помер. Я и не расспрашивал толком. — Никита пожал плечами. — Ну вот ты посмотри, что сделала, дура. Помяла все рубашки. Теперь их никуда не примут. — Он собрал рубашки, на которых только что посидела Рита, уложил их в стопочку и запихнул в шкаф. А куда туфли дела модельные? Я же говорил, это не твое.

— А может, Нинки твоей? У, жмот чертов… — Рита полезла под диван и швырнула на середину комнаты коробку с туфлями. — На, подавись! А про Нинку мы еще с тобой поговорим!..

— Значит, это двадцать третьего произошло? В пятницу? — перебила ее Клавдия.

— Ага, в пятницу… — Кокошин почесал затылок. — Да, точно…

— Странно. А зачем же Смирнов сказал, что она дома ночевала?

— Это уж вы у него спрашивайте, чего он вам там наговорил.

— Понятно. — Клава задумалась. — Простите, а у вас случайно нет ее адреса в Саратове? Или, может, телефон?

— Есть, — прошипела из угла Рита. — Возле сердца носит. Сама в блокноте видела, на первой страничке.

— Ох, ну че ты лезешь, че ты лезешь? — Кокошин взял со стола записную книжку. — Вот, пишите. 23-40-05. Злобин Зиновий. Это дядька ее.

— Спасибо. — Клава записала телефон на куске оберточной бумаги и сунула к себе в карман. — Больше вы ничего не хотите сказать?

— В смысле? — не понял Никита.

— Ну, согласитесь, по меньшей мере странно — уехала, не позвонила, не сообщила, сына бросила…

— Что знал, все сказал, — пожал плечами Кокошин.

— Ну тогда ладно, я пошла. Большое вам спасибо. — Клава встала и пошла в коридор.

— Ой, что вы, это вам спасибо, что наше… моего Витьку пригрели. — Никита поплелся было за ней, но Рита ухватила его за руку и что-то горячо зашептала на ухо.

— Витенька, иди сюда, маленький, давай прощаться, — позвала из коридора Клавдия.

Витя высунулся из кухни и наморщил лоб.

— Уже уходишь, тетя Куава?..

— Клавдия Васильевна, — вынырнул в прихожую Никита, затолкал Витьку опять на кухню и закрыл дверь в комнату. — У меня сестра в командировку укатила, послезавтра возвращается, — зашептал он. — Я Витька к ней отправлю, пока мать не вернется, а то… Ритка ему тут житья не даст…

— И что? — Клавдия насторожилась.

— Не могли бы вы его пока к себе взять, раз такое дело? — Кокошин отвел взгляд.

— Как это? — удивилась Дежкина.

— На два дня, не больше. Вы меня так выручите.

— Да вы в своем уме? — опешила Клавдия.

— Я вас очень прошу!

— Даже не просите! Как вам не стыдно?!

— Тетя Куава, а ты еще пиуожков сдеуаешь? — Витя скинул башмачки и побежал в Ленкину комнату.

— Сделаю, сделаю, — простонала Клава и стала раздеваться.

— Привет! — в прихожую вышел Федор. — Что, нам отдали?

Он подошел к Клаве и чмокнул ее в щеку. От него приятно пахло каким-то новым одеколоном.

— Что за запах? — Клава сунула ноги в тапочки и пошла на кухню, готовить ужин.

— Нравится? — заулыбался муж.

Межгород долго был занят. Только минут через двадцать удалось пробиться.

— Алло! Это 23-40-05?!

— Да. А кто вам нужен? — спросил мужской голос.

Клава подцепила ногой табуретку, пододвинула под себя и села.

— Мне нужен Зиновий. Зиновий Злобин. Я туда попала?

— Это я. А вы кто?

— Меня зовут Клава. Я подруга Нины. Могу я?..

— Нины? — удивился голос. — А что случилось?

— Да, собственно, ничего. Могу я с ней поговорить?

— Конечно, можете. Запишите телефон.

Клавдия потянулась за блокнотом, но Злобин стал называть уже давно известные ей цифры.

— Подождите, но это ее московский…

— Ну…

— Но она же у вас?

— Где у нас?

— В Саратове. А разве нет?

— Нет. А кто вам сказал?

— Никита, ее бывший муж. — Теперь удивилась Клава. — Так ее точно нет?

— Нет, конечно. А с чего этот Никита взял, что она у нас?

— Скажите, а может, она вам звонила? Или еще что-нибудь?

— Да не звонила она. Вообще про нее месяца два не слышал. Скажите, а вы туда звоните?

— Это 23-40-05?

— Правильно…

Клава положила трубку.

— Вот гад…

— Значит, говоришь, нравится запах? — На кухню вошел Федор и сел рядом.

— Какой запах? — Клава устало посмотрела на него.

— Ну как же. Вот. — Он поставил на стол флакон одеколона. — Купил сегодня. Всего полтинник стоит. Приятный запах, правда?

Клава взяла флакон и прочла название. «Egoiste».

— Полтинник, говоришь?

— Да, всего полтинник. — Федор взял флакон из ее рук и аккуратно упаковал в коробку. — Очень приятный запах. Полынью пахнет, дорогим табаком и немного мятой. Очень мужественный, правда?

— Да, очень. — Клава пристально посмотрела на мужа. — Ну а теперь мужественно все выкладывай.

— Что выкладывать? — не понял Федор.

— Федь, ты как думаешь, я где работаю? — Клава встала, вынула из-под стола ящик и стала набрасывать в раковину картошку.

— В смысле?

— Думаешь, я не знаю, сколько этот одеколон стоит? — Включила воду и взяла в руки нож. — Сто восемьдесят тысяч. И это еще по дешевке. — Первая картофелина булькнула в кастрюлю. — Чего молчишь?

— Ну ладно, ладно, поймала, — захихикал Федор. — Я его за двести купил. Могу себе позволить раз в жизни? — Он махнул рукой и встал.

— Нет, ты посиди, посиди. А я дальше расскажу. — Клава бросила в кастрюлю третью картофелину и взяла четвертую. Федор сел. — У тебя в тумбочке восемь одеколонов, а у меня одни духи. Нет, я не жалуюсь. Просто как-то странно это. По идее, должно быть наоборот.

— Вот какую-то ерунду мелешь! — начал заводиться муж.

— Наверно, ерунда. — Четвертая картофелина оказалась вся гнилая, пришлось ее выкинуть. — Но вы, мужики, в запахах вообще мало разбираетесь. А ты тем более, «Тройной» от «Шипра» отличить не сможешь, совсем себе своими папиросами нюх отбил. А тут вдруг — «полынь», «мята», «табак»… — Почистив пятую картофелину, Клава долила в кастрюлю воды и принялась за шестую. — И потом, слово «мужественно» мужчины очень редко произносят. Это как «масло масляное». Зато женщины очень часто им пользуются. Как ты думаешь, хватит? — Она повернулась к мужу и холодно улыбнулась.

— А что, еще что-то вычислила? — тихо спросил Федор.

— Это я про картошку. Хватит на всех? — Она показала ему полную кастрюлю.

— Да. — Федор опустил голову.

— Хотя у меня и еще вопросы есть…

— Какие вопросы? — напрягся Федор.