- Цыц, мелкота! - сказал он, умеряя свой низкий, рыкающий голос, при звуках которого замирало сердце - такой он был грозный, даже спокойный когда.
Все с уважением и со страхом взирали на великана.
- Я оставил свою крошку, - прорычал Шедевр, - чтобы промочить горло.
Бармен сразу понял намёк и быстро смешал коктейль. Шедевр следил за ним одним глазом.
- Расторопный малый, - проговорил он, протягивая ручищу и принимая объёмистый кубок, наполненный до краёв. Он поднёс его ко рту и спокойно сделал несколько больших глотков. - Прилично, - сказал он и обратился к нам: - Здесь получше, чем у Абсурда.
- А ты откуда знаешь? - спросил Лагуна.
- Заходил к нему днём, - сказал Шедевр.
- Он, наверно, очень тебе обрадовался, - предположил я.
- Без ума, - кратко отвесил Шедевр, и было ясно, что Абсурд испытал всю гамму человеческих ощущений, кроме радости. - Когда я уходил, гостеприимный хозяин потерял сознание, - сказал Шедевр. Он увидел наше недоумение и честно пояснил: - Я его пальцем не тронул.
- Нервы сдали, - догадался Лагуна, очень довольный.
- Именно, - сказал Шедевр. Он повернулся, налёг своей массой на стойку и в упор посмотрел на Штампа. - У тебя, надеюсь, нервы покрепче, а, гений?
Штамп льстиво хихикнул. Он заёрзал, как жук, прямо-таки пронзённый гневным немигающим взглядом гиганта в упор и, снова глупо оскалив зубы, хихикнул. По лицу поползли красные пятна. Он вспотел.
Шедевр, не дожидаясь ответа, повернулся к нему спиной и сказал:
- Моя девочка наверху заждалась, наверно. Идёмте. - И он мягким движением опустил осушенный бокал на стойку.
Мы пошли наверх, несколько подавленные.
Это помещение существенно отличалось от того, что осталось под нами. Оно было очень большим, таким просторным, что сразу становилось понятно, почему с улицы кажется, что стены второго этажа будто выпирают, выдаются в стороны, и создаётся впечатление, что второй этаж, как башня, насажен на первый - как на ствол.
В стенах и в сравнительно невысоком потолке вкраплены тусклые разноцветные лампы, и цвета подобраны со вкусом - стилизованы, цветов как таковых нет, одни оттенки, как в калейдоскопе, преимущественно блекло-фиолетового и розоватые, и попадались салатовые, большей частью над головой.
В зале царил растворенный этими светлячками полумрак, и в нём были видны очертания низких столиков, окружённых лёгкими удобными креслами, столики были разбросаны по всему залу на удачном расстоянии друг от друга, и за каждым столиком сидели и тихо переговаривались.
Дальняя часть зала была отведена для танцев, там звучала тихая стелющаяся мелодия, в которой неподвижно застыли две-три обнявшиеся пары. Музыка текла прямо из стен, из невидимых пор, поверхность стен была своеобразным динамиком.
Шедевр и здесь привлекал всеобщее внимание.
Мимика села на высокий вращающийся стул. Лагуна заказал напитки.
Бармен кивнул и стал ловко разливать из разных перчаток, стоящих перед ним, больших и маленьких, а я смотрел на него.
Этот бармен тоже был молодой парень, очень красивый. Глаза у него были большие, почти чёрные, с длинными ресницами, нос небольшой, римский, и рот великолепного рисунка, с изящно выпяченной нижней губой, гладкой и блестящей, изображал снисходительную скуку.
Это выражение дополнялось глазами, устремлёнными вниз, ровными густыми бровями, точёными, как у девушки, высоко поднятыми, отчего на лбу собралось несколько неровных складок.
Под гладко выбритым с едва заметной впадинкой подбородком была посажена бабочка, безукоризненно смотрящаяся на крахмальной белизне сорочки.
Глядя на него, я тоже ощутил лёгкую тоску.
Может, здесь было и хорошо, но мне не этого хотелось. А ещё Лагуна с Мимикой упорно молчат и только переглядываются.
Я обрадовался, когда меня кто-то позвал.
Меня звали от столиков. Там сидели Корка, Фат, Дар, Топ и... изъян, я даже глазам своим не поверил.
- Бум! - заорал я, раскидывая руки. - Ты ли?
Бум легко вскочил, он вообще очень подвижный, и мы с ним сплели объятья.
- Ну, ну, здорово, Пик! - говорил он, хлопая меня по плечу.
- Откуда ты здесь? - спросил я.
- Я проездом.
- Всё ездишь?
- Конечно.
- Нравится?
- Да!
- Это хорошо.
- О да, это очень хорошо! - согласился Бум.
Он, как обычно, сиял улыбкой, и зубы у него были крупные и ровные, и улыбка освещала смуглое лицо этого парня, и волосы курчавились, как прежде.
Я очень давно его не видел.
- Я проездом, - сказал Бум. - Хотел к тебе, и встретил их. - Он показал на Корку. - И они сказали, что ты придёшь сюда.
- Правильно, - сказал я.
Я прикрыл глаза. Мне вдруг стало невыносимо скучно. Это тот красавчик бармен навеял. Мне стало так тоскливо. Вот приехал Бум. Он отличный парень. Он многое может понять. А я не знаю, что сказать. Я совсем не знаю, о чём его спросить. Он работает. Живет в столице. Наверно, у него есть подруга, самая лучшая из всех его подруг, и они, может быть, поженятся.
- Бум, - сказал я, просунув два пальца под бокал и приподнимая его. - Давай, пропажа! За встречу!
- Будь здоров, - сказал Бум, оживлённо блестя глазами.
Ну вот, сказал я себе, может, полегчает. Я выпил бокал чего-то очень крепкого.
Топ молча протянула мне какие-то стручки, которые ели все вокруг. Я взял два стручка, разом сунул их в рот и стал жевать. Они были ничего, съедобные.
Дар, Корка и Фат о чём-то говорили между собой, но я даже не вслушивался. Я сказал Топ - только потому, что она посмотрела на меня в тот момент:
- Идём со мной.
- Ты хочешь пригласить меня потанцевать? - спросила она.
Я неопределённо крутнул головой, взяв её за руку.
- Куда вы? - спросил Бум.
Он взял Топ за другую руку и, подержав, отпустил.
- Я знаю, куда вы, - сказал он. - Я скоро тоже приду. Только поговорю с Лагуной.
Я кивнул и повёл Топ за собой.
Шедевр с подругой сидели одни за столиком.
Шедевр сидел за столиком, как за блюдцем.
- Мы к вам, - сказал я.
Шедевр кивнул, а его подруга улыбнулась. Это была та самая женщина, что на пляже днём. Она была очень красива.
- Чтобы долго не думать, выпьем, - сказал я.
Шедевр опять кивнул, и мы выпили. На столе не было никаких стручков, но зато была аппетитного вида плоская рыба на блюде, залитая красным соусом.
Рыба была нетронута, и я захотел есть, придвинул к себе блюдо и стал есть рыбу.
Я вспомнил о Топ, предложил и ей, но она почему-то отказалась. Странно, подумал я, рыба такая вкусная. Я вдруг осознал, что пьян, и стал есть медленнее. Шедевр молча исподлобья смотрел на меня.
- Чего уставился? - сказал я с набитым ртом. - Голодный я. - Я проглотил кусок, вытащил штук десять салфеток сразу и всеми отёр рот и руки, вымазанные в красном соусе, и бросил их, скомканные и испачканные, на стол.
- Запить надо, - заявил я.
- Эх, Пик, - сказал Шедевр, и мы с ним выпили.
- А вы не пьёте? - спросила женщина Топ.
- Немножко.
- Выпейте со мной, - сказала женщина. - А то Шедевру со мной скучно.
Шедевр покосился на неё, но ничего не сказал, и она легонько столкнула с Топ рюмки.
- Как ты живёшь? - спросил Шедевр.
- Что?
- Я спрашиваю, как ты поживаешь?
- Ты серьёзно?
- Да.
- А ты как думаешь?
Шедевр промолчал. Он очень умён, этот гигант, и проницателен. Когда-то мы все были вместе. Какая-то пелена застилает мне глаза. А сейчас я не могу уговорить Лагуну сходить за змеёй.
Мною овладело ностальгическое настроение. Как вернуть то, что было? То время, когда мы околачивались по всему побережью до самых портов в одну сторону и до курортов, самых роскошных курортов в мире, в другую сторону, и торчали возле увеселительных заведений в надежде почесать кулаки, и враждовали со всеми компаниями, и те постоянно ходили жестоко обманутые, потому что Шедевр входил в тело, начинал наливаться соками, и всё побережье трепетало перед его именем, и мы были дерзкие, и наглые, и самоуверенные, и циничные, и смотрели на всё прямо, и готовы были умереть друг за друга, время презрения ко всему лживому, скрытному, фальшивому, лицемерному действительно было другой планетой. Каждый день был так прекрасен, что казался неповторимым.