От всей школы остался один метод.
- Нам никто не указ, - сказал я. - Мы вместе. Мы свободны.
- Вместе свободны, - веско вставил Лагуна.
Вокруг возвышались огромные кучи мусора со множеством выброшенных, никому не нужных, лишних вещей, которые, пусть и с изъянами, могли бы еще пригодиться, послужить еще.
На окраине мы увидели людей. Многие годы никто, кроме нас, не посещал эти места. Они всегда имели дурную славу. Трогать их было нельзя.
Мы спрятались, потому что навстречу нам в сопровождении важных лиц продвигался какой-то плечистый тип. Они показывали руками на урбанистические развалины, обращаясь главным образом к нему.
- Это же Тюфяк, - сказал Лагуна, поправляя занятный чепец. - Я недавно хорошенько вздул деревенщину. Тоже мне, персона.
- Это манжета нашего нового рациона, - сказал Дебош. - Всех обскакал. Рациона еще нет, а манжета тут как тут. Вы не поверите, ему всего десять.
- Да-а?
- Я сам сначала не поверил. Говорят, очень способный.
- Чего - десять? - сказал я.
Дебош пожал плечами.
- Понятно, большое будущее.
Когда манжета со своей свитой ушли вперед, мы вылезли и отряхнулись.
Зачем мы прятались, не знаю, скорее, по привычке.
- Дом рациона пустует, - сообщил Дебош. - Старый рацион Юбилей исчез, а новый еще не объявился.
Лагуна вдруг прыгнул на меня, и мы покатились в пыль. Детсад на прогулке.
- Воля! - выдохнул Лагуна.
На нашем плоту сидел Витамин. Он играл в кости с какими-то девицами.
- Опять я проиграла, - с улыбкой сказала одна.
- Мечи, - сказал Витамин. Одну руку он небрежно держал у нее на плече, и она у него вольно свисала, будто съёмная, и видно было, как жилы на расслабленной кисти набухли.
Плот из бревен выдавался в море, и вода иногда выплескивалась на него.
Туристы никогда не приближались к нам. Витамин отложил кости и помассировал пальцы рук. Это были руки художника или скульптора.
С пригорка спускались Нектар с моей младшей сестрой Ореол в одних купальниках, с корзинами необычных размеров, но почти невесомыми и прочными.
- Вы сегодня припозднились, - заметил я.
- Заглянули в лавку, - пояснила Нектар. - Вот, не удержались. Фантастические сумки, правда?
- Палаты, - сказал я.
- Ого! - сказала Нектар и засмеялась.
Витамин отрешенно загорал.
Я провел девушек мимо сушащегося на солнце Дебоша, который, подняв голову, улыбнулся коротко и дерзко, обнажив мелкие зубы.
Девушки удивились, но ничего не сказали.
- Представляешь, эта продавщица в лавке что-то обронила в мой адрес, - сказала Нектар с кривой усмешкой.
- Каждая девушка должна быть к этому готова, - подал голос Витамин.
- Странно, - сказала Нектар. - Но почему?
- Это банально. - Витамин открыл глаза и смотрел на воду. - В какой-то момент все одинаковы.
- Но почему? - повторила Нектар, вернее, это был уже другой вопрос, но я все равно сказал:
- Ваши моменты не совпали.
- Верно. В этом все дело.
Нектар, казалось, немного успокоилась. Дебош, окончательно обсохнув, устроился под зонтом с кипой журналов.
Витамин с девушками загорали. Девицы были красотки.
Лагуна сполз в воду. В расстройстве он стал плавать вдоль плота и окликать Дебоша.
- Дебошир... эй... ей... Дебошир...
Дебош терпеть не мог, когда его называли полным, так сказать, прозвищем. Оттопырив нижнюю губу, он свирепо зыркал на Лагуну, и, честное слово, человека постороннего это могло бы впечатлить и отвадить.
Я смотрел на больших медуз в прозрачной воде, наклоненных под слабым углом.
Припекало. Витамин и девушки лежали, не шевелясь. Скоро они соберутся уходить. Вдруг слабонервный Дебош дико взвизгнул - Лагуна окатил его холодной водой. Он вскочил, вид у него стал еще более угрожающий, но Лагуна без колебаний схватил его за щиколотку, и тот рухнул в воду, а его обидчик был уже на плоту, втянулся, как пиявка.
Все безучастно наблюдали, как Лагуна медленно ходит по краю плота и одной ногой время от времени ловко притапливает, как мячик, голову незадачливого Дебоша.
- Обезьяна крашеная, - прохрипел тот, наконец, и пустился наутек, сожалея лишь о своих оставленных журналах, которые со свистом настигали его один за другим. Лагуна был сам не свой от бешенства.
Он готов был пуститься в погоню, но я окликнул его, прыгнув на берег.
Море в эти дни было мутноватым. После урагана принесло массу водорослей, и они мертвой сетью лежали на песке или качались в воде. Было много медуз. Если не обращать на это внимание, то день был хороший. Вода у берега прозрачно стелилась.
Вдали от берега из воды торчало несколько скал. Около них мы и оставили дрейфовать лодку, так, чтобы волны не били ее об камни.
Одна скала была завалившейся, с плоским боком. Волны побольше забрызгивали всю ее крупнопористую поверхность, и через несколько секунд она просыхала.
Первым нырнул я. Лагуна остался в лодке, развалясь. Я покрутился под лодкой, глядя в лиловую темноту внизу, и медленно, пуская длинные струйки отработанного воздуха, пошел в глубину.
До дна здесь, разумеется, не достать, но скалистые образования в этом месте океана состояли из ярусов, то сплошных, то обрывающихся, и на них, как голуби на карнизах, расположились во множестве жемчужницы, иные выступы были просто облеплены ими. Я продвигался вдоль склона и собирал их в мешочки. Когда они наполнялись, я дергал за веревку, и мешочек, покачиваясь, плавными рывками уходил наверх, и на поверхности был виден беззвучный всплеск.
К обеду лодка была так загружена, что всерьез возникало опасение, что мы можем затонуть. Лагуна пребывал в приподнятом настроении. Любая нажива благотворно действовала на разбойника.
Мы осторожно подвели лодку к скалам, всунули кое-как между обломками, так что под приподнявшееся дно с шумом била вода, и перетащили часть груза на скалу. Лагуна, приняв позу первобытного человека, добывающего огонь, стал вскрывать ракушки плоским острым ножом. Это ему удавалось с трудом, и он пыхтел.
На пути к берегу Лагуна несколько раз нырял на мелководье и достал очень крупные ракушки, считая, что чем больше, тем лучше. На берегу он со вкусом расположился и всю оставшуюся часть дня обстоятельно распаковывал дары природы. Я помогал ему, а потом сходил домой за едой, и Лагуна мгновенно поглотил ее. Он часто и с нетерпением поглядывал на пляж, выжидая кого-то. Наконец он не выдержал и, торопливо попрощавшись, ушел.
Закат догорал. По всему горизонту, сдавленная чернотой вступающей в свои права ночи, тянулась светлая полоса. Ее нежный цвет заметно сгущался.
Я достиг места, где дно было приподнято, как кратер. Это было излюбленное место редких по абстрактной красоте ракушек. Доставленные на поверхность, они не теряют расцветки.
Я поплыл под водой. Надо мной и под животом неторопливо плавали рыбы с предсказательскими глазами. Я будто парил над широкой горловиной.
Единственная ракушка без моллюска сдвинулась с места. Я заработал ногами, вытянул руку и ухватился за выступ в ракушке. Ловились они без труда, главное - нужно было угадать, когда они выползают из глубины. Иногда это бывает перед непогодой, иногда - сразу после.
Сейчас на дне царил покой. В толще воды было видно, как между камней крутится небольшая барракуда. Она была одна. Рыбешки не обращали на нее внимания, но и попадаться не спешили.
Наскоро осмотрев ракушку - красные цвета перемешались с синими - я устремился наверх и вынырнул среди волн, вытирая лицо. Солнце давно зашло.
Я взялся за весла и расслабился, ссутулился. Берега видно не было. Вода вокруг колыхалась, как пленка. В темноте с трудом угадывалась корма. Лодку утягивало в океан, но мимо острова ей не проскочить. Огней, рассыпанных по побережью, становилось заметно меньше. Последние мерцали на вершинах далеких холмов, потом и они исчезли, и тут же донесся шум прибоя, как в пустой раковине.
Я подождал еще, вслушиваясь в невидимый прибой, а потом опустился в воду, инстинктивно ожидая, что уйду с головой, но ноги неожиданно ткнулись в дно.