- Когда? - озадаченно сказал Досуг. - Я же говорю, пока все не будет готово к переезду. - Он подумал. - Завтра, послезавтра... Не раньше.

- Н-да, - сказал я. - Ну, пока. Я, если вы не против, зайду к вам. Попрощаться.

- Да что ты, в самом деле! - заулыбался Досуг. - Какой разговор! Еще бы ты не пришел. Приходи обязательно.

Я кивнул. На Мимику и Лагуну я не смотрел.

- Пока, - сказал я им у ворот, улыбнулся и, повернувшись, пошел в дом.

У себя в комнате я не стал включать музыку, чтобы не уснуть, как всегда, а взял толстую книгу и стал читать. Книга была по биологии. Я внимательно разглядывал иллюстрации и схемы. Обычно я могу долго разбирать вот так все подряд.

Но сегодня меня надолго не хватило. Я отложил фолиант и задумался.

Матери не слышно, или отдыхает, или укатила куда-нибудь. Она немного обиделась, что я не был дома в тот вечер, когда она устраивала прием. Она дулась некоторое время и сказала, что я еще пожалею. Я поинтересовался, почему это я пожалею. "Пожалеешь, пожалеешь, - сказала мать. - Тут такие девушки были". Свет клином сошелся на этих девушках. С ними и поговорить-то не о чем.

Потом я подумал, что хотел сходить в джунгли за большой змеей. Когда я только узнал о ней, я просто места себе не находил. Я так хотел поймать большую змею. Она мне мерещиться стала. Потом мы с Лагуной ее высматривали, устраивали засады, но все впустую. Потом мы решили идти искать гнездо, и я немного остыл. Но все равно, я очень хотел поймать большую змею.

Я стал думать, с кем пойти. Лагуна деморализован, ему не змея нужна, а змей. Искуситель. Я мысленно перебрал всех знакомых и вздохнул. Где-то там, под беспощадным солнцем, разбили свой бивак Корка с девушками. Поеду к ним, решил я. Витамина могло и не оказаться дома. У них же все приготовлено. Я замер, предвкушая удовольствие, которое меня ожидало. Поныряю, подумал, я.

Я так люблю нырять в эти океанские пропасти. Я потянулся. За окном послышалось рычание, сдавленное и грозное, а потом голос сказал: "Брысь, лишенец!", и в проеме раскрытого окна моей комнаты вырос Лагуна. Я оторопел.

- Ты чего это? - спросил он подозрительно, глядя на мое лицо.

- А... так. Я ничего. А ты чего?

Лагуна мрачно смотрел на меня исподлобья.

- У тебя что-то случилось? - спросил я обеспокоенно.

Он молча покачал головой.

- А как же Мимика? - прямо спросил я.

- А! - сказал Лагуна и махнул рукой. - Они там по голову в делах.

- Помог бы, - ехидно сказал я.

- Что мешать, - сказал Лагуна.

- Вот и забудь, - сказал я. - Идем, отметим это дело.

- А у тебя что-то есть? - спросил Лагуна.

- Сейчас увидишь... - сказал я загадочно.

Мы пошли в гостиную. В ней царила прохладная полутьма. Пожалуй, даже было зябко как-то.

Я достал из бара набор "Моржа" и извлек из него бутылочку.

- Видал? - сказал я Лагуне.

- О! - сказал он с уважением.

Королевский набор был подарен недавно матери одним джентльменом безукоризненных манер. Мы вернулись в мою комнату, захватив фужеры, и разлили зеленоватую жидкость, ароматную и прозрачную, как водичка. Потом столкнули фужеры и выпили.

- Ха! - сказал Лагуна, выдыхая. - Что надо. А... - он поискал глазами. - Заесть нечем?

- Сейчас будет, - сказал я.

Лагуна взял в руки бутылку и стал разглядывать микстуру на свет, щуря один глаз, потом, как неграмотный, принялся шевелить губами, читая на этикетке, как таинственные письмена, содержащие некую премудрость.

Я сбегал на кухню и приволок здоровенный кусок окорока и хлеб в глубокой тарелке.

- Прекрасно, - сказал Лагуна, становясь спокойным, сосредоточенным и деловитым. - Хлеб взял? Ага. Ну, давай, закусим.

Я вздохнул.

- Слушай, Лагуна, - сказал я, - ты что, есть собрался?

Лагуна воззрился на меня.

- Что здесь есть? - сказал он.

- Ну, как знаешь, - сказал я и стал разрезать окорок на части.

- Все будет в порядке, - заверил меня Лагуна, выставив ладонь.

Мы быстро выпили бутылочку, и я пошел за второй.

- Мимика уезжает, - сказал Лагуна. - Ты знаешь, да?

- Знаю, - сказал я.

- Уезжает, - повторил Лагуна, уныло глянув на руки.

- Слушай, - сказал я и спросил то, чего никогда не спрашиваю: - Что у тебя с ней?

Лагуна уставился на меня.

- Ты хочешь знать? - спросил он, глядя в упор из-под круглых бровей. - Правда, хочешь?

- Ну да, - сказал я. - Раз спросил.

- Наверно, я влюбился, - заявил Лагуна. - Знаешь, Пик, вот так вот сижу с ней и... коснуться боюсь... так это все... знаешь...

- Ладно, не плачься только, - сказал я тоном, который не обидел Лагуну. Он успокоился и сказал:

- Извини, не буду.

- Разберешься, - сказал я. - Я тебя понял.

- Забудем про это, - сказал Лагуна.

Я не понял, про что "про это", но не спрашивал. Отношения влюбленных похожи на болото. Увязнешь по уши.

Лагуна приналег на окорок. Тот таял на глазах. Я ел немного, и чувствовал, что опьянел. Будто преодолелся какой-то барьер, и я стал другим.

- А ну хватит жрать, - сказал я.

- А что? - сказал Лагуна.

- А вот что. - Я разлил остатки и протянул фужер Лагуне. - Держи.

Мы чокнулись и залпом выпили.

- Пр-рекрасно, - заключил я. - Пошли!

- Куда это? - спросил Лагуна невнятно, с набитым ртом.

- Проведаем Корку с девчонками. Не ровен час, попадут в грот, хе-хе...

Я потащил Лагуну за руку. В другой он зажал ломоть хлеба с отрезом мяса.

Мы выехали на самокате Ореол, и я согнул руку так, словно до отказа вывернул газ, и мы с ужасным ревом промчались по улицам, чтобы эти сони в своих постелях повскакивали после сиесты, потные их души. Похоже, Лагуну тоже проняло, или же просто пробрало от сногсшибательного начала поездки, и он длинно, просветленно выругался, ничего не забыв, и в этом я узнал прежнего Лагуну. Ругаться он умел.

Какая это ядерная штука "Морж", я почувствовал только когда выехал к океану. Я ощутил дикий восторг, и дикую мощь, и силу, и так шпарил на ультрасовременном самокате, что только песок летел, а ручка газа все время была до упора, и я бы дал год жизни за лишний оборот.

Я вылетел на влажную полосу рядом с водой, и пошел, и пошел по ней, стараясь только не вильнуть в океан, а Лагуна сзади от переполнявших его эмоций чуть не придушил меня, и свежий ветер туго бил в лицо и спирал дыхание.

Голосистый Лагуна что-то орал во всю глотку, а может, пел, размахивая куском окорока, и бил меня по спине, а я, расправив плечи, раскинув руки по рогам широкого руля, уверенно смотрел вперед, и влажный песок разбрасывался из-под колес, а сзади оставался пахотный след, и иногда пляж и все окружающее переворачивались в глазах вверх ногами и, помедлив, нехотя переворачивались то ли на голову, то ли наоборот, я уже не разбирал.

Я правил к месту, про которое говорил Корка, и доехали мы до него очень быстро, спрыгнули, бросив на песок самокат, который замер, расслабленно крутя передним колесом, так что казалось, что спицы крутятся в другую сторону.

Мы с Лагуной, обнявшись, пошли по песку неверным шагом, утопая в нем по голень, горланя что есть мочи известную задушевную песенку, начинавшуюся также задушевно. Я орал, и он орал, я выкрикнул единственную внятную строчку в песенке, Лагуна рядом надрывался, и я победоносно допел концовку, на одном дыхании, и мы с ходу начали другую песню, но охрипли, остановились и отпустили друг друга.

Лагуна, оглядев дикие места подле нас, произнес предлинную фразу, и такую, что волны приостановили свой бег. Лагуна подумал маленько и выразился в том смысле, что вспомнил прошлое этих мест и их безгрешных обитателей до мелового периода.

Вокруг осуждающе застыли скалы. Волны били об них и с шипением, и с клокотанием выбирались из разъеденных ими же каменных ходов и извилистостей.

Лагуна толкнул меня.

- Гляди, - сказал он, - русалка.

Я поглядел. "Русалка" молча сидела на плоской наклонной скале и смотрела на нас. Безмолвно.