В ночь на шестнадцатое ноября выпал первый снег. К счастью, он шел недолго и не засыпал нас, как потом часто случалось. Это было первое знакомство со страшной зимой, которая ко всем прочим неприятностям прибавила еще перспективу обморожения.

В тот день мы в третий и последний раз возвращались через горы в Пакчхон. В городе солдаты могли хоть немного укрыться от пронизывающего холода. Здесь мы ожидали подхода лисынмановских войск, которые должны были прикрыть участок фронта между нами и западным побережьем, после чего нам предстояло снова начать наступление.

Мы в Пакчхоне. Обстановка на фронте по-прежнему неопределенная. Наши подразделения расположились на высотах вокруг города.

Мне хочется рассказать о командире одной из наших рот, который «прославился» беспробудным пьянством. В нетрезвом виде он появлялся даже на передовой. Напившись, этот офицер обычно выползал из своей палатки, забитой батареями бутылок, и набрасывался с кулаками на подчиненных. В Пакчхоне он как-то ночью начал срывать солдатские палатки. Оставшись на морозе, солдаты лишились заслуженного отдыха. Я не понимаю, почему против такого офицера не принимали никаких мер? Может быть, его поведение считалось нормальным? Но ведь он подавал дурной пример и в боевой обстановке мог легко погубить подчиненных!

Вообще пьянство приняло среда офицерства угрожающе широкий размах. Иные не стеснялись пить даже во время исполнения служебных обязанностей, в самой опасной обстановке. Казалось, в такие минуты их единственной опорой была бутылка виски или джина. Если в мирное время вино доставляло им радость в жизни, это их личное дело. Но в военной обстановке это совершенно нетерпимо.

Двадцать третьего ноября американцы праздновали День благодарения[2]. Это послужило поводом для грандиозной попойки. В Англии даже рождество не часто удается так пышно отпраздновать.

Американцы пригласили нас в гости. Такого обилия яств мы уже давно не видели. Вечером мы пели песни под аккомпанемент фортепьяно в старом школьном здании. Казалось, все забыли, что находятся на передовой, но к счастью, в тот вечер противник не напоминал нам об этом.

Праздник был устроен с чисто американским размахом. Длинные ряды столов, покрытых белыми скатертями, расставили прямо под открытым небом. Солдаты так напились и наелись, что не могли сдвинуться с места. Старшие офицеры объезжали свои подразделения на «виллисах» и в каждом останавливались выпить и закусить. Этот веселый праздник был для нас хорошим отдыхом, так как очень давно мы не видели ничего отрадного.

Вскоре мы узнали, что обстановка на фронте не такая уж благоприятная. Форсируя реку, американская дивизия убедилась, что прошло то время, когда противник не оказывал никакого сопротивления.

Утром в мороз, который усиливался свирепым ветром, мы шли по замерзшей реке Чхончхонган через Синыйчжу на Кунури. Нам приказали оборонять штаб корпуса. Такая предосторожность перед предстоящими боями не предвещала ничего хорошего.

К месту назначения мы прибыли совершенно окоченевшие, руки и ноги просто онемели.

Разведчики известны своей склонностью к преувеличениям, но сейчас в их сводках появились настолько поразительные данные, что в какой-то степени им можно было поверить. Американцы попытались было возобновить продвижение, но китайцы остановили их и перешли в контрнаступление: стремление американцев продвинуться к китайской территории по вполне понятным причинам рассматривалось ими как агрессивный шаг.

Из Манчжурии в Корею были переброшены сильные подкрепления на помощь частям, стремительно наступающим на центральном участке фронта. Как сообщала разведка, их численность доходила до двух миллионов человек. Излишне говорить, что это не соответствовало действительности. Однако ударные силы были крупные и мощные. Под Тхэчхоном войска Ли Сын Мана были разбиты и уничтожены. Главный удар китайцы нанесли по тому участку фронта, где плотность войск была наименьшей. Успех китайцев объяснялся как их сильным натиском, так и тем, что американцев снова захватили врасплох. Впрочем, и те части, которые успели подготовиться к отражению атаки, тут же отступили.

Когда мы прибыли в Кунури, американцы большими колоннами отходили на юг, и к полудню в горах растянулся длинный непрерывный поток автомашин. Нам предстояло влиться в этот поток, но, как обычно, не оказалось транспорта. Наш командир решил проявить инициативу: ему не хотелось, чтобы нас бросили здесь на произвол судьбы. Поэтому мы пешей колонной двинулись на юг. Мы отправились четверть второго, надеясь, что автомашины догонят нас в пути. В пять часов мы остановились на отдых. Транспорта все еще не было, и пеший переход продолжался. Стемнело, стало холоднее. На марше солдаты обливались потом, но стоило остановиться на отдых, как они тотчас замерзали. Мимо нас одна за другой проносились автоколонны с потрепанными в боях американскими войсками, за ними тянулись громоздкие обозы. Около одиннадцати часов вечера сделали привал.

Мы прошли свыше тридцати километров по трудным горным дорогам и почти все время по обочинам, так как вынуждены были то и дело уступать дорогу автомашинам. Это расстояние мы покрыли за десять часов почти непрерывной ходьбы с полной боевой выкладкой. Теперь, когда мы остановились, все у нас ныло от усталости. В новый пункт назначения мы добрались только на рассвете. Пришлось подсаживаться в попутные машины. Утро мы встретили в открытом поле. Позже оказалось, что мы не зря терпели мучения из-за отсутствия транспорта: возможно именно это спасло нас. В ту ночь несколько колонн попало в засаду.

Пока мы находились на марше, китайцы незаметно стягивали в горы свои силы, собираясь на следующий день совершить на нас внезапное нападение. Мы до сих пор еще не получили никаких приказов, и если бы наш командир не проявил здравого смысла, то мы могли бы оказаться отрезанными под Кунури. Мимо нас проносился поток автомашин с американскими и лисынмановскими войсками. Чувствовалась полная дезорганизованность и неразбериха. Проезжающие рассказывали, что они попали в окружение, и им ничего больше не оставалось, как бросить артиллерию и бежать, оставив многие части в кольце. Такое отступление наши союзники называли «отрывом от противника». Это выражение стало крылатым в войсках. При наступлении преобладали такие призывы, как «Вперед!», «Даешь!».

Колонны отступающей армии замыкала американская 2-я дивизия. Это соединение почему-то прозевало первый сигнал «отрываться» и сейчас решило наверстать потерянное время. Американцам предстояло пройти тот самый путь, который мы прошли ночью. Дорога вела через горы и перевалы и спускалась в ущелье Кунури, извивающееся в горах. Не ожидая встретить здесь противника, вся дивизия на автомашинах быстро продвигалась по дороге на юг. Но стоило первым машинам войти в ущелье, как они попали под огонь. Но американцы не остановились, чтобы дать бой. Они просто увеличили скорость, подставив себя под удар. Первая колонна автомашин была целиком уничтожена. Американцы запросили о помощи, и наш батальон получил приказ направиться в ущелье и помочь им выбраться оттуда.

Сама дорога рассказывала о том кровопролитии, которое здесь произошло. Весь путь был усеян разбитыми автомашинами, убитыми и ранеными солдатами. Наша задача была удерживать проход, чтобы дать возможность беспрепятственно пройти остальным автоколоннам. Но едва они появились в ущелье, как с ближайших гор открыли огонь. Хотя огонь вели только из пулеметов и винтовок, он вызвал среди солдат невероятную панику.

В этой обстановке американцам следовало спешиться, занять оборону и выслать в горы свои войска. Было совершенно очевидно, что на высотах засело не так уж много китайцев. Позднее это подтвердилось. Если бы американцы послали войска в горы и уничтожили засаду, они, конечно, задержали бы на некоторое время отход, но зато жизнь многих людей была бы спасена.