Гилтас улыбнулся в ее раскрасневшееся рассерженное лицо. — «На что обречен», — прошептал он.

Он бежал сквозь высокую траву. В его венах пело возбуждение. В отличие от большинства его сородичей — жителей лесов, Портиос любил саванну. Обширные просторы, просматриваемые на многие мили в каждом направлении, делали ее любимой местностью Портиоса для охоты. Он мог без помех переставлять свои быстрые ноги в ее пределах. Шелест и качание травы являлись музыкой погони. Воздух был прохладен, кусался ранней осенью, но солнце приятно грело его обнаженное лицо. Его ноги двигались плавно, такие легкие и проворные, носки ног оставляли едва заметные следы на земле. Его грудь легко ходила с каждым глубоким вдохом. Он был цельным, не обгоревшим и восхитительно живым. С его губ сорвался смех абсолютной радости от всего этого.

Охота на типичную дичь требовала хитрости и сноровки. В этот раз преследуемая им добыча была другой. Требовалась сила, сила разума и решимости. На кону было будущее всей его расы. Портиос сделает все для защиты этого будущего. Погоня до предела натянула все чувства, но его воля была сильной, его решимость непоколебима. В конце концов, узурпатор будет пойман.

Он упал. Внезапность этого застигла его врасплох, и он сильно ударился о землю. Высокая трава скрыла канаву, но все равно, это было непростительно. Его никогда не застигали врасплох. Он никогда не был таким неуклюжим. Он собрался, было, снова встать, но корни обхватили его обутые ноги. Каждый раз, когда он высвобождал ногу, трава вновь обвивалась вокруг его лодыжек. Спустя несколько секунд, он уже больше не мог высвободиться, как бы упорно ни старался и как бы быстро ни извивался, и Портиос потерял равновесие. Он упал на спину. Трава облепила его, заслонив небо.

То, что было захватывающей погоней, стало кошмаром. Трава обхватила его руки и ноги, обвила горло и поднялась, закрывая лицо, погребая его в море зелени. Ростки проникли ему в уши, протиснулись между губ и заполнили ноздри. Он не мог дышать!

Вставай!

В его мозгу явственно прозвучал приказ. Ростки были беспощадны. Хотя он крепко зажмурился, усики протиснулись ему под веки, проникая в череп. Агония была ужасной. Он хотел закричать, но не мог сделать вздох даже для этого.

Ты трус? Освободись!

Портиос медленно сомкнул пальцы на пучке травы. Собрав все силы до последней капли, он высвободил руки от цепкой хватки. Затем его пальцы принялись трудиться над облепившей лицо зеленью. Удушающая тьма стала отступать. Он мог видеть свет, он мог дышать!

Не останавливайся. Встань.

Разъяренный безымянным покровительственным голосом, Портиос удвоил усилия, вращая сперва головой, а затем и туловищем из стороны в сторону. Стискивавшая его растительность рассыпалась и опала. Он оглянулся, чтобы посмотреть, кто осмеливался говорить с ним таким тоном.

Он все еще находился в саванне. Плоский луг тянулся вдаль во все стороны под небом, украшенным белыми кучевыми облаками, и не было видно ни души.

Его ноги были все еще опутаны. Собрав в кулак свою огромную решимость, он рывком высвободил правую ногу, а затем сосредоточился на левой. Ему необходимо вернуться к погоне. Он не мог позволить спастись своей добыче.

«Нет».

Голова Портиоса резко обернулась. Луг больше не был пустым. Приближался человек. Хотя он был еще в дюжине метров, голос человека доносился свободно. Он был старым, чисто выбритым, с коротко остриженными нечесаными седыми волосами. Его домотканое платье было церковного покроя, и он держал в руке терновый посох. Портиос сразу же узнал его.

«Это твоих рук дело?» — спросил он, указывая на свои пойманные в ловушку ноги.

Старый жрец пожал плечами. — «Я не могу навещать тебя открыто, так что позаимствовал сон».

Сон? Портиос поднес руку к лицу. Кожа была гладкой, нетронутой огнем и мокрой от пота. Сон никогда не был таким реальным.

Человек выжидающе смотрел на него. Раздраженный, но, одновременно, и любопытный, Портиос спросил, чего он хочет.

Жрец вздохнул. — «Ты все время задаешь мне этот вопрос».

«И ты всегда отвечаешь загадками!»

Человек развернулся и пошел прочь. Надменное игнорирование было как раз той шпорой, в которой нуждался Портиос. Он вырвал ногу из остатков сковывавшей его травы и рванул вслед за человеком.

«Не уходи от меня!» — велел он, потянувшись к руке жреца. Как только он коснулся ее, земля у него под ногами стала плотной. Омытая солнцем саванна замерцала и исчезла.

Они были в Инас-Вакенти. Солнце высоко стояло в небе, но воздух все еще был влажным и прохладным — особенность проклятой долины. Они были вдвоем, в компании лишь бесцельно разбросанных каменных столбов.

«Я сильно рисковал, придя к тебе», — сказал жрец. Небо прочертил метеорный поток, оставляя следы бесшумного огня. Нахмурившись при виде это зрелища, он добавил, — «Должно быть, это в последний раз».

«Зачем ты пришел? Зачем так резко нарушил обычный сон?»

«Обычный?» — все, что сказал человек.

Продолжая сердито глядеть на старика, Портиос внезапно вспомнил, за кем он охотился: за Гилтасом. Чтобы спасти расу эльфов от его недальновидности, Портиосу следовало убить Гилтаса. Ему следовало убить сына Лораланталасы. Это был совсем не обычный сон.

«Ты остановил меня. Зачем?» — спросил он.

В глазах человека была печаль. — «Иногда даже сны запретны».

С захватывавшей дух внезапностью, мир сна снова вернулся. Гладкая кожа ссохлась, мышцы перекрутились и стянулись, на груди, руках и ногах прорезались шрамы. Памятная радость от бега по лугу исчезла, поглощенная правдой бесконечной муки. Он стоял, нагой и покоробившийся, под открытым небом. От непривычного ощущения ветра на обнаженной плоти его голова поплыла. Он провыл свою муку яркому солнцу.

С этим криком, все еще отдававшимся эхом вокруг них, старик поднял посох обеими руками и стукнул его толстым концом по земле. Тотчас опустилась ночь, и с ней к Портиосу вернулись знакомые лохмотья. Казалось, они выплыли из земли у него из-под ног и поднимались, чтобы осторожно обернуть его, пряча от мира его стыд.

Вдалеке прокатился раскат грома. — «Это опасное место. Оно воздействует на меня. Я не могу оставаться», — пробормотал жрец, очищая посох от бирюзового дерна. Снова пророкотал гром, ближе и громче.

Говоря быстро, он сказал: «Заблудший, оставь Следопыта его собственной судьбе. Твоя же лежит в темной и окровавленной земле королевства Кит-Канана».

Словно испаряющаяся на горячем камне вода, он таял, становясь прозрачным, а затем исчез совсем. На месте, где он стоял, из-под земли пробился тонкий росток ясеня.

Портиос проснулся. Он лежал в своем одиноком спальном мешке снаружи лагеря изгнанников. Светало. Наступал день, когда эльфы должны были решить: синий камень или белый, остаться или уйти.

Пусть Гилтас остается в своей проклятой долине. Портиос говорил с богом. Загадочные слова и уклончивые ответы, это правда, но божественная сила направлял его. Правильные эльфы последуют за ним. Вместе они начнут новую главу истории Первой Расы.

Бог был прав во многом. Темная и окровавленная земля, назвал он ее. Когда Портиос доберется до Квалинести, он собирался сделать ее полностью соответствующей описанию бога.

Раса эльфов, так долго бывшая разделенной на две нации и ненадолго воссоединившаяся, снова разделилась. Камни были собраны, и выбор сделан. Вдоль западного берега Реки Львицы стояли эльфы, выбравшие остаться. Напротив них выстроились те, кто собирался уйти. Все воины, кроме нескольких сотен гвардейцев Беседующего, собирались уйти. Они были солдатами, и война была тем, что они умели. Постижение загадок таинственной долины было выше их понимания. Строить дома и пахать землю, было не для них. Каждый чувствовал, что он будет полезнее в битве Портиоса за освобождение Квалинести. Если им суждена была смерть, они предпочитали встретить ее в земле своих предков, сражаясь с врагами своей расы. Выбор был не из легких, и их прощание не было радостным. Говорить прощай семье и товарищам, было трудно, но ожидаемо в жизни воина. В отличие от разочарования их Беседующего.