Жуков, проявив свойственную ему «любезность», вместо ответа «собрату по оружию» направляет Сталину нечто среднее между жалобой и доносом (как в армии говорят, «телегу») с ходатайством о необходимости изменения разгранлинии с I -м Украинским фронтом. В этом документе однако есть очень любопытная концовка: «... Докладывая изложенное, прошу установить разграничительную линию... или разрешить мне сменить (выделено мной. — B.C.) части 1-го Украинского фронта в г. Берлине»[174]. («Голубая мечта»! — убрать Конева, чтобы потом говорили: «Берлин взял Жуков!»).
Относительный порядок был наведен только 28 апреля[175], когда были уточнены разгранлинии между фронтами.
Завершил же Берлинскую операцию Жуков прямым подлогом, издав секретный приказ о якобы взятии рейхстага в 14.25 30 апреля 1945 г., хотя бойцы 150-й сд генерал-майора В.М. Шатилова и 171-й сд полковника А.И. Негоды в это время лишь подошли к Королевской площади перед рейхстагом (до него оставалось метров триста), покрытой завалами, надолбами и баррикадами.
«...Когда появился приказ Жукова, наши солдаты еще только сделали первую попытку выбраться на площадь и тут же залегли, не поднимая головы, прижатые шквальным огнем. Самое потрясающее то, что в секретном приказе маршала, кроме благодарности войскам своего фронта, описывались и подробности взятия рейхстага: «Противник в районе рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам... Бои внутри главного здания рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки. Войска 3-й ударной армии... сломили сопротивление врага, заняли главное здание рейхстага и сегодня 30.04.45 г. в 14.25 (выделено мной. — В.С.) подняли на нем наш советский флаг... (Совинформбюро, «сбросив» 25 минут, сообщило о взятии рейхстага 30 апреля «в четырнадцать часов». — B.C.).
...Прижатые огнем к земле солдаты продолжали лежать на площади... Шатилов велел передать трубку командиру полка (Зинченко. — B.C.) «...Если нет наших людей в рейхстаге и не установлено там знамя, то примите все меры любой ценой (выделено мной. — B.C.) водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне первого подъезда. Любой ценой! — повторил генерал. — ... Первая атака захлебнулась. Только с четвертой попытки ворвались в рейхстаг. Был уже вечер, часов около семи» (выделено мной. — В.С.)»[176].
Однако поклонники Жукова не должны забывать, что все эти игры «кто быстрее» проводились на живых (тогда еще) людях!
Вот что говорили участники двух научных конференций (в 1946 г.) по «опыту» Берлинской операции:
— Катуков (1-я гв. ТА): «... Когда мы вышли к Зееловским высотам, развернулись и устремились вперед, все наши попытки успеха не имели. Все кто высунулся вперед, моментально горел, потому что на высотах стоял целый артиллерийский корпус противника, а оборона на Зееловских высотах сломлена не была.
... Ведь у меня погибло 8 тыс. танкистов, 4 командира бригад, 22 комбата, несколько командиров полков, две сотни танков...».
— Рыбалко (3-я гв. ТА): «... В Берлине работало два фронта ... Мы должны были идти, но подчинены быть одному командующему. Один военачальник должен отвечать за такую операцию. ... Чуйков выходит и дает предписание освободить пути и получается — не то драться, не то спорить. На этот спор ушли сутки».
— Бахметьев (3-я гв. ТА): «... У Ангальтского вокзала все перемешалось. Одни войска идут в одном направлении, другие — в другом».
— Переверткин (69-й ск): «... с 22 апреля по I мая корпус вел тяжелые уличные бои в Берлине. За 10 дней он пять раз менял направления ... Корпус не имел опыта боев в крупном населенном пункте ... Корпус потерял — без трех человек — 5 тысяч бойцов и командиров».
И последний пример.
Эту быль рассказал мне подполковник Н., участник Берлинской операции. Итак, снова о танках, вернее о том, как командование 1-м Белорусским фронтом применяло их в городских условиях (чтобы никто не удивлялся — откуда вдруг взялся «чечено-грозненский опыт»).
«1945 год. Берлин. Начало аллеи «Франкфурктер Тор» (Франкфуртские ворота). По направлению к центру города в кильватер выстраивается наша танковая бригада. Впереди, до самого центра, разбитая улица, в развалинах домов которой, в подвалах, засели сопливые мальчишки с фаустпатронами. Почти так же, как мы видим иногда по телевизору раздельные старты лыжников на первенстве мира, когда через секунд тридцать по писку системы «Лонжин» стартер командует — «пошел», вот так же, почти с тем же интервалом, той же командой — «пошел», пускали в последний путь танки моей несчастной бригады, с боями прошедшей кровавый путь до фашистской столицы. Казалось бы все позади — вот она Победа. Но нет, так просто у нас не бывает... Каждая машина проскакивала 400-600 метров, после чего конец был для всех одинаков — танк расстреливался в упор фаустпатронами и, с учетом крайне разрушительного заброневого действия этого нового для нас боеприпаса, мало кто из членов экипажа имел возможность спастись. Прикинув эту арифметику, я без труда рассчитал, что жить мне осталось минут шесть. Но видимо везуха была на моей стороне — когда перед моим танком осталось всего две машины, эту бессмысленную бойню остановили. Кто принял решение я не знаю, да и было не до выяснений...».
Как бы в подтверждение сказанного, при просмотре архивных документов тех дней, неожиданно натолкнулся на боевое распоряжение от 21.04.45 командующего 3-й ударной армией (эдакий «рояль в кустах») командиру 9-го танкового корпуса И.Ф. Кириченко о необходимости «активизировать действия танковых бригад на Берлинском направлении».
Однако предложенный командармом В.И. Кузнецовым рецепт «активизации» оказался настолько поразительным, что текст этого распоряжения достоин опубликования полностью.
«Вы плохо выполняете не только мои приказы, но и тов. Жукова. Прикажите командирам бригад возглавить на головных танках свои бригады (?! — B.C.) и повести их в атаку на Берлин, иначе ни чести, ни славы своего корпуса Вы не завоюете.
О панцерфаустах будете потом рассказывать детям (?! — B.C.)
Кузнецов»[177].
Даже не знаю с чего начать. О столь новом построении наступающих танковых бригад, когда их командира в нарушение общепринятых правил и законов военного искусства, в приказном порядке заставляют не руководить боем, а лично возглавлять атаку, узнаю впервые. Невольно вспоминается эпизод из фильма «Чапаев», где легендарный Василий Иванович в далекие годы Гражданской войны, передвигая на столе картофелины, поучает своих незадачливых командиров: «Где должен быть командир при атаке? Впереди! На боевом коне!» И если это неверное утверждение в какой-то степени простительно не имеющему достаточного военного образования автору идеи Фурманову, забывшему, или скорее всего не знавшего, что еще согласно Полевому уставу 1916 года командир не должен находиться впереди своего атакующего подразделения (части), то позорное «изобретение» советского командарма В.И. Кузнецова буквально за несколько дней, часов и минут до окончания боевых действий ничего, кроме изумления, вызвать не может. Все дело в том, что преподавателям ни в школе прапорщиков, ни в академии им. М. Фрунзе, которые В.И. Кузнецов окончил соответственно в 1916 и 1936 годах, мысль обучать своих учеников столь вздорным методам руководства (ведения) атакующими действиями подчиненных частей в голову, естественно, придти не могла из-за ее абсурдности. Установить же кто на самом деле был подлинным автором этой «идеи» — Кузнецов или Жуков, теперь уже практически невозможно. Хотя предположения имеются...
