Сопоставляя данные из приказа НКО от 12 июля 1939 года и приведенные эпизоды из боевой деятельности Г.К. Жукова в Великой Отечественной войне, невольно приходит мысль, что «полководческий» почерк один и тот же, и его каллиграфические характеристики со временем практически не изменились.
М. Гареев утверждает: «В его (Жукова. — Авт.) действия непрерывно вмешивались... Маршал Г. Кулик, командующий Забайкальским округом Г. Штерн». Правда, Кулик в то время был командармом I ранга, а не маршалом, а что касается командарма 2 ранга Штерна, то он Забайкальским военным округом вообще никогда не командовал.
Кроме того, после ознакомления с доступными ныне архивными документами, имеющими отношение к Фронтовой группе, а также перепиской с Наркомом обороны можно с полным основанием утверждать, что в этом «треугольнике» (Штерн — Нарком — Жуков) шла совершенно нормальная совместная работа, направленная на решение поставленной наркомом задачи разгромить вторгшуюся японскую группировку. Однако в опубликованных статьях и воспоминаниях, в том числе и самого Жукова, об этой напряженной работе практически ничего не говорится.
Что касается Кулика, то он был направлен в район конфликта только с инспекторскими функциями. Итогом его деятельности явился «Акт проверки хода боевых действий и подготовки частей 1-й армейской группы»[30]. В этом документе он «анализирует боевую деятельность стрелковых, танковых и броневых частей, дает оценку действиям авиации, органам управления...»"[31]
Далее Гареев утверждает, что Жуков «сразу поставил себя хозяином положения, решительно отмел всякое вмешательство в свои действия».
Это довольно любопытное умозаключение, которое по сути разрушает логику субординационного построения войсковых структур в период войны: Ставка (Главковерх) руководит фронтами, фронты — армиями, армии — дивизиями и т.д. При этом имеется в виду, что каждый командир действует в пределах своих утвержденных обязанностей, а количество «вмешательств» представителей вышестоящей инстанции зависит от сложившейся оперативной обстановки, профессиональной подготовки старшего (и младшего) командира, его умения определить разумную «долю вмешательства» в дела подчиненного и т.п.
Попытка Гареева показать Жукова в то время эдаким исключительным явлением, смело ломающим основополагающие порядки армии и «решительно отметающим всякое вмешательство в свои действия», представляется не только несостоятельной, но и надуманной[32].
Если автор имеет в виду действия Штерна, то на него, как командующего Фронтовой группой войск, возлагалось руководство оперативными действиями подчиненных ему частей и соединений, в том числе и 1-й армейской группы комдива Жукова.
Так «вмешательство» кого «в свои действия решительно отметал» Жуков? Своего непосредственного начальника Штерна? Вряд ли стоит комментировать эту совершенно нереальную и неправдоподобную версию Гареева.
Вмешательство Штерна в действия своего подчиненного, еще не имеющего достаточного опыта, было совершенно оправданным, а порой и необходимым. В качестве доказательства приведем малоизвестный факт, который четко характеризует различие стилей руководства подчиненными этих двух военачальников: «... Жуков успел вынести 17 смертных приговоров. Поводы для них были вопиющие по абсурдности, а следствие и судебное разбирательство заменялись бумажкой, на которой было написано: «Трибунал. Судить. Расстрелять». И подпись... Штерн обратился в президиум Верховного Совета и добился помилования всех семнадцати. Все бывшие смертники отличились в боях с японцами, получили ордена и даже звание Героя...»[33].
А вот пример из более позднего периода: февраль 1942 года, зона боевых действий 33-й армии, район Вязьмы. Он тоже характеризует специфическую, не склонную к изменениям особенность полководческого «почерка» Жукова: «... вернуть обратно (стрелковый батальон 93 СД, атакованный у Захарово превосходящими силами немцев — частями 4-го полка СС. — Авт.), виновных в сдаче этого особо важного пункта арестовать, судить и расстрелять на месте независимо от количества... Жуков»[34].
Между тем сам Жуков, столь не любивший, если верить утверждениям Гареева, «вмешательств» сверху, в ходе кампаний 1941-1945 годов именно этот метод чрезмерного воздействия на подчиненных использовал постоянно, что приносило очевидный вред.
Вот несколько примеров.
Для ликвидации опасного нарофоминского прорыва немцев на 25 км к Москве 1-4 декабря 1941 года в 33-й армии была специально создана танковая группа. Неожиданно Жуков объявил командарму М.Г. Ефремову: «...Руководство группой возложено лично на Вас»[35]. При этом комфронта почему-то не принял во внимание тот факт, что Ефремову в это время приходилось решать сложнейшие задачи по ликвидации другого прорыва — южнее Наро-Фоминска, в р-не Слизнево, а также принимать экстренные меры по отражению атак противника практически по всему участку обороны армии — от Наро-Фоминска до Кубинки. Формально не оспаривая это довольно странное указание, но не имея физической возможности лично руководить боем танковой группы, Ефремов поручил это своему командующему бронетанковыми войсками, который поставленную задачу успешно решил в течение двух суток[36].
Другой пример. В докладе Генерального штаба по итогам операций 33-й и 43-й армий на вяземском направлении (1942 год) указывалось: «...командующий Западным фронтом (Г.К. Жуков. — Авт.) разбросал почти равномерно свои силы и средства по огромному пространству... Единственно, что он мог сделать в таких условиях, это засыпать мелкими указаниями подчиненные армии и порой вмешивался в их внутренние обязанности»[37].
Или такой пример. В боевой характеристике на генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова, датированной 28 января 1942 года, Жуков в свойственной ему манере цинично записал талантливому полководцу пункт о том, что тот якобы нуждается в «постоянном жестком руководстве» даже при выборе «расположения командного пункта армии» (?!).
И уж совсем странно выглядит следующий пассаж Гареева: «...все эти Штерны, Кулики и Мехлисы...».
Ну, написал бы это какой-нибудь журналист, не очень-то сведущий в нашей военной истории, но когда начертать такое поднимается рука у президента Академии военных наук Российской Федерации, то тут, как говорится, хоть стой, хоть падай.
Надо ли доказывать, тем более генералу армии, что поставленный «в голову колонны» Штерн по своей значимости является совершенно несопоставимой фигурой с двумя другими, по воле автора статьи стоящими в одной с ним шеренге?
По-видимому, стоит напомнить читателям, да и Гарееву, если он вдруг «запамятовал», кто такой Григорий Михайлович Штерн, и сколь весомы его заслуги перед Родиной.
Выдвигая Штерна на должность командующего Фронтовой группой войск, И.В. Сталин понимал, что после репрессий в Красной Армии 1937-1938 годов тот оставался одним из наиболее опытных и грамотных в военном деле военачальников: он был Главным военным советником в республиканской Испании, знал, как надо воевать с испанскими и германскими фашистами, летом 1938 года руководил разгромом японских войск у озера Хасан. Его действия получили высокую оценку Наркома обороны в приказе № 0040 от 4 сентября 1938 года: «... японцы были разбиты и выброшены за пределы нашей границы благодаря умелому руководству операциями против японцев т. Штерна и правильному руководству т. Рычагова действиями нашей авиации». Поэтому решение Сталина поставить опытного Штерна начальником Жукова — энергичного, но не имевшего боевого опыта (что он и сам подтвердил в своих «Воспоминаниях и размышлениях» на с. 177), было вполне обоснованным. Это уже потом, весной 1940 года, назначая Жукова командующим войсками Киевского особого военного округа, Сталин скажет: «Теперь у Вас есть боевой опыт. Применяйте его в боевой подготовке войск округа».
