Когда я зашел в райотдел, дежурный «утешил» меня — начальника нет и нескоро будет, но если мне надо побыстрее, могу переговорить и решить свое дело с заместителем, он как раз свободен. В тесном кабинетике, где едва могли разместиться, кроме хозяина, два посетителя, из-за старого, покрытого дерматином стола, на котором стоял точно такой же старый, потертый телефон, навстречу мне поднялся крупный полноватый мужчина в рубашке с капитанскими погонами лет тридцати пяти. В черных волосах его уже серебрилась легкая седина. Я представился, подал ему свою доверенность на производство работ. На мое представление он ответил:

— Юрченко, Анатолий Николаевич. Заместитель начальника отдела и начальник уголовного розыска. Значит, будете работать на Графитном. Давно уже там у нас никого не было…

— Ну, не совсем так. Мы там уже год стоим. Просто прежнему начальнику все недосуг было к вам явиться. А меня обязали. Мол, непорядок, и случись что…

— А где ж тот начальник?

— Перевели на Подкаменную Тунгуску. Так что все равно в вашем районе.

Он своей длиннющей рукой, не вставая, открыл древний шкаф и вытащил оттуда амбарную книгу, записал туда наше название, фамилии руководства и прочие нужные ему сведения. Потом спросил:

— Где вы остановились? Как и все, в гостинице аэропорта? В этом сарае?

— Больше просто негде. Звал меня к себе наш экспедитор Николай Макаров, но я не люблю стеснять людей и отказался.

— Понятно. А может, решитесь у меня остановиться? Меня вы не стесните, я сейчас один, жена в отпуск на материк уехала, так что бобылюю, но банька у меня неплохая, если не побрезгуете — прошу.

Устоять перед таким приглашением было трудно, тем более, что была надежда разговорить этого почти легендарного дядю, а кроме того, на следующий день я заказал в банке деньги на зарплату рабочим, и появлялась надежда привезти их прямо к борту вертолета на милицейском «бобике». Не откажет же он своему «квартиранту»… Я согласился, хотя и выразил некоторую неловкость. Но он отмел все мои сомнения. Он назвал свой адрес, но на всякий случай мы договорились встретиться в местном единственном «Гастрономе» в шесть вечера.

Так и вышло. В предвкушении баньки и для закрепления знакомства я прихватил бутылку спирта, к счастью, до его прихода в магазин.

Мы прошли по улице, ведущей к аэропорту, и остановились возле светящегося желтизной нового двухквартирного дома, типичного для Туруханска тех лет. Анатолий Николаевич пропустил меня в калитку, отпер навесной замок, и мы вошли в квартиру. Он провел меня в большую комнату, зал, как называют такую в моей родной Дубровке. Усадив меня на диван возле большого книжного шкафа с довольно богатым набором подписных изданий, он сказал:

— Покопайтесь тут, а я пойду посмотрю, что там с баней. Я приезжал, затопил и попросил соседку приглядеть за ней, пока буду на работе. Бельишко есть у вас? А то мое вам не подойдет — разные весовые категории, как говорится.

Времени с первой встречи мне хватило, чтобы сходить в аэропорт и взять белье для предстоящей бани. Банька оказалась довольно большой, под стать хозяину, и гибридной — помесью обычной русской с котлом, печью и каменкой и некими элементами сауны: под каменку были вмонтированы ТЭНы, электронагреватели. Хозяин прокомментировал это так:

— Люблю баню, а топить не всегда есть время. Тогда включаю эту технику — и грейся, не хочу, уже через полчаса. Ладно, приступаем. Вот вам веник, вехотка, тазы на полке. Вам после гнуса там, на Курейке, особенно приятно будет.

Что ж, возражать не приходилось. Мы хорошенько отхлестались и вернулись в дом. Там расположились на кухне над над сковородой яичницы с салом. Мой спирт Анатолий Николаевич, как истый северянин, забраковал и вынул из холодильника обыкновенную «Московскую» водку.

— Она поприятнее будет, чем этот горлодер.

Поговорили о разных пустяках, выпили по паре рюмок (он не без гордости сообщил — «подарок жены на день рождения»). И я решил, что пора, как говорят журналисты, «потрошить» хозяина.

— Анатолий Николаевич, тут про вас целые сказки рассказывают, прямо Шерлок Холмс районного, да и всеенисейского масштаба. Поделитесь, если не жалко, может, и мне ваша помощь понадобится: обстановочка у нас в поселке со всячинкой. Народишко с бору по сосенке. Похоже, и ваши бывшие клиенты есть.

— Языки, они без костей, и у многих сильно чешутся. А насчет Шерлока Холмса, вон он на полке, Конан Дойл, почитываем на досуге, хотя детективов не люблю. Но соображать надо, вот и заглядываю. А клиенты мои действительно есть у вас. И что удивительного — людям надо же где-то работать. А про вас я давно знал, все хотел познакомиться, но вы сами пришли, слава Богу.

— Расскажите историю с почтой, о ней больше всего говорят. Прямо чудеса какие-то: вор сам принес украденное обратно. Как это было?

— Очень просто. Я знаю в поселке всех и каждого, поэтому мне легче вычислить, кто где нагрезил (сибирское словечко, означающее «натворил, напакостил»). А было так. В марте вечера еще темные и ранние. Я только побанился, придя с работы, когда звонок телефона: «Так, мол, и так, ограбили почту, уперли железный ящик с выручкой, чуть не зарезали почтаршу. Высылаем за вами машину с двумя ребятами». Я отвечаю: «машину давайте, а ребят никаких не надо, сам управлюсь». Приезжаю на почту, там одна баба в истерике бьется.

Я гаркнул на нее, как надо, привел в чувство, чтоб могла рассказывать. Ну, и сказала, что перед самым закрытием, без пятнадцати семь, когда все уже разошлись, вдруг вбегает мужичонка, подлетает к стойке, перепрыгивает через нее и начинает ножом размахивать, мол, деньги давай. А она, не будь дура, показывает на ящик железный: здесь выручка. Она перед его приходом закрыла его, а ключ в стол положила. Он: «Давай ключ!» А она: «Ключ начальница унесла», тогда он схватил ящик на плечо и вон из почты. Я спросил, знает она или нет мужичонку-то. Говорит, что видела где-то, но точно сказать не может. Описала его тоже как-то непонятно — то он длинный, то метр с кепкой. А кепка на нем действительно была. Но у нас в марте в кепке не очень-то походишь — и за сорок бывает. Значит, или наш, местный, или нефтяник из столяровской шатии залетный. Покалякал я так-то с ней минут пятнадцать, думаю, чего время терять, его брать надо тепленьким. Далеко он с тем сундуком уйти не мог. Или в доме поблизости, или где-нибудь спрятался и курочит его. Ящичек ведь из четырехмиллиметрового железа, килограммов на двадцать пять. Да и замок в нем сейфовый, так просто не вскроешь.

Анатолий Николаевич помолчал, закурил очередную папиросу и продолжил:

— Я вышел и задумался, куда бы я побежал на его месте, надо ведь извлечь добычу побыстрее. Смотрю, справа почти у крыльца начинается овражек, который идет к пристани. По нему там подальше и лестница к реке проложена. Думаю, тут он и сидит, в этом овраге. Прошелся вдоль, наст хрустит, с этой музыкой только напугаешь его, а он, небось, и так дрожит уже со страху. Срок-то за такое дело немаленький светит. Я отступил на тропинку, пошел по ней, а сам слушаю, не брякнет ли где. Дошел до изгиба овражка и слышу: точно, железо звякает. Тогда как можно тише подошел к овражку. Смотрю, сидит на дне добрый молодец и мается с замком ящика, бедолага в кепке. Я так негромко говорю: «Не получается, помочь?» А он голову поднял, увидел меня и попробовал по другому склону выскочить из овражка. Но не вышло, обратно скатился. Снег там сильно обледенел. Тогда я заставил его поднять ящик и нести его той же дорогой, какой сюда прибежал. Он видит, делать нечего, взвалил сундук на плечо и пошел с ним вверх по оврагу. По дороге два раза отдыхал — тяжелый сундук оказался, но удирать больше не пробовал, значит, узнал меня и понял — не убежишь. Так мы с ним на почту и пришли. А бабенка та так там и сидит, ждет, выходит. Я сказал, чтобы она открыла ящик и проверила, все ли цело. Оказалось, все на месте. Вот такая история. Схлопотал он восемь лет и поехал доучиваться. Известно, не умеешь — не берись.