— А вы, «робинзоны», снимайте палатку и давайте ее на палубу.
Дима стал разматывать шнуры растяжек, а Володя, наоборот, сматывать медный тросик антенны, закинутый на ближайшие высокие кусты. Скоро палатка, утратив форму, лежала на ящиках и тюках, находившихся внутри нее. Исаак спросил у Володи:
— Ты упаковал рацию?
— Конечно. Потому и не вылез сразу, когда вы подошли. Только ящик с аккумуляторами пока не закрыл. Но их запру уже на борту. Они разряжены до нуля. Не думал, что выдержат последний сеанс.
Железняк, не выносящий пустой «лирики», отдал приказ:
— Кончай разговоры. Начинайте погрузку. Старпом, командуй.
В следующий момент вся толпа, стоявшая на борту и созерцавшая «робинзонов», оказалась в воде. На носу остались лишь сам старпом, Железняк да Брина. А погрузку начал Дима, подавший Табацкому скомканную палатку, приговаривая:
— А она подмокла по краям все-таки. Надо будет потом ящики проверить.
Железняк утешил «робинзона»:
— Ничего, высушишь. До Енисейска еще полтора часа ходу. Сядешь и своим задом высушишь.
Сказал и ушел в рубку. Плюхавшиеся возле сухого пятачка матросы и младшие помощники быстро закидали ящики и тюки на палубу, особо бережно принимая и устанавливая зеленые ящики, которые им подавал Володя. Среди них был и тяжелый, под полсотни килограммов, зарядный агрегат для аккумуляторов. Все это добро оказалось преимущественно на носу. Старпом кое-как распределил новый груз вдоль бортов, приказав матросам закрепить некоторые ящики за цепи и стойки на бортах, чтобы не упали на разворотах и резких переменах хода.
Железняк выглянул из рубки, недовольно скривился:
— Бардак на палубе! Старпом! Уберите, что можно, сами же не пройдете при швартовке. А то еще за борт попадаете. А пока всем свободным от вахты и пассажирам — на корму! Снимаемся на Енисейск. В машине! Запускай, поехали!
Снова зарокотал двигатель, катер, поднимая муть, попятился, а потом пошел задним ходом к открытой воде Бурмакинского плеса. Первая часть операции была выполнена. Теперь наступала моя очередь волноваться, как там мои ребята. Они, правда, на довольно высокой второй енисейской террасе находятся, а не на пойме, но мало ли что… Когда вышли на фарватер, я увидел, что вдоль правого берега тянется сплошная лента нагроможденного льда, а над ней желто-коричневая полоска обрыва. Но там, как я знал, та же вторая терраса. На ней мы ночевали в прошлом году, когда ходили на устье Ангары изучать опорный разрез. Тогда мы еще воевали с колхозным стадом, измявшим всю нашу посуду, легкомысленно оставленную у костра, а Павел Криволуцкий, затеявший это сражение, неосторожно ударив из-под марлевого полога кулаком по лбу пестрого быка, вожака стада, еще под утро убил у того же костра пришедшего на водопой зайца.
Так что, скорее всего, моя вчерашняя пробежка и весь этот поход по Енисею имеет чисто туристский интерес. Но все прояснится через полчаса, когда подойдем к Байкалу.
«Геолог», выйдя на фарватер, спокойно и быстро шел по реке и скоро поравнялся с нашей прошлогодней базой — деревней Рудиковкой на правом берегу. Точно напротив нее на левом находился большой поселок Ново-Маклаково, ныне целиком вошедший в город Лесосибирск.
Мы, пассажиры, и часть команды вольготно расположились на носу («баке») на ящиках и тюках, покуривали, бросали за борт окурки, не опасаясь отдыхавшего Железняка, и беседовали все о том же. Исаак спрашивал:
— Как же вы все-таки дошли до жизни такой?
Дима покраснел, надулся и рассказал:
— Как-как, да вот так. Когда проехали устье Ангары, в нескольких местах вода уже подошла к дороге, а кое-где вышла на нее. Я забеспокоился. Но Сашка сказал, что проскочим. Когда уже подъезжали к Абалаково, увидели, что мост залит, и какие-то бруски плавают возле него. Сашка испугался и отказался выезжать на мост. Я спросил, что же будем делать? Он говорит: «Не знаю, ты старший, ты и решай». Я спросил, назад проедем? А он: «Не знаю, как Бог даст». Тогда он сдал назад, на тот бугорок, где палатка стояла, и сказал: «Наверно, здесь разгрузимся, а потом вы сходите к мостику, покричите мужикам, чтобы приплыли к вам на лодке, тут лодок полно, перевезетесь в деревню, а там или я после приеду, или водой вас заберут». Вот так и дошли. Потом, вечером, до моста уже не смогли дойти — сильно глубоко стало, и вода все прибывала. Тогда Володя развернул кое-как рацию и связался с Круком. Он и сказал, что вы идете на выручку.
— На что ж ты надеялся, когда и до моста не дошел?
— Я знал, что вы нас не бросите, что-нибудь придумаете.
Во время этой беседы я смотрел на Володю, а он во время Диминого доклада то согласно прикрывал веки, то кивал головой. Исаак же резюмировал:
— Значит, решил все-таки не ты, а Сашка, но в одном ты прав, Пельтек сразу приказал послать «Геолога» и нас с ним. А до Юксеева, по твоей милости, добирались своим ходом. Вот он, — Табацкий показал на меня, — все двенадцать верст пёхом. Удовольствие! Надо было все-таки возвращаться вместе с Сашкой. И не ждать у моря погоды.
Я поднялся и пошел к радисту. Спросил, сообщил ли он и экспедицию, что ребят и их груз забрали. Он подтвердил, что такую радиограмму от капитана передал, а Крук сказал ему, что шофер благополучно ночью вернулся в экспедицию. Инцидент благополучно исчерпывался. Я уже был почти уверен, что с моими парнями ровно ничего не случилось. Но надо было убедиться. Наводнение — штука коварная, не хуже таежного пожара. Подберется водичка внезапно да и захлестнет, когда ты ни сном, ни духом не ждешь беды. Впрочем, моим есть куда удирать, хотя транспорта никакого нет. Рядом с Байкалом на очень нысоком берегу расположен Енисейский Дом инвалидов. Так что ничего серьезного им не угрожает. Почему я вчера об этом не вспомнил? Загипнотизировала решительность начальника экспедиции Пельтека. Вот и плыву неизвестно зачем.
Пока я все это обдумывал, мы прошли и Ново-Маклаково, и просто Маклаково и даже Ново-Енисейск, то есть все составные части теперешнего Лесосибирска, и на обрыве левого берега появились двухэтажные брусовые здания Дома инвалидов. В упомянутых поселках наводнение уже вполне чувствовалось: низменные улочки были затоплены до украшенных резьбой наличников окон. А вон уже и Байкал открылся. С десяток высоких сосен, а между ними столько же бараков и обычных деревенских изб, крытых почерневшим тесом.
За Байкалом берег несколько понизился, но уровень воды еще довольно далеко не достигал верха обрыва. А вот и сосняк немного расступился — та поляна, где выгрузился мой народ. И палатки уже выглядывают из-за вездесущего прибрежного тальника. Я подошел к рубке. На вахте был второй помощник, невысокий чернявый парень. За штурвалом стоял уже рядовой матрос-рулевой. Я показал им, куда подойти. «Геолог», шаркнув бортами по кустам, уткнулся носом в песок, немного подработал машиной, чтобы поглубже зарыться носом и не дать снести судно сильным течением. Меня удивило, что никто не вышел навстречу. Матросы установили крутую сходню, по которой я сошел на берег.
Там стояла тишина. Палатки были закрыты. Нигде ни души. Я заглянул в ближайшую и увидел «сонное царство». Все крепко спали, хотя было уже около одиннадцати часов. Я не придумал ничего лучше, как рявкнуть голосом ротного старшины:
— Подъем! Тревога!
Из спальных мешков, разложенных на пихтовом лапнике (где они его взяли, кругом одни сосны), высунулись головы:
— Кто и чего орет? Спать мешаешь, тревога тебе в печенку!
Одна из голов принадлежала старшему коллектору Саше Кулясову. Он узнал меня:
— А ты откуда взялся? Как сюда попал?
— Да вот, пришли на «Геологе» спасать вас, боялись, что наводнение и вас достало. Дима Байкалов с Володей Арбузовым под Абалаковым стали утопать. Пельтек дал нам катер и послал на выручку. Их сняли с островка и пошли к вам. А тут «сонное царство». Чего это?
— А мы вечером возле костра засиделись допоздна, а теперь малость проспали. Да и что делать? Работы пока не предвидится.
