– Уже готовится постановление, – вторила Кара.

– И завтра все, как миленькие, побежите платить – особенно ты, Ной, – голосил Нат.

Все рассмеялись, даже Герд не сумел сдержать улыбки. Они знали: все это жутко нелепо. Мы являлись мертвыми душами, страдал только народ. Лишь простые граждане, там, за каменной стеной, разделяющей провинции, вынуждены беспрекословно подчиниться новому устою. Я с грустью подумала о том, как сообщу эту новость своей тетке и сестре.

Выйдя из дому, я только и слышала разговоров, что об этих повинностях.

– После этого Президента точно убьют, – смеялся Ной.

– Из-за очередного налога? – язвительно отзывалась Орли. – Нет, тут должно быть что-то другое.

– Да уж. Как будто и без этого у него мало грехов, – поучительно наставлял Натаниэль.

– Но ему ведь предсказали смерть! – звонко щебетала Руни.

– Да брешешь! – кричат со сторон.

– Да нет же! Все сходится! Его отец цыган, и к нему прицепилась какая-то цыганка и нагадала, мол, помрешь нелегко, убьют тебя.

И конца и края не видно этим сплетням. Как только Герд занимался своей работой и не терроризировал нас, ребята тут же утоляли свою жажду к беседам. Правда, до тех пор, пока блаженные минуты свободы не истекали, и нас снова ждала какая-нибудь работа.

– Быстрее, Руни! – ревет Герд. – Да тебя и мышь нагонит с такой скоростью! Так ты убегаешь от комитетника, да?

– Я больше не могу… – сипит, остановившись, девочка.

– Беги, я тебе сказал! – кричит наставник, даже покраснев в лице. – Ниже задницу, Кая! Хочешь остаться без ног?! Кто так ползет? Ящерица? Ниже задницу, я сказал!

Он до отвращения груб и до одури силен. Подойдет, глянет своими синими глазами, – и жить не захочется.

– Кто так стреляет, Киану? Кто так стреляет, я спрашиваю? Где твои глаза? Ты ослеп? – после этих слова руки у парня дрожат, пока он не соберется и не попадет точно в мишень.

– Орли, проверь крепление! Ты думаешь, я буду всегда напоминать тебе об этом? Представь, что это война!

И так каждый раз: быстрее бежать, выше карабкаться, сильнее бить, точнее стрелять. Нет права на ошибку, нет секунды на размышления. Если не сделаешь этого прямо сейчас – не сделаешь уже никогда.

Когда мы были детьми, каждый божий день Герд устраивал нам собственные уроки-лекции. Он научил нас писать, читать, считать; делился знаниями, о которых сведал сам. Сферы самые разные: происхождение жизни, человеческая физиология, яды и противоядия, действие трав и настоек, психология страха, важность математических исчислений… Государственные школы оказались для всех нас закрыты, но Герд давал нам куда больше.

После обеда каждый волен заниматься своим трудом; так повелось много лет назад. Я вынуждена была дождаться вечера и направиться в дом тетки и ее дочери Марии. В конце концов, это она растила меня целых два года, прежде, чем я попала сюда.

– Будь осторожна, Кая, – настаивала Кара. – В городе все еще может быть опасно.

– В будние дни опасаться нечего.

Мальва помогала мне упаковать в рюкзак рыбу и немного зелени. Напоследок она подала мне сверток с какой-то крупой.

– Нет, Мальва, – сразу сказал я, отталкивая дар.

– Возьми, дитя. Они голодают, мы пиршествуем. Здесь не так уж много.

Я добродушно улыбнулась старой женщине и быстро ее обняла. Вдогонку она мне прошептала что-то вроде напутствия или молитвы, – но я уже шагала по тропе от нашего убежища.

Никогда не забуду, как впервые увидела этот дом. Иногда казалось, что он врос в скалу и является его неотъемлемой составляющей. Несуразный, большой, сбитый из добротных досок, он пережил ненастные вьюги и сильнейшие морозы, предоставляя кров его многочисленным жителям. Задняя площадка, ведущая в горной дороге, виднеется не сразу, так что я оказалась приятно удивлена, осознав, какой свободой обладают здешние жители. Их не так уж много для заброшенной фермы: хозяйка Мальва, наш наставник Герд, и мы – три пары человек – трое молодых людей и ровно столько же девушек.

Когда я впервые увидала их на той площадке, они показались мне самой слаженной командой из любых ныне представляемых. Мальва сказала: «Добро пожаловать, дитя. Теперь мы все вместе». Она была странной женщиной, во всяком случае, я не всегда понимала, что именно она пытается до нас донести. Она часто являлась мне во снах и часто что-то говорила; но разве ж юные сердца внемлют очевидным предсказаниям?

Рядом взмылся в небо черный ворон и громко каркнул, будто бы проклиная все кругом. Я перелезла через каменную изгородь – границу между Волчьим Ущельем и Шестой провинцией и прислушалась: часто стражи порядка проходили вдоль границы, проверяя, не нарушают ли закон здешние жители. Нам запрещалось перемещаться по стране без веских на то причин.

Никого не обнаружив, я зашагала по лесу. В багряных лучах заката засветились лесные орехи; и я не могла не остановиться. Мария любила ими полакомиться. Муж тетки, добрый старик Мун, часто приносил нам пригоршни, когда мы были детьми. Те немногие времена, что я вспоминаю с улыбкой.

Небольшой старый рюкзак полон до отказа, пришлось достать кой-какой сверток и ссыпать туда орехи.

На выходе из леса виднеется Волчье Ущелье – совсем, как на ладони. Далеко, в центре города – здание Совета; ярко-желтое строение растянувшееся на пригорке, обитель зла, как шутя называют его волчки. Вокруг него – элитные многоэтажные дома местных управленцев. У железной дороги, вдоль западной стены и до самых рудников – жилой сектор крестьян да пара ферм. Кажется, будто это два совершенно противоположных друг другу мира – Долина Шлака и сияющий Нью-Йорк – Метрополь Белой Земли. В последнем отзвуке дня сияли не только те самые орехи, висевшие на дереве, но и купол местной церквушки – единственное достояние Ущелья и сохранившаяся дань предков, знававших мир куда лучше нашего.

– Эй! – раздался внезапный глас. Я вздрогнула, но не остановилась. – Эй, стоять! Не с места, кому говорю?

Душа ушла в пятки.

За спиной страж порядка в темно-синей форме с серебряными пуговицами-заклепками; и оборачиваться не надо, чтобы вспомнить этот мнимый знак семерки на предплечье – номер Волчьего Ущелья в иерархии провинций.

– Из леса? Что у тебя в руках? – он стал ловко и настойчиво копаться в свертке, хоть мышцы моих рук противились тому. – Пойдешь со мной, – он толкнул меня в сторону патрульной машины. – Ты ведь знаешь, что нельзя пересекать границу.

– Я не пересекала гра…

– Замолчи, – он сильней толкнул меня в плечо, и сверток эпично выпал из рук; орехи с глухим треском рассыпались по земле, отскакивая на лету.

– Эй, парень! – с холма спускался Киану. – Погоди, милок, надо поговорить.

Образовалась потасовка. Ничего не понимающего стража порядка мирным жестом отвели в сторону и произнесли на ухо определенное количество слов, после чего лицо его в одну секунду просветлело, и он отправился восвояси. Киану проводил взглядом преследователя и подошел ко мне.

– Испугалась, девочка Кая? – Насмешливо, как и всегда, спросил он.

– Замолчи, – выдавила, понимая все же, что он прав. – Ты что, следишь за мной?

– Еще чего. Герд велел за тобой присмотреть. В городе сегодня небезопасно.

– И ты не придумал ничего лучше, кроме как плестись по пятам?

Он усмехнулся, и мы отправились вниз, по холму.

– Что ты ему сказал?

– Что лесные орехи не представляют угрозы.

Это немного ослабило мою неприязнь, и мы рассмеялись; хоть на вопрос так и не получила ответа. Всегда он так: способен уличить в трусости, обсуждая нечто постороннее.

– Тебе тоже лучше не соваться в город…

– Девочка, ты забыла: я свободен, как ветер, и никто не увидит меня, пока я сам этого не захочу.

Далее шагали в молчании. Невозможно поддерживать беседу с тем, у кого эго зашкаливает все возможные пределы.