Неприспособленные имели дело с Департаментом террора.

Руперт отошел от кровати и повернулся к экрану. Охранная система дома должна была записать все, что здесь произошло. Еще она должна была позвонить в полицию. Но она этого не сделала, следовательно, случившееся – дело рук властей, а не преступников.

– Перезапустить домашнюю сеть, – сказал Руперт.

Экран не отреагировал, даже не засветился.

– Эй? Дом, ответь мне!

Ничего.

Он вдруг подумал, как будет выглядеть, если агенты Департамента террора решат проверить дом Салли или пересмотреть записи позже. Возможно, камеры не работали, хотя Руперт сомневался в этом. Скорее всего, они стерли память домашней сети, но сохранили возможность следить за людьми, которые приходили в дом последней жертвы. Салли был в чем-то замешан, иначе с чего бы им настолько тщательно обыскивать дом. Так исчезали люди, уличенные в более серьезных проступках, чем антиобщественное поведение.

В каком бы преступлении ни подозревали Салли, Департамент неизбежно обратит внимание на Руперта. Может быть, его не станут арестовывать, потому что он был коллегой Салли и мог за него волноваться. Руперт собирался использовать это оправдание, если за ним все-таки придут. Руперт был богобоязненным прихожанином новой церкви Святого Духа, членом партии, постоянным донором и известным человеком. Он оградился от Департамента террора всеми возможными способами, стараясь защитить себя и свою жену от их власти. Он надеялся, что теперь это сослужит ему хорошую службу. Но все-таки не стоило пытаться найти пропавшего друга.

Руперт вышел из спальни и поспешил вниз по лестнице.

– Ни с места! – крикнул мужчина позади него. По спине Руперта пробежал холодок. Он поднял обе руки, растопырив пальцы.

– Повернитесь!

Руперт подчинился. Он едва сдержал вздох облегчения, когда увидел перед собой двух полицейских в черной форме. У них на плечах была эмблема полиции «Хартвел» – буква Х с сердцем посередине, а под ней буква З меньшего размера. Так же, как и в большинстве городов Западного побережья, в Лос-Анджелесе работу полиции по контракту выполняла компания «Хартвел Сивил Дефенс Инк». Значит, это местные полицейские. Конечно, они тоже опасны, и Руперт не хотел задеть их своим радостным видом, но он ожидал увидеть людей в черных пиджаках из Департамента террора.

– Это ваш дом? – спросил один из полицейских, невысокий и полный, с щетинистыми усами. Он взглянул на тонкий экран у себя в руке. – Прибор говорит, что это не так.

– Нет. Здесь живет мой… коллега. Жил раньше.

– Похоже, он переехал, – сказал второй полицейский.

– Да, – ответил Дэниэл. – Я подумал, он на больничном. Кажется, я увидел то, чего мне не полагалось видеть.

– Да уж, – сказал полный полицейский.

– По-моему, он переехал, – Руперт говорил немного быстрее, чем обычно. – Может, он просто переехал в другой город и никому не сказал. Он… знаете, ну, такой типичный телевизионщик… в любом случае, нам без него, наверное, будет лучше. По-моему, он мог оказаться инакомыслящим или преступником, никогда не угадаешь. Я имею в виду, что нужно сохранять бдительность.

– Да, нужно сохранять бдительность, – согласился второй полицейский.

– После Колумбуса нельзя доверять никому, кроме Бога и президента.

Полицейские торжественно кивнули. Потом полный заулыбался. Руперт понимал, что это значит, и расслабился еще больше.

– Эй! А вы тот ведущий, да? Моя жена смотрит вашу передачу каждый день после ток-шоу с тремя злыми толстухами.

– Спасибо, – ответил Руперт. – Передайте жене спасибо за то, что смотрит.

– Ого, парень из телевизора, – продолжил полный полицейский. – Так какие новости сегодня?

– В Египте опять идет война. Чем я могу еще помочь?

– Мы получили сообщение о подозрительном человеке. Видели кого-нибудь подозрительного?

– Это неспокойный район, – сказал Руперт. – Я думал, в этом доме жил мой знакомый, но, наверное, он переехал. Из такого района любой захотел бы уехать.

– Это точно, – заметил второй полицейский.

– Ну, что ж, – добавил Руперт, – спасибо вам обоим за отличную службу на благо общества в это непростое время.

– Мы проводим вас до машины, сэр, – сказал второй полицейский. – Это опасный район.

– Буду очень благодарен.

Они оба шли вплотную за Рупертом до самой дороги. Ему казалось, что, если бы он остановился, полицейские силой усадили бы его в машину.

Он опустился в водительское кресло, и дверь машины закрылась. Все это время полицейские стояли рядом и наблюдали. Руперт еще раз поблагодарил их обоих и поехал на запад, его била дрожь, и он едва мог сосредоточиться на дороге. Весь путь до дома Руперт заглядывал в зеркало заднего вида, но его никто не преследовал.

После того, как Салли исчез, Дэниэл старался ничем не отличаться от других. Он вступил в еще одну церковную группу. Она объединяла христиан-любителей песчаных багги. Участники клуба собирали автомобили из готовых наборов и катались по принадлежащему церкви парку в пустыне (разумеется, большой группой и под надзором). Дэниэлу нравилось в клубе, потому что он мог проводить часы за работой в церковной мастерской, а это было приятнее и честнее, чем обсуждать Апокалипсис. Дэниэл сосредотачивался на электрических цепях и механизмах, объективной реальности, а не идеологии.

Однако он не пропустил ни одного обсуждения Апокалипсиса и проводил больше времени на церковном поле для гольфа и в тренажерном зале. Он изо всех сил демонстрировал стремление быть частью коллектива, улыбался и хлопал по плечам всех, кого хотя бы смутно узнавал.

По ночам он часто не мог заснуть, ожидая, что агенты Департамента террора вот-вот выломают дверь или просто явятся, чтобы допросить его. Но, судя по всему, опрометчивый визит в дом Салли обошелся без последствий. Возможно, Департамент пристально следит за ним. Он бы до последнего не заметил этого.

Иногда он смотрел на спящую женщину, которая была его женой, и не понимал, как здесь оказался, почему лежит в кровати рядом с человеком, существующим в другой вселенной – во вселенной, которую можно по сигналу перевернуть с ног на голову. Колумбус взорвали, когда Дэниэлу было пятнадцать лет, и с тех пор большая часть его жизни проходила как будто во сне.

Его мучили важные вопросы, которые было опасно задавать вслух. Дэниэл не понимал, зачем его родина борется за мировое господство, почему никто не замечает, что правительство, рассуждающее о морали, сеет смерть среди миллионов людей по всему свету, и как чиновникам удается делать вид, что в стране царят свобода и демократия, когда десять, пятнадцать или двадцать миллионов человек (цифры разнились) сидят в тюрьме, а у всех кандидатов на выборах одинаковые убеждения.

Он размышлял о судьбах человечества, но проживал собственную жизнь, как сомнамбула. Он хотел стать журналистом в печатном издании, ездить в долгие командировки и освещать события в самых неспокойных частях света. Ко времени, когда он окончил колледж, такая работа стала не только редкой, но и опасной: журналисты то и дело исчезали необъяснимым образом. Так случилось и с большинством его преподавателей в Беркли. По соображениям национальной безопасности, сбор информации за рубежом разрешили только военным и разведчикам.

Руперт предусмотрительно примкнул к новой церкви Святого Духа, религиозному течению, которое быстро распространилось среди американцев после катастрофы в Колумбусе. Посещение церкви было обязательно для любого, кто хотел так или иначе участвовать в общественной жизни. Благодаря связям, приобретенным в церкви, Руперт попал на стажировку в «Глобнет», где и работал с тех пор.

Он познакомился с Мэдлин, потому что ее предложила в качестве «подходящей пары» церковная группа безбрачной молодежи. Участие в ней было обязательным для любого, кто подходил под описание.

Консультанты организовывали свидания для всех, включая тех, кто не просил об этом. Мэдлин была пятой женщиной, с которой Руперт познакомился таким образом, но все они очень походили одна на другую. Они происходили из состоятельных консервативных семей и работали в социальной сфере, потому что церковь считала ее подходящей для женщин.