Литмир - Электронная Библиотека

– Лиам, ты слюнтяй.

– Что?

– У тебя вечно текут слюни. Сколько тебе лет? Сорок? Неужели тебе никто не говорили, что ты слюнявый? Не пробовал закрывать рот?

Лиам покраснел.

– У меня повышена активность слюнных желез. Не переводи разговор. Я здесь, чтобы поговорить о твоей бессмертной душе. Моя священная обязанность, как пастора, состоит в том, чтобы призвать тебя задуматься о твоих пороках.

– Вижу, ты очень стараешься, – Руперт наклонился к толстому коротышке. Если его преследует Департамент террора, нет смысла продолжать притворяться перед людьми вроде Лиама. Осознав это, Руперт почувствовал себя освобожденным. – Отвали, Лиам, и дай дорогу.

Лиам застыл с открытым ртом, словно умирающая рыба перед последним вдохом.

– Это для твоего же блага, Дэниэл. По-моему, ты должен много молиться. Нам нужно провести много времени в молитвенной комнате. Что ты делаешь завтра после собрания мужского клуба?

– Отвяжись, О’Ши, – Руперт задел его плечо, пытаясь пройти. Он не хотел причинить О’Ши вреда, но тот споткнулся, ударился о стену и сполз на пол. Он явно был изумлен, когда Руперт перешагнул через него.

– Это неправильный выбор! – завопил О’Ши. – Ты совершаешь ошибку! Ты напал на меня!

Руперт шел к двери, не оборачиваясь.

– Вот и уходи! – прокричал О’Ши ему вслед. – Иди! Ты можешь уйти от меня, но тебе не скрыться от Господа! Никому не скрыться от Господа, Дэниэл!

Глава 10

В среду вечером на собрании мужского клуба и на следующий день в передаче Руперта главной новостью были события в Китае. Китайское правительство потребовало, чтобы американский флот покинул Желтое, Восточно-Китайское и Южно-Китайское моря, и запретило его судам приближаться к китайскому побережью на двадцать миль.

Получить комментарий президента Уинтропа, как бывало обычно, не удалось, но вице-президент Хартвел опубликовал грозное видеообращение, в котором много жестикулировал, изображая, как могущественная Америка сотрет Китай с лица земли. Он заявил: «Китаю не запугать нас, он не смеет угрожать Соединенным Штатам и нашим союзникам. Мы не дрогнем перед империалистическим террором».

В четверг ночью за Рупертом пришли.

Он почти уснул, когда услышал тяжелый топот внизу. Когда агенты ворвались в комнату, Руперт еще не успел подняться. Темноту пронзали яркие лучи фонарей на автоматных стволах. В спальне было не меньше дюжины человек в черных бронежилетах, масках, ботинках и перчатках.

Лучи некоторых фонарей сходились на груди и лице Руперта, а другие освещали Мэдлин, спящую рядом с ним.

– Руки вверх! Ни с места!

Мэдлин вздрогнула от крика.

– Выключи телевизор, – пробормотала она и перевернулась на другой бок.

Руперт поднял руки, и двое мужчин в масках стащили его с кровати, ударив головой о тумбочку и перевернув лампу, которая раскололась о плинтус.

– Встать!

Руки в перчатках схватили его, подняли со сломанной тумбочки и прижали лицом к стене. Ему скрутили руки за спиной и обыскали, ощупав рубашку и трусы.

Руперт посмотрел на экран возле кровати, который должен был предупредить его, что в дом проникли посторонние. Экран не работал и светился синим, как в доме Салли.

– Что происходит? – тихо и сонно спросила Мэдлин. – Дэниэл? Боже мой, что происходит? – Ее голос сорвался в надрывный крик. – Дэниэл, где ты?!

– Я тут, милая, – Руперт попытался повернуть голову в ее сторону, но лишь краем глаза увидел, что агенты сдернули с кровати одеяло, схватили Мэдлин и она пропала в темноте.

– Помогите! Дэниэл! Пожалуйста, кто-нибудь, на помощь!

– Не трогайте ее, – сказал Дэниэл. – Она ничего не сделала. Она ничего не знает.

– Кто это? – прокричала Мэдлин. – Останови их.

– Это Департамент террора. Они пришли за мной.

– Что? Что ты натворил? – Она начала умолять мужчин в масках. – Пожалуйста, я ни в чем не виновата. Мой муж – преступник, но я добропорядочная женщина, я уважаю государство, – голос Мэдлин зазвучал странно, как будто ее рвало, и Руперт не смог разобрать больше ни слова.

– Пожалуйста, не трогайте ее, – сказал Руперт. – Она правда…

Кто-то схватил Руперта за волосы, оттянул голову и ударил лицом о стену.

– Заткнитесь, – прошептал ему на ухо скрипучий мужской голос. – И ты, и твоя корова.

На голову Руперту надели кожаную сумку, чтобы он ничего не видел. Она перетягивала шею, а пряжка давила на горло. Внутри сумки пахло засохшей кровью и кислой рвотой.

Руперта снова прижали к стене и подняли ему руки над головой. Он почувствовал на пальцах горячую слизь, которая затвердела и превратилась в прочные нити, связавшие его руки.

Руперта поволокли из комнаты, напрасно он упирался о мебель пятками и коленями. Он позвал Мэдлин и прислушался, не ответит ли она, но плотная кожаная сумка заглушала все звуки. Он ничего не видел и почти ничего не слышал, пока его тащили вперед.

Руперта тянули вниз по лестнице с сумкой на голове и склеенными руками, он ударялся плечом о каждую стойку перил.

Его провели через двор. Он по-прежнему не слышал Мэдлин. Что бы они с ним ни сделали, он это заслужил, он нарушал правила и попался. Но Мэдлин не угрожала обществу, а, скорее, была его рабом. Она готова была сделать все, что скажут, убила в себе все человеческое, что мешало приспособиться, и уж точно не заслуживала наказания.

Пусть они не были по-настоящему близки и не любили друг друга, но Мэдлин была для него самым близким человеком и они обычно хорошо ладили, когда проводили время вместе. Ей льстило быть женой известного телеведущего, а Руперта устраивало, что она не надоедала ему. Ему не хотелось думать, что с ней сотворят люди из Департамента террора и к каким методам допроса они могут прибегнуть.

Руперта вытащили на лужайку, он попытался пойти сам, но едва мог волочить босые ноги по прохладной траве. Он шел слишком медленно и спотыкался.

Ему обмотали руки резиновым шнуром и подняли на ноги. Теперь Руперт смог идти, раскачиваясь, как маятник. Потом он оказался в движущемся автомобиле. В голову пришли бригады освобождения и их черные фургоны.

После Руперта стали бить. На него сыпались удары: по почкам, по ребрам, в живот. Невидимые палачи пинали его по полу. Руперта каждый раз отбрасывало под ноги новому мучителю, и он не знал, куда придется следующий удар. Все тело саднило, и он чувствовал, как весь превращается в большой кровоподтек. Он мог бы отбиваться и даже попасть в кого-нибудь, но понимал, что это не имело смысла.

Его избивали двадцать или тридцать минут, а потом кто-то схватил его за ступню. В ногу вонзилась игла шприца, и он потерял сознание.

Руперт проснулся на жестком бетонном полу, он дрожал, и все его тело болело. В камере было очень холодно. Он раскрыл один глаз, второй заплыл и не открывался. Его руки по-прежнему были склеены.

По размеру камера напоминала гроб чуть шире обычного, а потолок был не больше пяти футов высотой. Свет давала маленькая панель на потолке, защищенная стальной решеткой.

Руперт сел. Из камеры можно было выйти только через гладкую металлическую дверь высотой около трех футов. Внутри не было ручки. Он толкнул холодную дверь, но она, естественно, оказалась заперта снаружи.

«Эй! – позвал Руперт. – Меня кто-нибудь слышит?»

Никто не ответил. Он сразу подумал о Мэдлин. Ее тоже били? Она тоже проснулась в ледяной крошечной камере где-нибудь поблизости? Может быть, она далеко отсюда. Для мужчин и женщин везде существовали отдельные места. Вряд ли тюрьмы были исключением.

Руперту казалось, что он глубоко под землей, но это нельзя было проверить. Возможно, его держали на двадцатом этаже стеклянного небоскреба.

Он прислонился к стене и прижал колени к груди, стараясь сжаться, чтобы сберечь хоть немного тепла. Холод стал невыносимым, но в камеру продолжал поступать ледяной воздух. Руперт пытался представить, каково это замерзнуть насмерть. Он уже не чувствовал пальцев на руках и ногах.

14
{"b":"595295","o":1}