– Прежде чем вы ушли за этим человеком, Бутройдом, я задала вам вопрос.

– Я помню. Вы предложили мне работу.

– Я смогу через вас сотрудничать с вашим агентством? Но только буду иметь дело исключительно с вами. Мы не враги. У нас с вами одна цель.

– То есть?

– Вы не могли бы сообщить начальству, что я добровольно согласилась с вами работать? И это правда, мистер Кэнфилд, чистая правда. На меня покушались. Если б не вы, я бы сейчас уже была мертва. Я – старая, до смерти напуганная женщина.

– Следовательно, вы знаете, что ваш сын жив?

– Не знаю. Но предполагаю.

– Что дает вам основания предполагать? Эти ценные бумаги?

– Я отказываюсь отвечать на вопрос.

– Тогда что?

– Сначала ответьте вы на мой вопрос. Смогу ли я использовать возможности, которыми обладает ваше агентство, но не объясняя зачем?.. А моим доверенным лицом там будете вы.

– Из чего следует, я буду представлять ваши интересы?

– Совершенно верно.

– Это возможно.

– А в Европе тоже? Вы сможете действовать и в Европе?

– У нашего агентства есть взаимные соглашения с большинством…

– Тогда выслушайте мое конкретное предложение, – прервала его Элизабет. – И между прочим, обсуждению оно не подлежит. Сто тысяч долларов. В наиболее удобной для вас форме.

Мэтью Кэнфилд поглядел на старую даму – она была абсолютно уверена в его согласии. И ему стало страшно. В сумме, названной Элизабет Скарлатти, было нечто пугающее. Он чуть слышно повторил:

– Сто тысяч…

– «И пусть пыль скроет наши следы», – процитировала Элизабет. – Соглашайтесь, мистер Кэнфилд, и радуйтесь жизни.

Кэнфилд почувствовал, что по спине у него струится пот, хотя в каюте не было жарко.

– Вы уже знаете мой ответ, – проговорил он.

– Да, знаю… И не впадайте в панику – деньги можно перевести на ваш счет без проблем. Эта сумма достаточна, чтобы ни в чем себе не отказывать, но не столь велика, чтобы вы по гроб жизни считали себя обязанным. Вот это было бы неудобно… Так на чем же мы остановились?

– То есть? Как это на чем?

– Ах да. Значит, вы подозреваете, что мой сын жив. И давайте отделим эту тему от разговора о ценных бумагах.

– Но почему?

– А потому, что с апреля по декабрь прошлого года мой сын перевел в различные банки Европы сотни тысяч долларов. Полагаю, на эти деньги он намерен жить. Я проследила путь этих денег. Точнее, работаю над этим. – Элизабет видела, что следователь ей не верит. – К сожалению, это правда, хотите верьте, хотите нет.

– Но то же касается и ценных бумаг, разве нет?

– Интересно: я говорю с человеком, которому плачу за работу, а он сомневается в том, что я говорю правду… Да я за пределами этой каюты никогда не признаю факта своей осведомленности об этих ценных бумагах.

– И снова: почему?

– Справедливый вопрос. Не думаю, что вы поймете, но постараюсь честно вам объяснить. Факт пропажи бумаг вскроется не раньше чем через год. У меня нет никаких законных оснований инспектировать фонды моего сына – да их нет ни у кого, законные основания появятся только в конце этого финансового года. Если эта история вскроется, она ударит по всей семье Скарлатти. Деловые связи Скарлатти с банками всего цивилизованного мира сразу же попадут под подозрение. А подозрения о том, что многомиллионные сделки «Скарлатти индастриз» с сотнями корпораций не подкреплены достаточными финансовыми средствами – хотя это, как вы понимаете, и неверно, – тут же вызовут страшную панику во всем деловом мире.

– А кто такой Джефферсон Картрайт? – спросил он.

– Единственный, кто, кроме меня, знал об исчезновении ценных бумаг из фондов моего сына.

– О боже! – Кэнфилд выпрямился.

– Вы что, полагаете, именно потому его и убили?

– Да, других причин не вижу.

– Но могли быть и другие причины – это был обыкновенный бездельник и бонвиван.

Кэнфилд в упор смотрел на старую женщину.

– Так вы говорите, что он – единственный, кто знал об исчезновении ценных бумаг?

– Да.

– В таком случае из-за этого его и убили. В ваших кругах людей не убивают за то, что они спят с чужими женами. Напротив, это удобный предлог, чтобы переспать с его женой.

– Следовательно, мистер Кэнфилд, я тоже нуждаюсь в защите.

– Что вы собираетесь делать, когда мы прибудем в Англию?

– Именно то, что я вам уже сказала, – начну с банков.

– А что вы им скажете?

– Пока не знаю. Но речь идет о значительных суммах. Деньги должны были на что-то пойти. И, как вы понимаете, их путь строго документирован – такие суммы не таскают в бумажниках и пакетах. Возможно, открыты какие-то новые счета на фиктивных лиц. Или созданы небольшие предприятия – пока не знаю. Но я знаю одно: эти деньги должны быть как-то использованы до того, как просочатся сведения о продаже бумаг.

– Господи, но ведь в Стокгольме – одном Стокгольме – он должен выручить тридцать миллионов!

– Не обязательно. Счета общей суммой в тридцать миллионов можно открыть, например, и в Швейцарии, из Стокгольма эти деньги переведут туда. И факт сделки может долго оставаться в тайне.

– А как долго?

– Пока не удостоверятся в подлинности каждого из сопровождающих сделку документов. Пока ценные бумаги не превратятся в иностранную валюту.

– Значит, вы намерены проследить путь банковских счетов?

– Это единственная отправная точка. – Элизабет Скарлатти достала из письменного стола косметичку. Вынула оттуда лист бумаги.

– Полагаю, у вас есть этот список. Прочтите и освежите в памяти. – Она протянула ему лист со списком банков, куда, по просьбе Алстера Скарлетта, банк «Уотерман траст компани» переводил деньги. Кэнфилд помнил этот список – его предоставил в распоряжение «Группы 20» генеральный прокурор.

– Да, я видел этот список, но собственного экземпляра у меня нет… Что-то около миллиона долларов?

– Вы обратили внимание на даты, когда из банков были изъяты эти суммы?

– Я помню, что последнее изъятие было сделано за две недели до того, как ваш сын и его жена вернулись в Нью-Йорк. Но пара счетов, как вижу, еще не закрыта. Здесь, в…

– Да, в Лондоне и Гааге… Но я имею в виду другое. Обратите внимание на географию.

– Какую географию?

– Смотрите: все начинается в Лондоне. Потом переходит на север – в Норвегию, затем возвращается на юг, опять в Англию – на этот раз в Манчестер, снова север – Дания, юг – Марсель, запад – Испания, Португалия, северо-восток – Берлин, снова юг – Каир, на северо-запад, через Италию, Рим, мы переходим на Балканы, возвращаемся на запад – в Швейцарию. Вот как все происходило. В этом должен быть определенный смысл.

– Но какой, мадам Скарлатти?

– Разве вас ничего не удивляет?

– Ну, ваш сын отправился в свадебное путешествие, я не знаю, каков в вашем кругу традиционный маршрут свадебных путешествий. Люди моего круга ездят на Ниагарский водопад.

– И тем не менее это не совсем обычный маршрут.

– Все равно не понимаю.

– Ладно, постараюсь объяснить вам это подоходчивее. Вот, например, вы решили совершить развлекательную поездку. Вы живете в Вашингтоне. Куда вы отправитесь? Наверняка не по маршруту Вашингтон – Нью-Йорк – Балтимор, со следующей остановкой в Бостоне. Зачем вам такая развлекательная поездка?

– Да, удовольствия от такой поездки маловато.

– Вот и мой сын: он передвигался с места на место внутри определенного полукружья. И самая большая сумма была изъята в месте совсем не том, где, по логике его передвижений, она должна была быть изъята. А в то место, конечную точку своего путешествия, он, следуя опять же географической логике, должен был попасть на несколько месяцев раньше.

Кэнфилд смотрел в список и отчаянно пытался понять, о какой такой географической логике говорит Элизабет.

– Не трудитесь, мистер Кэнфилд. Я знаю, где это место. В Германии. Небольшой городок на юге. Он называется Тассинг… Но почему, почему?