Бенджамин Рейнольдс оттолкнулся ногами от пола и повернулся в своем крутящемся кресле к окну.

– Да, именно так нам следует поступить. Я согласен, если вы настаиваете.

– То есть? Что вы имеете в виду? – Гловер, замедлив шаг, остановился за спиной начальника.

Тот снова крутанулся в своем кресле и уставился на Гловера.

– Полагаю, мы должны проделать всю эту работу сами. Министерства юстиции, финансов, даже бюро расследований – все они подотчетны целой дюжине комитетов. Мы не подотчетны никому.

– Тем самым мы превысим наши полномочия.

– Не думаю. И пока я занимаю это кресло, я принимаю решения, не так ли?

– Да, так. Но почему вы хотите заняться этим делом?

– Потому что вижу во всем этом что-то очень нехорошее. Я прочел это в глазах старой дамы.

– Сомнительная логика.

– Но для меня вполне убедительная.

– Бен, а если вы увидите, что мы сами не в состоянии с этим справиться, вы обратитесь к генеральному прокурору?

– Клянусь.

– Хорошо. С чего начнем?

Бенджамин Рейнольдс встал из-за стола.

– Где сейчас Кэнфилд? Все еще в Аризоне?

– Он сейчас в Фениксе.

– Вызовите его сюда.

Кэнфилд. Непростой человек для непростых заданий. Рейнольдс не любил его, да и нельзя сказать, чтобы полностью доверял. Но он работал быстрее и четче всех остальных.

А если бы он решил продаться, Рейнольдс быстро бы это определил. Так или иначе, Кэнфилд был все еще недостаточно опытен, чтобы скрыть предательство.

В крайнем случае, чтобы вызнать всю правду о деле Скарлатти, он, Рейнольдс, готов пожертвовать и Кэнфилдом, пусть хоть предаст – таких Кэнфилдов найти можно.

Да, Мэтью Кэнфилд – это хороший, правильный выбор. Если он раскроет эту историю со Скарлатти и будет при этом действовать так, как и подобает сотруднику «Группы 20», – отлично. Если же он получит иное предложение – предложение, против которого не сможет устоять, – его отзовут и уволят.

Они его уничтожат. Но будут знать правду.

Бен Рейнольдс подивился собственному цинизму. Но других вариантов не было: кратчайший путь разрешить загадку Скарлатти – послать на дело Мэтью Кэнфилда. Он будет играющей пешкой.

Пешкой, которая сама же перекроет себе все пути.

Кэнфилд окажется в западне.

Элизабет никак не могла уснуть: она то и дело вставала, чтобы записать то, что приходило ей в голову. Она записывала факты, совпадения, даже то, что представлялось совсем уж сомнительным. Она рисовала маленькие квадратики, вписывала в них имена, названия мест, даты и пыталась как-то связать их. К трем часам утра она получила следующую схему событий.

Апрель 1925 года. Алстер и Джанет поженились всего лишь через три недели после помолвки. Почему столь поспешно? Алстер и Джанет отплывали на пароходе компании «Кунард» в Саутгемптон. Алстер забронировал места еще в феврале. Как он мог знать заранее, когда они поженятся?

С мая по декабрь 1925 года около восьмисот тысяч долларов переведено «Уотерман траст» в шестнадцать различных банков Англии, Франции, Германии, Австрии, Голландии, Италии, Испании и Алжира.

С января по март 1926 года из банка «Уотерман» изъято ценных бумаг на сумму приблизительно 270 миллионов долларов. В настоящее время рыночный денежный эквивалент их колеблется между 150 и 200 миллионами. К февралю 1926 года банком оприходованы все счета, подписанные в Европе Алстером и Джанет. К марту поведение Алстера значительно меняется – он начинает явно отдаляться от жены.

Апрель 1926 года. Рождается Эндрю. После крестин Алстер исчез.

Июль 1926 года. Получены подтверждения из четырнадцати европейских банков – на их депонентах ничего не значится. В двух банках – в Лондоне и в Гааге – остались суммы, равные соответственно двадцати шести и девятнадцати тысячам.

Такова была хронология событий, предшествовавших и последовавших за исчезновением Алстера. И эта хронология свидетельствовала о существовании определенного замысла: билеты на пароход, заранее заказанные в феврале; скоропалительный брак; странно затянувшийся медовый месяц и бесконечные переезды с места на место; создание депозитов и быстрое снятие хранящихся на них сумм; изъятие ценных бумаг и, наконец, исчезновение самого Алстера. И все это происходило с февраля 1925-го по апрель 1926 года. План, рассчитанный на четырнадцать месяцев и исполненный с потрясающей точностью, вплоть до беременности, ускорившей заключение брака (если, конечно, в этом вопросе Джанет можно было верить). Был ли Алстер способен на такие четкие действия? Этого Элизабет не знала. Она, по сути, вообще очень мало знала своего младшего сына, а бесконечные отчеты, составленные следователями, затуманивали его образ еще больше: человек, чей портрет складывался из этих отчетов, не был способен ни на что, кроме распущенности.

Она знала, откуда начинать поиски. С Европы. С банков. Не со всех – это она прекрасно понимала, лишь с некоторых. Ибо банковская практика – без учета роста оборотов и диверсификации – со времен фараонов оставалась неизменной. Вы вкладываете деньги – и вы изымаете деньги. И по необходимости или удовольствия ради эти деньги идут куда-то еще. Вот это «куда-то» Элизабет и собиралась выяснить. Куда именно переводились деньги, поступавшие из «Уотерман траст» на счета шестнадцати европейских банков. 

Без десяти девять дворецкий отворил дверь новоиспеченному второму вице-президенту «Уотерман траст компани» Джефферсону Картрайту. Дворецкий препроводил Картрайта в библиотеку, где за письменным столом, с неизменной чашкой кофе в руках, его уже ждала Элизабет Скарлатти.

Джефферсон Картрайт сел на стул, а не в кресло – он знал, что стулья выгодно подчеркивают его рост, – и поставил рядом портфель.

– Вы принесли письма?

– Да, мадам Скарлатти. – Картрайт положил портфель на колени и раскрыл его. – Позвольте поблагодарить вас за столь доброе вмешательство в мою судьбу. Это было чрезвычайно великодушно с вашей стороны.

– Отлично. Полагаю, вас назначили вторым вице-президентом?

– Совершенно верно, мадам, и я уверен, что это произошло потому, что вы замолвили за меня слово. Еще раз благодарю вас. – И он протянул Элизабет бумаги.

Она быстро стала просматривать страницу за страницей. И, похоже, нашла, что бумаги были составлены правильно. По правде говоря, они были составлены великолепно.

– Эти письма, – вкрадчивым тоном произнес Картрайт, – дают вам полное право на получение исчерпывающей информации касательно финансовых операций, осуществленных вашим сыном, Алстером Стюартом Скарлеттом, в различных банках. Депозиты, изъятия, переводы. Они дают доступ ко всем существующим депозитным сейфам. Во все банки разосланы также фотокопии вашей собственноручной подписи. Я подписал эти письма, воспользовавшись своим правом одного из коллективных – в лице «Уотерман траст» – поверенных в делах мистера Скарлетта. Совершая этот акт, я, естественно, шел на определенный риск.

– Поздравляю вас.

– В это просто невозможно поверить, – тихо произнес банкир. – Тайно, без всякого учета, изъято ценных бумаг на 270 миллионов долларов, и сейчас они просто плавают где-то. Где и когда всплывут они на поверхность? Даже самым крупным банковским синдикатам было бы очень трудно добыть капитал, достаточный, чтобы покрыть эту потерю. Да, это катастрофа, мадам! Особенно на рынке ценных бумаг. Я действительно не знаю, что делать.

– Но вы прекрасно знали, что делали, когда на протяжении многих лет получали вполне приличное жалованье, не прилагая особых усилий. Следовательно, возможно…

– Думаю, я знаю, что именно возможно, мадам, – прервал ее Джефферсон Картрайт. – Как я понимаю, вы собираете все возможные факты, способные пролить свет на обстоятельства, связанные с исчезновением вашего сына. Вы можете найти их, если они существуют. Можете и не найти. Во всяком случае, до того момента, когда обнаружится пропажа первой порции ценных бумаг, остается двенадцать месяцев. Целых двенадцать месяцев. За это время иные из нас могут покинуть бренную землю. А иные могут полностью разориться.