– По-моему, это цинично.

– Совершенно верно… Я написал, что по истечении сорока восьми часов после моей смерти необходимо вступить в контакт с командованием Третьего рейха и заявить, что несколько высших чинов нашей военной разведки считают, что Генрих Крюгер – гражданин Соединенных Штатов.

Эндрю Скарлетт подался вперед. Кэнфилд, делая вид, что не замечает растущего интереса молодого человека, продолжал:

– Поскольку Крюгер регулярно вступает в тайные контакты с целым рядом американцев, есть основания полагать, что подозрения подтвердятся. Однако в результате… – Кэнфилд сделал паузу, подыскивая точное определение, – смерти некоего Мэтью Кэнфилда, хорошо знавшего человека, известного сейчас как Генрих Крюгер… наше правительство располагает документами, которые с полной определенностью свидетельствуют о том, что Генрих Крюгер не только преступник, но и душевнобольной. Америка в нем не заинтересована. Ни как в бывшем гражданине, ни как в возможном тайном своем агенте.

Молодой человек встал и недоуменно посмотрел на отчима.

– Это правда?

– И вот что важно. Сочетание таких «достоинств» гарантирует мгновенную казнь: предатель и сумасшедший.

– Я спросил не об этом.

– Вся информация в досье.

– Я хотел бы знать сейчас. Это правда? Он… душевнобольной? Или это уловка?

Кэнфилд едва слышно произнес:

– Именно потому я и хотел, чтобы ты прочел досье. Тебе нужен простой ответ, но его не существует.

– Я хочу знать, действительно ли мой отец – сумасшедший?

– Если тебя интересует, есть ли у нас медицинские свидетельства о его невменяемости… Нет, у нас их нет. С другой стороны, в Цюрихе находилось тогда как минимум десять весьма влиятельных людей – шестеро из них еще живы, – у которых были все основания желать, чтобы Крюгера признали сумасшедшим… Для них это был бы единственный выход. А поскольку они были господами влиятельными, то сумели кое-что для этого сделать. В исходном досье все десятеро характеризуют Генриха Крюгера как маньяка, страдающего шизофренией. Это было коллективное свидетельство. Но у этих людей не было выбора… Если же ты хочешь знать мое мнение… Крюгер был типом патологическим, абсолютно патологическим и чрезвычайно жестоким. Об этом ты тоже узнаешь из досье.

– Почему ты не называешь его настоящим именем?

Кэнфилд не ответил. Эндрю напряженно следил за тем, как он, чтобы успокоиться, меряет шагами комнату. Эндрю всегда любил его. Его невозможно было не любить. Надежный, уверенный в себе, умный, веселый и… Как бы это выразиться поточнее?.. Ранимый.

– Ты же не просто защищал маму, так ведь? Ты защищал меня. То, что ты сделал, это было и для моей защиты тоже… Если бы он вернулся, моя жизнь оказалась бы сломанной.

Кэнфилд медленно повернулся и посмотрел на пасынка.

– Не только твоя. Но и многих других. И я это тоже учитывал.

– Но это были бы чужие люди, не родной сын. – Юный Скарлетт открыл портфель.

– Ты прав. – Кэнфилд подошел к юноше и остановился у него за спиной. – Я многое отдал бы, чтобы не говорить с тобой об этом. Думаю, ты понимаешь. У меня не было выбора, Крюгер все прекрасно продумал. Оговорив в качестве окончательного условия твое присутствие, Крюгер не оставил мне никакой иной возможности – я обязан был сказать тебе правду… Он полагал, что, узнав правду, ты ужаснешься и я любой ценой буду пытаться заставить тебя молчать. Вплоть до убийства. Лишь бы ты молчал. В этом досье содержится информация, которая могла погубить твою мать, засадить в тюрьму меня. О, Крюгер думал, что с нами все кончено. Но он ошибся. Он не знал тебя.

– Мне действительно предстоит встретиться с ним? Разговаривать с ним?

– Я буду присутствовать при этом. Именно там и состоится сделка.

Эндрю Скарлетт испуганно взглянул на майора.

– Значит, ты собираешься заключить с ним сделку. – Он не спрашивал, он констатировал факт.

– Мы должны знать, чем он располагает. Коль скоро он наверняка будет удовлетворен моим предложением, мы узнаем, что сможет предложить он взамен. И на каких условиях.

– Тогда зачем мне читать все это? – И опять – он не спрашивал, он выражал свое мнение. – Все, что от меня требуется, – быть там… Отлично, я там буду!

– Ты прочтешь это, потому что я тебе приказываю!

– Хорошо, хорошо, папа. Я прочитаю.

– Благодарю тебя… Прости, что мне пришлось говорить с тобой в таком тоне. – Кэнфилд вновь стал застегивать плащ.

– Да, конечно… Я заслужил это. Кстати, а если мама позвонит мне в школу? А она позвонит, ты же ее знаешь.

– К твоему телефону подвели параллельную линию. Короче, наш человек будет отвечать на звонки. Система срабатывает отлично. Кстати, имей в виду, у тебя появился новый друг. Его зовут Том Аренс.

– Это еще кто такой?

– Лейтенант из Управления армейской разведки. Базируется в Бостоне. У него есть расписание твоих занятий, и он будет держать под контролем телефон. Он знает, что следует отвечать. На уик-энд ты якобы отправляешься к Смиту.

– О боже, ты продумываешь все!

– Как правило. – Кэнфилд подошел к двери. – Возможно, я не вернусь сегодня.

– А куда ты едешь?

– Предстоит кое-какая работа. Я предпочитаю, чтобы ты не выходил из дома, но если все-таки надумаешь отлучиться, помни о сейфе.

– Я никуда не пойду.

– Хорошо. И, Энди, на тебя ложится огромная ответственность. Надеюсь, мы воспитали тебя таким образом, что ты справишься с ней. Думаю, у тебя это получится.

Эндрю понял, что отчим сказал не то, что хотел бы сказать ему на прощанье. И вдруг его осенило: Мэтью Кэнфилд не вернется.

Так как он сказал? В случае крайней необходимости Джанет известят. И мать узнает правду. Никто другой этого ей не может сказать.

Эндрю Скарлетт взглянул на портфель, лежащий на столе.

Сын с отчимом отправятся в Берн, но только сын вернется оттуда.

Мэтью Кэнфилду суждено там найти смерть. 

Кэнфилд закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

По лицу его струился пот, сердце колотилось с такой силой, что, казалось, слышно было во всем доме.

Он посмотрел на часы: прошло меньше часа. Ему хотелось поскорее оказаться как можно дальше отсюда. Он понимал, что по всем законам мужества, или морали, или ответственности ему следовало бы остаться с мальчиком. Но он не мог этого себе позволить – еще немного, и он бы лишился рассудка. Одну проблему он решил, на очереди следующая.

Какая именно?

Завтра в Лиссабон отправится курьер. Он примет все меры предосторожности: одна ошибка – и все рухнет. Курьер вылетит не раньше семи часов вечера.

Всю ночь и большую часть дня Мэтью Кэнфилд может провести с Джанет. Так и надо поступить. Если Энди не выдержит, то сразу же бросится к матери. Он не сможет оставаться с ним, Кэнфилдом, ему будет нужна только мать.

К черту офис! К черту армию! К черту правительство Соединенных Штатов!

В связи с предстоящим отъездом он добровольно находился под круглосуточным наблюдением. Черт бы их всех побрал! Ему не полагается далеко отлучаться. Он должен находиться где-то неподалеку от офиса, чтобы поступившая по телетайпу важная для него информация могла быть доставлена ему в течение десяти минут.

Но он не собирается следовать этому предписанию.

Все оставшееся у него время он проведет с Джанет. Сейчас она закрывает на зиму их дом в Ойстер-Бей. Они будут вместе, одни. Вероятно, последний раз.

Восемнадцать лет – и игра подходит к концу.

К счастью, лифт подошел быстро. Потому что сейчас он торопился. К Джанет…

Сержант открыл дверцу машины и старательно отдал честь. При обычных обстоятельствах майор усмехнулся бы и напомнил сержанту, что он в штатском. Вместо этого он небрежно козырнул в ответ.

– В офис, господин майор?

– Нет, сержант. В Ойстер-Бей.