Занятия этих воинов были достаточно разнообразны. Они обеспечивали охрану укреплений, приводили в порядок или ремонтировали оружие, сопровождали провиантские обозы или охраняли ту или иную особу, покидавшую эти места либо возвращавшуюся в них. Внеслужебное время они, должно быть, проводили за игрой в кости: ведь при раскопках нашли множество костяшек из обычной и слоновой кости.
Восточную платформу замка окружают самые толстые стены — в 4,2 м, что составляет значительную величину. Это место, полностью обнесенное деревянными галереями, лучше всего подходило как для наблюдения, так и для руководства обороной.
На западе, в действительности на северо-западе, находились донжон и обширная цистерна. В последнюю набирали воду, стекавшую с крыш по каменным или терракотовым желобам; переливной желоб позволял обеспечивать деревню, располагавшуюся на террасе ниже донжона. Емкость этой цистерны оценивают в пятьдесят кубометров воды.
В нижнем зале донжона для освещения было проделано пять окон. Четыре из этих окон расположены попарно на противоположных стенах и ориентированы на восход солнца в день летнего солнцестояния. Эта особенность, можно предполагать, дает весомый аргумент тем, кто желает видеть в крепости Монсегюр солярный храм, однако это не более чем один аргумент: мало ли построек, в архитектуре которых принят во внимание восход солнца в день солнцестояния, но не дающих никаких оснований искать в этом религиозную мотивацию. Но поскольку в данном здании учтен и восход солнца в день зимнего солнцестояния, нельзя полностью исключать гипотезу солярного храма, сочетающегося с очень эффективной системой обороны.
Одна дверь нижнего зала выходит на винтовую лестницу, которая ведет на этаж, освещенный четырьмя большими окнами. Именно там находилось жилище сеньора. Этот этаж был снабжен большим камином у южной стены, и только через этот этаж можно было пройти в жилой корпус. Все было прикрыто галереями и черепицей. Но в этой изощренной архитектуре ничего по-настоящему специфического нет. Постройка прежде всего учитывает особенности местности, а работы, предпринятые после осады 1244 года, исказили облик собственно катарского замка.
На южном склоне на пути, по которому можно было пройти в замок, было устроено три сквозника. Этот путь, проделанный в нескольких метрах от крепости, был вырублен в скале и представлял собой нечто вроде короткой лестницы с парой десятков широких ступеней. Южные ворота особо велики — 1,95 × 3,25 м — и были защищены деревянными галереями (hourds) на высоте стен, где могли располагаться защитники ворот. Галереи держались на «воронах», то есть на консольных выступающих камнях, поддерживавших концы балок. Этих «воронов» можно видеть и теперь. До порога можно было дойти через ряд деревянных клетей, отчасти выдвижных, что доказывает: эти ворота, самые уязвимые, были наилучшим образом приспособлены для обороны.
Под защитой этого внушительного массива обитатели Монсегюра, катары, жили в поселении, простиравшемся под стенами замка и на части пога. В первой половине XIII века самый крупный квартал деревни располагался вокруг донжона. Недавние раскопки обнаружили на площади в шестьсот квадратных метров и на пяти уровнях три жилища с пристройками и сетью коммуникаций. Рядом с одним из этих домов находилась цистерна для снабжения водой. Эти деревянные и каменные постройки сообщались между собой узкими лестницами. Они наслаивались друг на друга, как черепица, и, похоже, использовалась любая горизонтальная поверхность. Может быть, чтобы получать горизонтальные плоскости для постройки жилищ, даже насыпали грунт или долбили скалу. В бывшей деревне Монсегюр имеется с полсотни жилищ такого типа. После осады 1244 года немногие оставшиеся жители и, возможно, новые пришельцы поселились ниже, у подножья пога, в месте под названием Пра-де-ла-Глейзо, под нынешней автостоянкой, и только после религиозных войн люди начали селиться в том месте, где деревня Монсегюр находится сегодня, ниже ущелья Карруле, под прикрытием от северных ветров и ближе к плодородным землям равнины.
Ведь на поге Монсегюр надо было выживать. Зимой жилища обогревались простыми очагами, горящими среди камней, причем дым выходил через отверстие в крыше или через дверь. Стенной камин, появившийся не ранее XI века, распространился еще не повсюду, и в Монсегюре им пользовались только в главном зале донжона.
Мебель в жилищах была самой элементарной и состояла из убогого ложа, сундуков, табуретов и скамей. Закрывать комнаты позволяли деревянные двери с железными засовами. Освещали дома свечами и железными масляными лампами типа «калей» (calèlh), то есть с четырьмя горелками. В состав посуды входили кувшины, различные терракотовые сосуды, стаканы для питья и ножи. При каждом жилище был хотя бы маленький водоем.
Можно задаться вопросом, за счет чего жили эти люди, отрезанные от мира на бесплодной горе и не имевшие природных ресурсов. Фактически выжить можно было только за счет скотоводства, которым могли заниматься на склонах, и скудного земледелия. Нельзя исключать и охоту, а также ловлю рыбы в соседних горных реках. Кроме того, никогда, даже в самые трудные периоды осады, не прекращалось снабжение Монсегюра извне: сообщение с внешним миром всегда было возможным. Оставалась проблема воды, и именно эта проблема стала причиной сдачи.
Согласно открытиям археологов, основой питания здесь были злаки, пшеница и рожь. Были обнаружены многочисленные бычьи, бараньи, косульи, кабаньи кости, а также остатки рыбьих костей. Вероятно, мясо хранили здесь в соленом и копченом виде, и его запасы всегда были в изобилии. Пусть питание было не первоклассным, но его вполне хватало, и хроники, повествующие об осаде, не упоминают о голоде.
Жившие здесь катары проводили время не только в медитациях или религиозных упражнениях. В дополнение к пастушеской и земледельческой жизни они были вынуждены активно заниматься материальными делами. Они изготовляли одежды из шерсти баранов, из шкур животных и производили также растительные или минеральные краски, необходимые для окраски этих одежд. Они пряли шерсть на веретенах. Они резали ее железными ножницами и сшивали, используя бронзовые наперстки. Они делали поясные пряжки и шпеньки. Не забывали и о декоративных элементах, подвесках, кольцах и нагрудных крестах, а также о туалетных принадлежностях: пинцеты для выщипывания волос были необходимы для удаления заноз и колючек. И разумеется, они не могли забывать о собственно религиозных или просто символических предметах, таких как знаменитые свинцовые жетоны (méreaux), выполнявшие, вероятно, роль пропусков на тайные собрания, или загадочные пентаграммы, точное значение которых еще далеко не известно.
Можно было бы рассматривать Монсегюр как подобие монашеского поселения: под защитой крепости и занимавшего ее гарнизона катары в деревне как таковой якобы вели жизнь, аналогичную жизни ортодоксальных католических монахов. Но это представление далеко от реальности. Прежде всего надо проводить различие между двумя категориями катаров, совершенными и верующими. Совершенные дошли до высшей степени не только посвящения, но и «чистоты» жизни. Получив по своей просьбе consolamentum, только они могли считаться истинными катарами. Практикуя строгость, сексуальное воздержание, вегетарианство, они, согласно катарским верованиям, были готовы вернуться в Царство Божье, не претерпев нового воплощения с целью очиститься и избавиться от порабощенности материей — созданием Сатаны. Они не могли ни носить оружия, ни заниматься работой, которая считалась унизительной, их делом были медитация, проповеди и отправление культа. Для верующих подобная строгость была не обязательна, потому что они еще не достигли той же степени мудрости и «чистоты». Они знали, что им придется переродиться, чтобы завершить инициацию и полностью очиститься. Поэтому упомянутые запреты, особенно в сфере питания и сексуальных отношений, на них не распространялись. Но из благоговения перед жизнью ни один катар — теоретически — не имел права носить оружия и вести войну.
