Клоунский дар проявился у Пола рано. Еще в школе, а потом в университете он собирал на свои мини-спектакли целые залы зрителей, но одно дело рассмешить студенческими байками ровесников-однокашников, и совсем другое – заставить смеяться разношерстную взрослую публику.

…В тот день Пол вышел на эстраду, поправил микрофон и уже почти начал свой монолог, но что-то помешало, и этим «что-то» был царапающий прищуренный взгляд кучерявого парня в ковбойке, развалившегося на скамейке в первом ряду прямо перед сценой. Справа и слева от него сидели, по-хозяйски скрестив руки, такие же молодые крепкие парни в кепочках, надвинутых на самые глаза. И все они в упор, с прищуром, смотрели на Пола, но не так, как смотрят на артиста случайные зрители.

Пол сразу узнал того, в центре. Три дня назад они столкнулись в утренней толпе у входа в метро, и Пол то ли не пропустил парня вперед, то ли нечаянно его задел и не извинился. А когда напарник кучерявого тронул Пола за плечо и снисходительно посоветовал быть повежливей, Пол по своему обыкновению отпустил какую-то не слишком уместную шуточку.

– Смотри, парень… Мы ведь и поучить можем, – с недоброй улыбкой покачал головой напарник и вместе с кучерявым растворился в толпе. А Пол дождался своего поезда и укатил в центр, в офис, начисто забыв об угрозе.

Конечно, Пол слышал о молодежных криминальных группировках, поделивших Нью-Йорк на зоны влияния, но как-то не предполагал, что лидер одной из них вот так запросто может оказаться ранним утром в метро среди обычных пассажиров.

…Раздались жидкие хлопки. Пол кашлянул в микрофон, неуверенно сказал «раз, два, три», проверяя, не дрожит ли голос, и покосился на компанию в первом ряду. Лицо кучерявого оставалось непроницаемым, а вот сопровождение было настроено скорее игриво, чем враждебно. Один из парней даже улыбнулся и лениво хлопнул в ладоши.

И тогда на Пола что-то нашло: страх исчез, к горлу подкатила веселая злость.

«Ах, вы так? Десять против одного? Ну, тогда слушайте меня, раз уж пришли на мой спектакль! Пропадать – так с музыкой…»

Так или примерно так думал Пол, когда с микрофоном в руке подошел к краю сцены и начал… Нет, не свой обычный монолог, который он знал наизусть. Вместо традиционных историй на бытовые темы из Пола посыпалось что-то иное – яркая импровизация, каскад парадоксов и шуток, которые приходили в голову сами и, видимо, были удачными, потому что зрители проснулись и встречали каждый экспромпт одобрительным смехом и аплодисментами.

Позже Пол пытался вспомнить, что же он такое смешное тогда рассказывал, но в памяти был провал. Зато осталось ощущение легкости, почти невесомости, когда кажется, что стоит взмахнуть несуществующими крыльями – и взлетишь! Наверное, такое состояние называется вдохновением…

А когда отшумели необычно бурные аплодисменты и скамейки опустели, Пол остался на сцене. Компания была в сборе, и все так же с прищуром смотрел на Пола кучерявый парень в пиратской ковбойке. Однако что-то изменилось, и эту перемену в настроении почувствовал не только Пол.

Выдержав минутную паузу, кучерявый лидер встал, медленно, вразвалку поднялся на сцену и по-королевски протянул Полу руку.

– Спасибо, – сказал он. – Ты хороший артист. Но смотри, больше не переходи мне дорогу…

Когда Пол в первый раз прилетел в Россию, на американцев в нашей стране смотрели как на марсиан. Даже в Москве, казалось бы, привычной к иностранцам, незнакомые люди на улицах приветливо улыбались Полу, заговаривали с ним по-русски и по-английски и даже дарили цветы. Что уж говорить про Арзамас!..

«А что они едят?» – спрашивали меня мои друзья и страшно удивлялись, услышав, что «они» едят всё! И не только едят, но еще и готовят! Потому что во время нашего с Полом знакомства я с грехом пополам могла приготовить два блюда: кофе и яичницу. Кофе Пол одобрил, а яичницу забраковал, потому что она у меня подгорела.

И тогда Пол, не привыкший к гастрономическим лишениям, решил взять дело приготовления пищи в свои руки. Записав на бумажке английскими буквами русские слова «мясо» и «говядина», Пол с хозяйственнной сумкой в руках отправился на арзамасский рынок.

Вернулся он через час, взволнованный и полный впечатлений!

– Лена! Что я там видел!.. Ты не представляешь!

Почему не представляю? Еще как представляю: обычный рынок. Не такой большой, как в Москве, но вполне приличный.

– Там же мертвые головы повсюду висят! И тела… И их прямо целиком рубят!..

Наверное, наш рынок показался Полу сценой из фильмов ужасов! И он трусливо сбежал, не купив обещанных продуктов.

Я так решила, потому что плохо знала американцев. А американцы, как заверил меня Пол, не останавливаются перед трудностями – особенно если речь идет о добывании пищи. Придя в себя от шока и осмотревшись, Пол сообразил, что головы висят над прилавками в строгом соответствии с ассортиментом: свиная – над прилавком со свининой, баранья – с бараниной.

А вот головы коровы почему-то не оказалось. И бумажку с трудным русским словом «го-вя-ди-на» Пол потерял…

– Как же ты купил мясо? – удивилась я. – Ты же ни слова по-русски!

– Очень просто, – пожал плечами Пол. – Я подошел к прилавку – к тому, над которым не было голов, – и сказал продавщице: Му-у!

Отправляясь в Россию, Пол выучил два русских слова: «да» и «нет». На первых порах этого запаса ему вполне хватало, потому что со мной он общался по-английски, а с остальным русскоязычным миром – опосредованно. В то время у меня не было опыта спонтанного перевода, но за две недели я так привыкла думать на двух языках одновременно, что иногда обращалась к русским знакомым по-английски, а к Полу – по-русски. Пол напряженно вслушивался в звуки чужой речи, кивал и повторял (иногда невпопад) свои «да» и «нет». Звук «е» у него получался совсем русским – мягким, с добавлением короткого «й», – и мои знакомые приходили в восторг и хором хвалили Пола на всех известных им языках.

Такая завышенная оценка весьма умеренных успехов вдохновила Пола на дальнейшие подвиги, и однажды он объявил о своем желании заниматься русским языком.

– Только чтобы без грамматики! – вооружившись записной книжкой, предупредил он. – У меня еще со школы аллергия к падежам.

Несмотря на аллергию, Пол оказался способным учеником.

– При-вет! – старательно повторял он, пытаясь поймать на слух распевную русскую интонацию. – Как поживаете? Спа-си-бо, хорошо.

После первого занятия Пол вполне сносно усвоил алфавит, счет до десяти и несколько разговорных фраз и, как всякий начинающий, рвался применить свои знания на практике. Особенно понравилось ему слово «привет». Пол повторял его со вкусом, делая упор на раскатистом «ррррр», который получился у него уже с пятой попытки.

– Пр-р-ривет! – радостно ошарашил он нашу пожилую соседку с третьего этажа, которая от неожиданности выронила связку ключей и растерянно уставилась на похожего на Клинтона инопланетянина, говорящего по-русски.

Всю дорогу до продовольственного магазина Пол держался молодцом, повторяя только что выученные фразы: «У вас есть апельсины?» « Сколько это стоит?» «Спасибо», «Пока». А вот перед входом он вдруг сник, сдулся, как испуганный воздушный шарик, и попытался спрятаться за меня.

Я вспомнила, как в первый раз звонила в Америку и как боялась разговаривать по-английски с настоящим американцем! И это при том, что английский я изучала в институте пять лет!

– Не бойся, поговоришь в другой раз, а сегодня просто послушаешь, – успокоила я своего ученика и подошла к продавщице, взвешивающей фрукты.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась я к ней. – А апельсины у вас есть?

Продавщица неприветливо мотнула головой куда-то в сторону:

– Да вот же они! Не видите, что ли?