В Новой Англии – север США – дождей не бывает. А бывают ливни или штормы, как их тут называют. Только что сияло солнце, небо безоблачное – и вдруг налетит откуда ни возьмись туча, опрокинет море воды, создаст пробки на дорогах. Зимой во время таких штормов закрываются школы, не работают театры и музеи и вообще все, что может не работать. Раньше, до того, как сама оказалась за рулем, я только подсмеивалась над этим страхом американцев перед плохой погодой: "Подумаешь, три снежинки упали с неба!..» Теперь-то я их понимаю!

И все равно я люблю дождь, пусть и американский. И зонтик у меня есть – яркий, веселый, как мухомор! Вот под этим мухомором я и гуляю по Америке, точнее, по северной ее окраине.

Вернее, в Арзамасе – небольшом провинциальном городке, расположенном примерно в пятистах километрах от Москвы.

– Тебе письмо из Америки, – будничным голосом сообщил мне отец, вручая большой желтый конверт.

– Из Америки?!

На цветной фотографии – незнакомый мужчина с густой шевелюрой рыжих кудрявых волос и веселыми глазами.

Вспоминаю о прошлогоднем письме из еженедельника, в котором поместили мои стихи с фотографией. Газета попала в Америку, и стихами – вернее, моими переводами с английского, – заинтересовался какой-то архитектор, пишущий для детей. Можно ли дать этому американцу мой адрес? Ну конечно, можно! Что у них там, переводчиков нет?..

С такими мыслями я отправила письмо в редакцию и…забыла обо всем. И вдруг через полгода – большой желтый конверт и фотография симпатичного, похожего на Клинтона, кудрявого американца.

И письмо, и фотография тогда, в 1994 году, показались мне посланцами из другого мира – беззаботного и немного наивного. В первом же письме Пол (так звали автора письма) сообщил, что он уже купил карту России и линейкой измерил расстояние от Москвы до Арзамаса. В дюймах у него получилось не помню сколько, но Пол для моего удобства перевел дюймы сначала в сантиметры, а потом в мили и километры. По Полиным расчетам получалось, что я могу доехать до Москвы на машине за пять часов. Машины у меня не было, но если Пол захочет повидать Россию и ему потребуется переводчик, я могу доехать до Москвы и поездом.

…Я сочиняла ответы на английском языке и думала о том, как все-таки странно все в жизни устроено: когда человеку совсем плохо, происходит что-то из ряда вон выходящее, и в почтовом ящике неожиданно оказываются письма с иностранными марками и цветными фотографиями.

И вдруг письма перестали приходить.

Каждый день я заглядывала в почтовый ящик, ожидая увидеть там знакомый желтый конверт.

В институте, где я работала, начались занятия. Преподаватели во время перерыва жаловались на цены и низкую зарплату, студенты задавали одни и те же вопросы, делали во время переводов одни и те же ошибки. И в прошлом году так было, и в позапрошлом…

«Нужно все-таки узнать, в чем дело», – подумала я. – Может быть, просто письмо затерялось на почте?

Я прибавила к нашему местному времени восемь часов, потом, для верности, еще один час. Получилось, что звонить мне нужно в три часа утра. (До сих пор не понимаю, почему я прибавляла, а не отнимала, и как вообще у меня получилась эта цифра: три часа. Наверное, я здорово тогда волновалась).

– Ало, – говорю я чуть хриплым, еще не проснувшимся голосом. – Можно заказать переговоры с Америкой?1

– С ке-ем?

– С Америкой.

Последовало молчание.

– А вы знаете, сколько это стоит? – презрительно спросил меня голос в трубке.

– Не знаю. А сколько это будет стоить?

– Девушка, вы сначала узнайте, а потом звоните! – торжествующе оповестил меня голос, и на другом конце провода бросили трубку.

Я снова набрала междугороднюю.

– Извините, это снова я. Мне все-таки нужно позвонить в Америку. Сколько бы это ни стоило.

На другом конце провода помолчали, видимо, от возмущения от такой моей настырности.

– Я сама не знаю, сколько это будет стоить, – вдруг басом известила меня трубка. – Сейчас свяжусь с Нижним. Будете звонить?

– Буду, – твердо пообещала я.

– Тогда давайте адрес и телефон.

– Бостон, Массачусетс…

– Да не в Америке, – перебила меня операторша. – Ваш адрес!

Я быстро продиктовала свои координаты и приготовилась ждать. Телефон зазвонил через пять минут:

– Пятнадцать тысяч за минуту, – без предисловий сообщила дежурная. – Будете говорить?

– Буду, – упрямо повторила я. – А сколько ждать?

Спросила я это по-привычке, чисто символически. И получила чисто символический ответ:

– А кто его знает. Может, шесть часов, а может – сутки…

Часы показывали три двадцать утра. Я выпила на кухне кофе и почувствовала себя перешедшей Рубикон.

И только тут я вдруг поняла, что вот сейчас, в любую минуту, телефон зазвонит – и я должна буду говорить с незнакомым человеком, и не просто так говорить, а еще и по-английски! А что, спрашивается, я ему скажу в три часа утра по-английски?

В институте на кафедре иностранного языка мы, как то ни странно, по-английски не разговариваем. Да и по-русски не каждый день. А о чем говорить? О "нагрузке", о зарплате? Как только занятия заканчиваются, все преподаватели тут же разбегаются по домам.

Я спешно набросала на листке несколько фраз. Прочитала вслух. Нет, в такую полночь говорить по-английски просто выше моих сил. Может, прилечь на полчасика? И вообще, зачем мне эта Америка?

…Телефон зазвонил теми особенными междугородними гудками, когда ясно, что у кого-то где-то что-то горит и нужно без раздумий мчаться к аппарату, хватать трубку и… говорить по-английски.

– Вы заказывали переговоры с Америкой? – с ударением на "вы" спросили меня.

– Да, я! – почему-то говорю громче, чем нужно, как будто меня могут не услышать.

– Сколько минут будете говорить?

– Не знаю… Сколько получится.

– Соединяю.

– Hello?

Голос в трубке – далекий, чужой и очень иностранный. Таким голосом говорят уверенные в себе люди. А я – неуверенная! И я не знаю, что говорить. А еще у меня убегают минуты, за которые я должна буду отдать половину своей преподавательской зарплаты.

– Hello… This is Lena… from Russia…

Через несколько лет Пол будет в лицах изображать этот наш первый телефонный разговор и повторять тоненьким голоском мои слова: This is Lena… From Russia…

– Ты даже не представляешь, какую роль сыграл твой звонок, – скажет мне Пол. – Письма – это письма. До звонка ты была совершенно нереальной, как марсианка. А когда я услышал этот писк с иностранным акцентом, вот тогда я и понял, что ты существуешь на самом деле, что ты – есть!

Но все эти признания прозвучат много позже, а сейчас я жду, что же скажет Пол.

А Пол молчит. Потом медленно повторяет: – Да-да. Лена из России. How are you doing?

Я знаю, что на этот стандартный вопрос полагается стандартный ответ. И еще нужно, как учат в наших учебниках английского языка, в свою очередь поинтересоваться, как "doing", то есть поживает, собеседник. Что я и делаю, и довольно неудачно, так как с перепугу повторяю этот вопрос два раза. Пол старательно отвечает так, как полагается, то есть "хорошо". Правда, во второй раз в ответе я услышала улыбку.

Пауза. Нужно что-то спросить, объяснить причину звонка. Говорю быстро и, как мне кажется, с ошибками. В ответ – очень спокойный голос, как у компьютера:

– Да, я получил письмо. Был очень занят. Мое письмо придет через десять дней.

Стало обидно и неинтересно. Ну и не надо! Подумаешь! Почему-то объясняю, что говорить по телефону с Америкой очень дорого, и, как рекомендуют в наших учебниках, желаю Полу всего доброго.