Д о ч ь (в растерянности, потом решительно целует его). Это ты! Ты…
А р д ь е. Неужели, кроме какого-то грязного флейтиста, нам нечего больше вспомнить, Лизхен?
Д о ч ь (решилась). Я не могу менять свою жизнь. Мне не на что ее менять.
А р д ь е. Я дочь Августина Ардье…
Д о ч ь (покорно). «Я дочь Августина Ардье…»
А р д ь е. Оберштурмфюрера СС. Коменданта Равенсбрюка.
Д о ч ь. «Оберштурмфюрера СС. Коменданта Равенсбрюка».
А р д ь е. Начальника лагерей Дайтсбурга, Салечюте, Чаровниц…
Д о ч ь. «Начальника лагерей Дайтсбурга, Салечюте…»
А р д ь е (поднимая голос). Начальника гестапо Ноэль-Ноэля!
Д о ч ь (покорнее и тише). «Гестапо…»
А р д ь е. Хочешь, я сниму очки?
Д о ч ь (отшатнулась). Нет! Не надо…
А р д ь е. Боишься?
Д о ч ь. Нет! Чего мне бояться?
А р д ь е (как приговор). Боишься! Все правильно — страх должен был победить все в твоей крови! Все!
Д о ч ь (пытается вырвать руку из его пальцев). Я приду к тебе завтра. Мне обещали! Я приду… Приду! (Бросается к двери, скрывается за ней.)
А р д ь е (после долгой паузы). Я победил! Я доказал! «Правильно, Луцилий! Посвяти себя себе, береги время и не растрачивай его попусту…». (Пауза. Усмехается.) Пусть поищет своего Жана Дени среди тех десяти тысяч в Овернском карьере! (Зло.) Дурацкая бабья память! Откуда что берется! У этой коровы… такие воздушные воспоминания! Такие эльфовы нервы! (Кричит, зная, что его никто не слышит.) Прибежала, чтобы заработать на моей смерти?! Небось уже настрочила пару томов мемуаров? Как же! Суд над папочкой сделает их в десять раз весомее! Гонорар поощутимее! Живые, четкие, красивенькие цифры на ее счете перечеркнут, отрежут, вытравят соляной кислотой любого Жана Дени из ее памяти! О Лизхен. «Она повзрослела, значит, сдалась!» Так, кажется, говорил Сенека. Мудрый циник, стоик! (Кричит.) Авантюрист ты, а не стоик… Это говорю тебе я! Как старик старику!
Снова взрыв музыки, и снова солирующая гневная флейта.
В камеру входит П а с т о р.
П а с т о р. Благословение всевышнему, что он освободил вас из рук террористов!
А р д ь е (с досадой). Не обойтись ли нам сегодня без ритуальных многозначительностей?!
П а с т о р. Мне сказали, что вы хотите принять причастие?
А р д ь е. Я не собираюсь умирать. (Замолчал, добавил.) Но не уверен, что жизнь моя не кончится в любую минуту…
П а с т о р. Я готов.
А р д ь е. Оно будет своеобразным! Мое причастие…
П а с т о р. Постараемся все-таки не оскорбить христианского чувства…
А р д ь е. Если вы… про мои грехи… (Усмехнулся.) То он у меня один. Грех!
П а с т о р (удивленно). Один?
А р д ь е. Да! Один.
П а с т о р. И в чем же он?
Ардье молчит.
Я теряюсь в догадках.
А р д ь е (громко). Да-да! Убийство!
П а с т о р. Одно? У вас?
А р д ь е (тихо). Так отпустите мне этот грех!
П а с т о р (напряженно). Да, это великий грех — отобрать жизнь… Даже одного человека!
А р д ь е. Смотря у какого… человека!
П а с т о р. Не вам, смертному, судить о виновности другого смертного!
А р д ь е (недобро). Вам-то, святой отец, надо знать, что жизнь порой укладывается в узкие рамки — между новыми желаниями и старыми обязательствами!
П а с т о р. Так исполните старые обязательства. И для вас будут открыты новые желания.
А р д ь е (усмехнулся). Ах, как вам нравятся мои «старые обязательства»! Но это то, что открыто только мне! И еще двум-трем людям в мире. А ведь это вас интересует?
П а с т о р (решительно). Именем всемогущего и всевышнего отца нашего отпускаю прегрешения раба твоего, нареченного в миру Августином Ардье, в убийстве… Имя?
А р д ь е (быстро). Без имени!
П а с т о р. В убийстве неизвестного… Ибо не хотел сын твой Августин Ардье принести вреда другому сыну твоему! А сделал это по неведению сердца, по отрешенности от воли твоей. Аминь!
А р д ь е (кричит). Нет! Не по неведению!
П а с т о р (настойчиво). Не нам судить помыслы наши! Властью, данной принятым саном моим, грех вам отпущен.
А р д ь е (не сразу и неожиданно язвительно). Ну тогда… всё!
П а с т о р (замер). Как… всё?
А р д ь е (задумчиво). Я родился от верующих отца и матери. Поэтому, наверно, не мог не исполнить долг причастия. Спасибо, святой отец.
Пауза.
П а с т о р. Мы с вами называли это… «старые обязательства»? Вы понимаете меня?
А р д ь е (усмехнулся). Номера счетов? Точное расположение основных хранилищ? Хотя бы тех, что были поручены мне? Так?
П а с т о р. Наша церковь и так претерпела некоторые гонения от вашего движения. Но сейчас… Когда мы прилагаем столько сил… Вы понимаете меня?! Разве не может она рассчитывать на благодарность Идее и Делу вашему?
А р д ь е. Я только жалкий старик. Уже на пороге другого мира. Мне не хочется думать о суетном.
Пауза.
П а с т о р. Суд… может не состояться?
А р д ь е. Я хочу, чтобы он состоялся!
П а с т о р. Хорошо. Но вы можете быть оправданы. Частично. Срок давности. Состояние здоровья. Возраст. Влияние наше… Не умаляйте его!
А р д ь е (просто). Нет!
П а с т о р (искренне). Но почему?
А р д ь е. Тогда я вам просто больше не буду нужен!
Пауза. Ардье еле заметно улыбается.
П а с т о р (осторожно). Вы знаете, что такое «укол болтливости»?
Ардье молчит.
Нет, это даже не «детектор лжи»! Это… серьезнее.
А р д ь е. Здесь? В этих стенах?
П а с т о р (просто). А кто нам помешает? (На морских пехотинцев.) Эти молодые люди? (Пожал плечами.)
А р д ь е (не сразу). Вы хотите моих новых страданий?
П а с т о р. «Человек и рождается на страдание, и как искра, сгорая, устремляется ввысь…»
А р д ь е (повторяет). Устремляется ввысь…
П а с т о р. Судьба Иова, который был причислен к пророкам, не почтеннейшая ли из многих мирских судеб?
А р д ь е (неожиданно). А вы верите в бога? Святой отец?
П а с т о р. Сам вопрос оскорбителен для меня.
А р д ь е (как ни в чем не бывало). Нет, я говорю вполне серьезно. Вот я очень поздно понял… что надо любить, а не служить Любви. Надо быть правдивым, а не беречь Правду. И лучше быть красивым… (Усмехнулся.) Хотя бы в душе… Чем поклоняться Красоте. Долой все эти понятия с большой буквы! Будем говорить на уровне людей. Обычных, плотских! С еще колотящимся сердцем! С естественными отправлениями и простыми желаниями. Ну, кто мы с вами, например? Древний старик и мужчина в расцвете сил. Один в рясе, другой в тюремной пижаме. Вам хотя бы жалко меня? (Пауза.) Просто как старого человека? Еле видящего! Ничего не слышащего без мощнейших японских наушников?! А ведь я вижу — нет! Что же остается нам делать? Спорить. Пока вы еще не перешли к действиям? Но ведь спор бесполезен… Наш спор! Потому что нельзя убедить другого человека, если спор не основывается на главном доводе — на любви!
П а с т о р. Но бог и есть — любовь!
А р д ь е. Э нет! Здесь вы меня не проведете. И потом, мы договорились — говорить не на уровне понятий. Но даже если идти по вашей логике, то что есть человек? «Любимое дитя господа. Созданное по образу и подобию божьему». И если, как вы сами говорите, бог есть любовь, то где же? Где она? В вас? В других? В миллионах? В них? (На пехотинцев.) Любовь человеческая, которая запретит любой бесчеловечный приказ! Выправит любое искривленное сознание? Сделает слабого могучим? Ничтожного — счастливым? Исковерканного побоями, унижениями, пытками — навечно свободным и неколебимым? Кого? Как? Чем? Ради кого?
