Ж у р н а л и с т (энергично). Вы заявили при первом интервью, что не испытываете никаких мук совести.
Молчание.
Вы по-прежнему готовы повторить это?
Ардье молчит.
(Как ни в чем не бывало.) Вы сказали, что делали только то, что считали верным. (Пауза. И с новой энергией.) Может быть, вы так стары, что не помните тридцать тысяч расстрелянных только здесь, в Ноэль-Ноэле?
Молчание.
Или вы хотите сказать, что никогда не утруждали себя подсчетом? Сколько тысяч?.. Я повторяю: сколько тысяч людей? Вы! Убили собственными руками? Да, собственными! Из револьвера! Из автомата! Пуская своими руками газ в душегубки! Разбивая черепа своими знаменитыми коваными сапогами?
Ардье молчит.
Или вы забыли ваш стек с оловянной трубкой внутри? Им вы забивали людей, не щадя сил своих! Да, вы большой труженик, Августин Ардье!
Ардье молчит.
Может быть, вам напомнить о тех усовершенствованиях, которые вы сами изобрели в лагерях Равенсбрюк и Салечюте? Утрамбовка тракторами и бульдозерами канав с живыми людьми… Только присыпанными землей? Вы, кажется, долго искали столь дешевый способ уничтожения? Когда вам пришла в голову столь блистательная идея? К раннему утру? Когда вы ночь напролет сидели у окна в творческих муках? Или за рюмкой рейнвейна? Вы так же его любите? Или любили? Вы не пьете сейчас? Вы бережете свое здоровье?!
Молчание.
А чем плохи были ваши медицинские исследования над заключенными? Вы же создали единую медицинскую бригаду! И сами развлекались тем, что брали в руки скальпель, шприц! Никогда в жизни не имея представления хотя бы об азах медицины! Вы вносили свою посильную лепту в немецкую науку? Например, укол парафина в сердце… Мгновенная смерть! Но парафин дорог! Можно ввести просто капельку воздуха. Вообще бесплатно — а эффект тот же!
Ардье молчит.
Вы же всю жизнь любили деньги! Искали их везде — в торговле человеческой кожей, волосами, зубными коронками, мостами, глазными роговицами… Вы ведь копили не только для рейха? Но и для себя! Недаром многие считали, что вы немало преуспели в финансовом отношении! Да и вообще, где касса Ноэль-Ноэля? Деньги? Драгоценности? Картины? Антиквариат? Сворованный вами и вашими людьми? Только та очень серая жидкость, что за вашим сто раз перекроенным лбом, знает, куда делись все эти безмерные ценности!
Ардье что-то тихо прохрипел.
(Смеется.) Ого! Мумия заговорила! Деньги — вот что еще волнует старого каннибала!
Ардье молчит.
Или, может быть, вы ответите мне такую малость — где знаменитая коллекция флейт? Сорок три единицы хранения! Среди них даже флейты Древнего Рима!.. Флейты Фуэнтано и Жирони? Пьянтковского и дель Фуарто?.. (Тише.) Флейта, на которой играл мой отец… (Сел, замер. Вытянул ноги, выключил магнитофон. Тихо.) Мне плевать, что вас шестнадцать раз приговаривали к смерти! Смерть — это ничто! Я уже немолодой журналист. Я видел и Соуэто и Вьетнам. И тихие расправы каморры. И гильотинирование последнего французского преступника, который был удостоен этой чести. Я понимаю, что вы уже выжили из ума! И будете как истукан повторять: «Хайль! Хайль! Хайль!» Что вам остается?! Молчать и делать из себя историческую фигуру! Вы прожили так долго, что я уже вряд ли проживу даже половину вашей жизни! У меня больное сердце. Врожденное… Мать моя родила меня под бомбежками Варшавы. Нет! Я плохо считаю! Я все-таки прожил больше половины вашей жизни! И теперь буду только догонять вас! Догонять! (Замолчал.) А мой отец… Он был в ваших руках! Вы видите, что я выключил магнитофон. Он, рассказывают, даже обучал вас игре на флейте?! Мой отец… Он так никогда и не узнал ни о моем рождении, ни о смерти своей подруги — моей матери Кати Пьянтковской. Ведь она была тоже дочь великого флейтиста…
Флейта осторожно начинает свой мотив.
Ардье словно вздрогнул.
Так запомните, что бы ни придумывали здесь «местные» чудики — а они большие изобретатели, когда дело касается вас, выживших из ума «наци»! Я вам обещаю одно — если не будет суда… где я выступлю как сын одной из ваших жертв… И не только я… Я приведу с собой еще кое-кого! Если суда не будет, я все равно убью вас! Убью страшной, медленной, коварной смертью… Как вы убили моего отца! О, не смейтесь! Я заработал за свои почти пятьдесят лет достаточно денег! Я хорошо расплачусь за единственное, что меня еще волнует. Расплачусь раз и навсегда!
Флейта делает неожиданное, но естественное крещендо. Замирает так естественно, как будто каменеет сама тишина.
А р д ь е (хрипло). Кого… вы приведете еще? На суд? Если нет Катрин! Кати! Кого?
Ж у р н а л и с т (замер от неожиданности). Сестру моего отца. Старшую сестру Жана Дени.
Ардье опускает голову. Кажется, что его внимание занято только котятами, что шевелятся в старой тирольской шляпе.
А р д ь е (после паузы). Скажите, что их пора кормить! Пусть принесут молока! (С трудом добавляет.) Только теплого!
Темнота. Короткая фраза флейты, словно оборванная паузой.
И снова сначала из темноты, а потом с десятка сторон падает на зрителя поток информации. Комментарии, радиовыпуски, свежая хроника: «Полицейские обстреливают какой-то автомобиль», «Захват преступников. Люди с поднятыми руками. Толпы манифестантов с призывами бороться с неонацизмом», «Ардье, которого, как куклу, полицейские перетаскивают в бронированный фургон».
Г о л о с а к о м м е н т а т о р о в. Неудавшаяся попытка выкрасть фашистского преступника!
— Силы, сочувствующие нацизму, вновь показали, что для них нет ни законов! Ни неприступных тюремных стен! Ни правосудия!
— Ардье схвачен в сорока километрах от португальской границы…
— Только бдительность простых людей разрушила планы неонацистов…
— Кто стоит за спиной фашистского палача?
— Кому выгодно убрать Августина Ардье с политической сцены?..
— Запрос делегатов левого блока правительству и министру юстиции: «Как такое могло случиться в демократической стране?»
— Дочь Августина Ардье заявила: «Величие моего отца, что он не сдастся ни в девяносто, ни в сто лет… Ардье — бессмертен!»
— Тысячи бывших узников фашизма требуют: «Суд над Ардье не терпит отлагательств!»
— Известные журналисты левого толка выдвигают свою гипотезу грязной возни вокруг матерого наци!
— Общество защиты прав человека потребовало соблюдения всей законности и гуманности по отношению к человеку, которому восемьдесят четыре года!
— Канцелярия президента объявила, что завтра будет опубликовано заявление главы государства!
— Меры по охране Ардье усилены! Министр юстиции взял под свой контроль безопасность и меры пресечения по отношению к фашистскому преступнику!
Медленно освещается сцена. Сначала мы видим по углам камеры шестерых м о л о д ы х п е х о т и н ц е в с автоматами на изготовку. Они делают несколько шагов друг к другу, и из глубины сцены выкатывается коляска, на которой, сгорбившись, сидит еле живой А р д ь е. В тех же темных очках, в наушниках. Очень тихий, почти неподвижный. За ним следует З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Он строг, мрачен, официален. Морские пехотинцы устанавливают коляску Ардье, и опустившиеся стеклянные стены делают камеру в два раза меньше, чем она была в первом акте. Почти клетка… Клетка для человека.
