Честно говоря, он никогда не мог понять, как его отец, такой умный человек, умудрялся в то же время быть настолько неорганизованным. Саймон отметил про себя, что необходимо составить самый полный список вещей, от которых необходимо избавиться. Зачем просто так держать в доме то, что никому не нужно, и что не является частью семейного наследия?

Дверь библиотеки неожиданно открылась. Саймон поднял взгляд, и тут же мысли об отце вылетели из его головы. В дверях, замешкавшись, стояла Лилиан. Она выглядела так, словно никак не могла решить для себя: хочет она войти или нет.

Отложив в сторону бумаги, Саймон поднялся из кресла.

– Рад видеть вас здесь, Лилиан.

На самом деле он был потрясен. Приглашая её сюда этим утром, он был уверен, что она не придет. Если бы он был игроком, то поставил бы на то, что Лилиан придется уговаривать намного дольше.

Не то, чтобы он был недоволен, когда она наконец-то вошла в комнату, нервно сжимая руки. Лилиан была необыкновенно красива в своем простом, но милом платье того нежно-зелёного цвета, что напомнил ему о нынешнем Лондонском сезоне. Этот цвет прекрасно оттенял её карие глаза с танцующими в них зелёными крапинками. Русые волосы Лилиан, заплетённые в модную причёску, отливали медовым оттенком, а несколько прядок нежно обрамляли её лицо. Саймон вспомнил, что во время их поцелуя они пахли лимоном.

– Даже не знаю, почему я здесь, – покраснев, проговорила Лилиан.

Когда она, наконец, подняла глаза, её внимание привлекли бумаги, лежащие на небольшом столике около Саймона. К его ужасу, она сделала шаг назад, поднимая руки.

– Вижу, что помешала вам.

Одним движением Саймон оказался рядом с ней:

– Нет-нет. Ведь я вас пригласил. Пожалуйста, останьтесь.

Спустя долгую минуту колебаний и сомнений, Лилиан кивнула и вошла в библиотеку. Неверными шагами она пересекла комнату, каждым движением выражая сомнение в благоразумности своего решения.

Саймон нахмурился:

– Вижу, вы сомневаетесь…из-за поцелуя?

Остановившись неподалеку, Лилиан подняла взгляд. Она явно была шокирована такой дерзостью. И это действительно была дерзость, так не свойственная ему. И, казалось, её присутствие будило в нём необычайно сильные желания.

– Мы оба хотели этого, Лилиан, – произнес он, не дождавшись её ответа. – В этом нет ничего постыдного.

Он улыбнулся, когда, явно желая опровергнуть его слова, она открыла и тут же закрыла рот. Возразить было нечего.

– Садитесь, пожалуйста.

Но Лилиан лишь с опаской посмотрела на кресло рядом с ним.

– Я не собираюсь насиловать вас, – сказал он, подмигнув ей. – Если только вы не хотите этого.

В свете подобное заявление вызвало бы у молодой леди лишь смех или притворный ужас. Лилиан, напротив, вздрогнула от отвращения, и улыбка Саймона исчезла.

– Простите. Это была скверная шутка.

Медленно покачав головой, она наконец-таки села в предложенное кресло.

– Нет, ваша светлость. Просто для меня всё это незнакомо. И хотя я уже довольно долго выезжаю в свет, на моей памяти ещё не встречался мужчина, который добивался бы меня так решительно.

– Мммм. И это вас тревожит?

Она пожала плечом:

– Наше знакомство было таким коротким, а мы уже поцеловались…и то, что м-мне понравилось… целовать вас…Да, это меня тревожит.

Саймон слегка наклонил голову. В обществе молодым леди предписывалось быть более скромными, даже скорее неприступными. Искренность же Лилиан была в одинаковой степени и удивительной, и будоражащей. Как же ему хотелось опять поцеловать её! Но вряд ли это была правильная линия поведения, особенно пока она ещё сомневалась.

– Мы – взрослые люди. Мы поцеловались только потому, что оба хотели этого, – негромко сказал он. – Мы не нарушили никаких законов, поверьте. Ведь я член Парламента, и, уж конечно, знаю их лучше других.

Лилиан снова взглянула на него, и, наконец-то, с улыбкой. У него перехватило дыхание, когда он вдруг осознал, что это был самый первый раз, когда она улыбнулась ему не из вежливости. Понимание зажгло огоньки в её глазах, будто всё, что происходило между ними, было лишь прелестной «личной» шуткой.

– Вероятнее всего, вас ещё поправят в том, что законы не были нарушены, – произнесла девушка, и плечи её, казалось, наконец, расслабились. – Даже допускаю, что вы правы, и мы оба в равной степени хотели этого поцелуя. Но у меня появился вопрос.

Он слегка склонил голову, молча побуждая её продолжить.

– Саймон, что нам теперь делать?

И вновь её откровенность поразила его. И заинтриговала сверх всякой меры. Мода и замужество – вот что обычно занимало умы юных дебютанток. Они могли говорить обо всем на свете, но только не о том, на что возлагали особые надежды. На их фоне искренность Лилиан воспринималась как свежий весенний ветерок среди ароматов приторных благовоний.

– Ни для кого не секрет, и я это не скрываю, что нахожу вас очень интересной, – заявил он, наклоняясь к подлокотнику своего кресла, чтобы приблизиться к ней. – И очень, очень желанной.

Милый румянец, окрасивший её щеки, стал для него еще одним поощрением.

– Не имею ни малейшего представления, куда это может нас привести. Тем не менее, хотелось бы, чтобы у нас появился шанс лучше узнать друг друга. И если взаимное притяжение будет расти, и в один прекрасный день вы найдете меня хоть немного приятным, то, возможно, у нас появится будущее.

Саймон представил себе Лилиан, лежащую поперек его кровати, но решительно постарался изгнать из воображения эту притягательную картину.

Девушка зашевелилась. Тема разговора, очевидно, смущала её.

– Вы уверены, что хотите продолжить дружбу со мной? Из-за прошлого моей семьи отношения такого рода, скорее всего, вызовут как всеобщее порицание, так и неодобрение вашей матушки.

Саймон нахмурился. Судя по боли, отразившейся на её лице, в эту минуту она думала о смерти своей матери. Но время для обсуждения такого непростого вопроса ещё не пришло. Лилиан не слишком доверяла ему, и он опасался, что если начнет подробно расспрашивать о случившемся, то это лишь оттолкнет её от него.

Но Саймон мог всё-таки сделать первый шаг, пусть очень маленький, чтобы вызвать её доверие, слегка приоткрыв завесу тайны над своей собственной жизнью:

– С моей матерью мы никогда не были особенно близки, Лилиан. Её неодобрение сопровождало меня по жизни так долго, что даже не знаю, что буду делать, если когда-нибудь она решит одарить меня своей благосклонностью.

Лилиан внимательно взглянула на него, и выражение её лица смягчилось. Если его признание и удивило девушку, это никак не отразилось на её лице, выражавшем только сочувствие и понимание, но не жалость.

– Понимаю, – прошептала она. – Как вам должно быть трудно… Ведь вы так дорожите прочными узами, связывающими вас нынче как с сестрой, так и теми, которые соединяли вас с покойным отцом.

Он пожал плечами, c притворной легкостью отметая целую жизнь боли и крушения надежд.

– Когда-то так и было. А теперь моя мать и её отношение ко мне просто…факт.

Наступила тишина. Она всё длилась и длилась, а они при этом не чувствовали себя неловко. Тем не менее, Саймон был благодарен Лилиан, что следующим своим вопросом она сменила тему разговора.

– Милорд, а что это за бумаги?

Саймон улыбнулся:

– Означает ли это, что, вне зависимости от неодобрения или благосклонности моей матери, вы принимаете моё предложение провести ещё немного времени вместе?

Лилиан заколебалась, но всё же кивнула головой.

Усмехнувшись, Саймон подобрал бумаги со стола и протянул ей. Когда же Лилиан их взяла, он пояснил:

– Боюсь, что здесь нет ничего особенно интересного. Просто кое-какие документы и записи, оставшиеся от отца.

Он был очень удивлен, когда увидел, что его слова заставили Лилиан онеметь от изумления и выронить бумаги на пол. Порхающими бабочками они устлали пол у её ног. Чтобы их поднять, Лилиан и герцог одновременно наклонились.