Королёв склонился над маршалом, пощупал пульс. Жив.

   Из гостевой комнаты вышли Гришин, Руднев, Келдыш. Гришин первым подошёл к Неделину, решительно отстранил Королёва:

   – Командуйте, Сергей Палыч, я присмотрю за этим бараном. Говорили же ему – ложись!

   Аварийная партия пробилась в бункер только через час, когда Неделин уже пришёл в себя. Врач диагностировал у маршала лёгкое сотрясение мозга. Его на несколько дней госпитализировали, но вскоре командующий вернулся к обычному режиму работы.

   Осмотр местности показал, что ракета упала примерно в сотне метров от бункера. Стена пламени, которую видел Носов, была результатом горения разлившегося топлива.

   – Ещё бы чуть-чуть, и хрен его знает, выдержал бы бункер, или нет, – заметил, осмотрев воронку, Воскресенский.

   Хрущёв и Косыгин были в поездке, об аварии им доложили телеграммой, составленной в обтекаемых выражениях: «Первый пуск неудачный, авария первой ступени, жертв и разрушений нет, работает комиссия по установлению причин аварии».

   По характеру аварии предположили отказ системы управления, поэтому председателем аварийной комиссии назначили Пилюгина. По сложившейся традиции комиссию всегда возглавлял предполагаемый виновник. Результат расследования обескуражил: в программе управляющей ЭВМ обнаружилась ошибка, из-за которой рулевой привод при парировании неизбежных колебаний во время подъёма, например, от порывов ветра, разворачивал двигатель на слишком большой угол.

   – Эта десятичная запятая едва нас всех не убила, – проворчал Пилюгин.

   – А вы, Мстислав Всеволодович, тогда были правы, – констатировал Королёв. – Внедрение ЭВМ в систему управления исключает ошибки аналоговых приборов, но привносит другие ошибки, программные.

   Назначили нескольких программистов, проверявших каждую программу, чтобы обеспечить многоступенчатый независимый контроль. Макет АМС, уведённый в сторону системой аварийного спасения, оказался почти невредим. На нём, на всякий случай, заменили часть наиболее хрупкой аппаратуры и заново проверили все электрические цепи. Параллельно уже готовили к старту следующую ракету. Её вывезли на старт в конце февраля. Запуск назначили на первое марта.

   В этот раз всё сработало заметно лучше. Вздрючка, устроенная Королевым всем службам, подействовала. Серьёзных отказов не было – была масса мелких огрехов и неприятностей, но ракета на старт не вернулась – ушла по заданной траектории на орбиту. Сергей Павлович сомневался – сработает ли как задумано совершенно новый блок «Л»? Ему предстояло запустить двигатели над Гвинейским заливом, после нахождения в тени Земли, в леденящем холоде. Но теперь было одно отличие – вместе с эскадрой, ушедшей к Агадиру, в Гвинейский залив отправилось специальное судно управления. Его задачей был приём телеметрии с АМС, и, в случае несрабатывания программной автоматики – запуск двигателя по резервной команде с Земли.

   Тщательные проверки совершенно нового блока всё же не смогли выявить всех недостатков. Двигатель завёлся своевременно, по команде программно-временного устройства, блок сохранил нужную ориентацию, однако орбита, на которую вышла станция, отличалась от расчётной. Анализ телеметрии показал, что двигатель блока «Л» отключился раньше времени, и станция недобрала по скорости.

   Вновь начались тщательные проверки на стендах. При нормальной температуре всё работало как часы. Когда же блок поместили в охлаждаемую жидким азотом камеру, и сымитировали вибрации, передающиеся на конструкцию при работе двигателя третьей ступени, выяснилось, что один из клапанов периодически подмерзает и залипает от холода. Оказалось, что из-за вибрации отходят контакты в системе обогрева клапана, и обогрев из-за этого то работает, то не работает.

   Пайку проводов начали контролировать на вибростенде. Повторные испытания в камере холода показали, что теперь всё работает, как часы. Провозились с повторными испытаниями весь март, запуск назначили на 15-е апреля. (в реальной истории в этот день собирались запускать АМС Е-3 к Луне)

   12 апреля ракету – теперь уже «Союз-2.3», с дополнительными ступенями от Р-9 и пристыкованной к ней полноценной станцией «Зонд» готовили к вывозу на старт. Перед этим инженеры Валик и Брацлавец из НИИ-380 снова долго мучились с настройкой фототелевизионной установки. Плёнка из неё выползала вся в пятнах, мутная. Королёв организовал производство проявочного раствора прямо на космодроме (в реальной истории свежий раствор из Москвы возили на Ту-104 в Тюратам). Как только фотоустановку заправили свежим раствором, всё заработало, плёнка получалась отличного качества.

   Черток с Богуславским мучались с радиолинией, пытаясь ещё усилить сигнал, увеличивая до максимума коэффициент бегущей волны. (см. Б.Е. Черток «Ракеты и люди»). Теоретики из МИАН предположили, что коэффициент падает вследствие ионизации пространства вокруг антенн.

   Ночью на контрольные испытания в МИК пришли министр электронной промышленности Александр Шокин и зампред Госкомитета по оборонной технике Лев Гришин. Черток вместе с Рязанским и Богуславским объяснил им обстановку. Гришин предложил для устранения ионизации выписать испытателям спирт «для промывки окружающего пространства». Предложение было воспринято рядовыми испытателями с энтузиазмом, но по понятным причинам отвергнуто непосредственным руководством.

   13 апреля ракету вывезли на старт, а в МИКе уже готовили ещё одну – резервную, на случай неудачного пуска. За два месяца старт модифицировали, пристроив к нему ещё два типовых стартовых стола для Р-9. Стартовый комплекс Р-9 на 51-й площадке стал модульным, теперь он позволял запускать и Р-9, и ГР-1, и «Союз-2.1» и «Союз-2.3». Чтобы избежать досадных неудач из-за недоработок и производственного брака, Королёв распространил на АМС и их ракеты-носители «Положение по 1К» – документ, устанавливающий систему качества для корабля 1К «Север». (В реальной истории – «Положение по 3КА», т.е. «Восток»).

   В положении был директивно определён порядок изготовления и заводских испытаний всех систем для пилотируемых полетов. Комплектующие корабля, агрегаты, приборы, системы должны были маркироваться и иметь запись в формуляре «Годен для 1К». Поставка любых комплектующих изделий на сборку «1К» без прохождения ими полного цикла заводских испытаний была категорически запрещена. Военным представителям предписывалось осуществлять строжайший контроль качества и надежности. За качество изделий с маркировкой «годен для 1К» несли личную ответственность главные конструкторы и руководители предприятий, без права передоверия своей подписи кому-либо из заместителей. Теперь по такой же жесточайшей системе качества собирали новые ракеты «Союз-2» и АМС.

   #Обновление 06.11.2016

   Космосом в СССР активно занимался не только Королёв. Сдав на вооружение флота ракету П-5 / П-6, Владимир Николаевич Челомей с лета 1959 года активизировал работу по космическим и ракетным проектам. Хотя «челомеизация всея Руси» не состоялась, и Владимир Михайлович Мясищев сохранил своё КБ и завод, но в помощь Челомею был передан коллектив ОКБ-256 Цыбина. Сам Павел Владимирович Цыбин с Челомеем работать не захотел, и ушёл в ОКБ-1 заместителем к Королёву. Часть его коллектива, усиленная молодыми специалистами, выпускниками институтов, продолжила работу как филиал челомеевского ОКБ-52.

   Работа по совершенствованию крылатых ракет П-5 / П-6 не прекращалась. Для повышения боевой устойчивости ракету нужно было научить летать на малой высоте в режиме следования рельефу местности. К тому же по итогам проведённой в октябре 1959 г операции возмездия в Британском Гондурасе, адмирал Кузнецов высказал мнение о необходимости иметь на вооружении флота сверхзвуковую крылатую ракету в неядерном снаряжении, способную наводиться тем или иным способом на малоразмерные цели. На эту мысль Николая Герасимовича натолкнул успех применения бомбардировщиками Ту-95 крылатых ракет Х-20 с кассетными боевыми частями. (АИ, см. гл. 04-18)