Лектер возвращается домой в тот момент, когда рассвет только начинает заниматься над изможденным июльской жарой городом. Дом был погружен в умиротворяющую, привычную тишину, Уинстон лениво спустился по лестнице, чтобы поприветствовать хозяина, из чувства вежливости подождал, пока мужчина легко потреплет его по шее и груди, и снова отправился наверх, досыпать. Наверное, пес недоумевал, почему хозяин вернулся так рано, почему запах такой стойкий и резкий. Хотя какое дело зверю до людских забот. Вместо него около ног вертится несуразный, но очаровательный в своей непосредственности щенок, белый с рыжими ушами и макушкой, когда он вырастет, морда вытянется, а глаза потемнеют. Бастер ластится, отирается о штаны гладким боком с короткой мягкой шерсткой, и Лектер не без удовольствия треплет его по сытому животу, позволяя щенку облизывать свою ладонь и тяфкать, приветствуя нового человека. Бастер неуклюжий, путается в еще коротких лапах, когда бежит за ним по лестнице, чуть не падает на верхней ступени, но упорно продолжает идти вперед, хватая острыми зубами за край штанины, прося поиграть. Ганнибал хочет зайти в собственную спальню, но это чревато неуместными в данный момент расспросами и дальнейшими подозрениями, поэтому соседняя гостевая станет отличным пристанищем на несколько часов, пока не уймется рассудок, удовлетворенный свершившейся местью. Альфа смотрит на костюм, дорогой, пошитый у лучшего в городе портного, и уверен, что Уилл даже не заметит его отсутствия. Он не был настолько внимательным, насколько полагалось быть омеге в подобных вопросах. Бастер остается наверху, разочарованный отсутствием должного внимания, Ганнибал бесшумно спускается вниз, чтобы взять плотный мусорный пакет, и не может сдержать улыбку — его кухня в полном порядке, с отсутствием грязной посуды и выровненными полотенцами на соответствующих местах. Лектер чувствует микроинфаркт в своем сердце, когда видит погрызенную ножку стула из эбенового дерева. Мебель точно не спасти, но, наверное, на одном из скучных приемов, которые мужчина должен был посещать время от времени, он сможет похвастаться, что использует эбен для растопки камина. У судьи Рейнольдс точно удар случится, когда он услышит это. Костюм отправится на свалку в ближайшее время, а вода в душевой должна смыть с него остатки въевшегося, кажется, в самую кожу запаха бензина и гари. Мерзко, унизительно и недостойно. Ганнибал не позволял себе таких убийств, но обстоятельства требовали. Альфа внутри него требовал этого, превратив банальное в шедевр, пусть и только для одного зрителя. Он трет кожу до красноты, вода слишком горячая, от ее температуры и запаха мыла кружится голова, а пар не дает ничего разглядеть вокруг. Лектер слишком резко проводит рукой, на предплечье остаются царапины от ногтей, быстро набухающие от прилившей крови. Очищение дается так же тяжело, как и прощение. Ему нужно отдохнуть хотя бы несколько часов, прежде чем снова взять на себя привычную роль и солгать о произошедшем.
Уилл суетится на кухне, растерянный, с пустым взглядом, неловко отгоняющий собак, вертящихся под ногами. Лектер смотрит на его копошения из дверей, не привлекая внимания, следит за резкими движениями рук, приподнятыми, напряженными плечами и сжатыми губами. Все его тело зажатое, словно каждую мышцу свело, а глаза холоднее вод любого из северных морей. Конечно, омега пропускает завтрак, в воздухе пахнет только кофе, крепким, горьким, запрещенным сейчас, но Ганнибал не может винить его в этом. Грэм замечает мужчину случайно, заталкивая телефон в карман джинсов и оправляя просторную футболку, призванную скрыть набранный вес. Рассеяно проводит ладонью по все еще спутанным волосам и тяжело опускается на высокий, тот самый погрызенный стул, глядя на альфу исподлобья, будто загнанный зверь.
— Со мной связалась полиция Вирджинии. Родительский дом сгорел ночью, они был внутри, — Лектер меняется в лице, умело изображая удивление, сочувствие и неверие в случившееся. Уилл верит. Он всегда верит. — Мне нужно поехать туда, так что я отправлюсь прямо сейчас, вернусь где-то к ужину.
Альфа преодолевает расстояние между ними привычно бесшумно и неторопливо, складывая руки на груди. Не жест защиты, желание показать власть, плечи его расслаблены, а взгляд уверенный и убедительный.
— Я отвезу тебя, только дай мне минут десять, чтобы собраться.
— Нет, ты почти всю ночь провел в дороге, ты не повезешь меня в Вирджинию, — Грэм пытается настоять на своем, но уже знает, что сдастся напору мужчины, потому что сейчас просто не в состоянии принять хоть одно взвешенное решение. — Я вполне могу добраться сам, тут всего час езды.
Ганнибал делает еще один шаг, склоняясь, чтобы разглядеть тьму в глазах омеги. Сколько противоречий за синевой радужки, сколько горячей страсти спрятано за трепещущими ресницами. Мужчина обхватывает его запястье, мягко оглаживая, успокаивая, обещая защиту, и повторяет снова, поучительно и бескомпромиссно.
— Налей мне кофе, пока я одеваюсь. Ты не поедешь туда один, Уилл, — альфа чуть сильнее сжимает пальцы, чувствуя под ними маленькие хрупкие косточки. — Может быть сейчас ты еще не все осознал, но, когда окажешься на месте, все станет хуже. Я предпочту сопровождать тебя, раз тебе придется увидеть нечто столь же ужасное.
— Ганнибал, — Грэм делает последнюю попытку отстоять свою самостоятельность, говорит резче и грубее, чем хочет, но окончательно сдается. Он сам себя не чувствует полноценным, а сознание раз за разом начинает скользить где-то за гранью человеческого восприятия.
Уилл кивает, поднимаясь со стула. Наверное, альфа прав, и спорить с ним не стоит, не прямо сейчас. Мужчина поднимается наверх, выбирает костюм попроще, не такой кричащий и привлекающий внимание, и снова возвращается на кухню, когда наполненная до краев кофейная чашка занимает место на столе. Грэм ничего не говорит, молча уходит к машине, и Ганнибал все ему прощает. Им предстоит многое обсудить позже, хотя он давно уже не его лечащий врач, сейчас можно закрыть глаза на грубость. Уилл не произносит ни слова за пятьдесят с лишним миль и ни разу не меняется в лице, лишь нервно теребит браслет. Серебро впивается в кожу, напоминая, что реально, а что нет, и тепло металла последнее, что омега точно осознает, прежде чем они подъезжают к толпе зевак, собравшихся, кажется, со всего Вулф Трапа.
Ганнибал оставляет машину на значительном расстоянии от этого столпотворения, чтобы дети, крутящиеся неподалеку, не испортили глянцевую краску кузова. Людей слишком много, их присутствие давит, Уилл несмело выбирается наружу, оглядываясь по сторонам. Он не знает и половины присутствующих, просто любопытные, прикрывающиеся сочувствием, чтобы полюбоваться на чужую трагедию. Он пробирается сквозь толпу, альфа следует за ним неотступно, отставая всего на шаг, пока не добирается до желто-черной заградительной ленты, и его за руку дергают, будто он кукла, разворачивают к себе лицом, не спрашивая разрешения вторгнуться в личное пространство. Грэм выдергивает руку из хватки и брезгливо обтирает ее о джинсы. Он знает эту женщину. Миссис Оуэн, подруга его матери, так часто бывающая у них в гостях, что в детстве Уилл думал, будто она их близкая родственница. Бета ходила с его матерью в церковь, наверное, Ханна любила ее даже больше собственного мужа. Сейчас женщина с горечью во взгляде смотрит на Грэма, делает шаг вперед, чтобы обнять его, но омега отстраняется, нервно передергивая плечами. Ганнибал за его спиной позволяет усмешке на мгновение искривить губы.
— Уильям, это такое горе! — ее глаза покраснели от слез, руки дрожат, а голос срывается. — Только вчера в обед я разговаривала с ней, мы собирались съездить на выходных на фермерскую ярмарку в Тайсонс, а потом случилось такое. Надеюсь, их души найдут свое место на небесах.
Женщина торопливо крестится и бесшумно молится, прося Бога упокоить двух безвременно ушедших людей, а потом внимательно, со своим хитрым прищуром, который Уилл запомнил с малых лет, осматривает молчаливо стоящего мужчину. Кэтрин склоняет голову, оценивая, и великодушно протягивает ему руку для знакомства. Не самое лучшее место.
