— Не хотели бы Вы вернуться к преподаванию, доктор Лектер? — Гилмор смотрел на него открыто, хотя во всей его позе чувствовалось волнение. — Мы бы предложили Вам хорошую должность с отличным окладом, Вы могли бы открыть свой кабинет в Детройте. Я знаю, что Вы еще не состоите в браке, но наш университет готов предоставить Вашему партнеру место преподавателя, с этим не будет проблем. Говорят, он отличный адвокат, несмотря на столь молодой возраст. Многим требуется годы, чтобы добиться таких успехов, но у мистера Грэма, видимо, талант.
— А Вы подготовились, Алан, — Ганнибал отвлекся, наблюдая за перепалкой двух бет в дальней части просторного зала.
— Предпочитаю быть в курсе основных событий в жизни потенциальных преподавателей, чтобы не ляпнуть глупость в разговоре, — Гилмор учтиво улыбнулся, его волнение стало заметнее.
— Спасибо за честность, но не думаю, что в нынешнем положении Уилла переезд будет удачным решением. Мы решили не афишировать это, но Вы должны понять нас. Ваша жена, кажется, тоже находится в положении? — Лектер вздрогнул, когда в кармане брюк завибрировал от входящего сообщения телефон.
Мужчина извинился, удаляясь подальше от суматохи вечера. Если что-то случилось, он должен иметь возможность позвонить в тишине. Но опасения не оправдались. Грэм определенно был в хорошем настроении и решил поделиться им с заскучавшим на приеме альфой.
«Тебе не кажется, что ты меня перекормил?»
Ганнибал позволил себе усмешку, пока никто не видел. Уилл и раньше делал так, присылал ему бессмысленные сообщения с фотографиями, чтобы почувствовать себя ближе. Иногда он тяжело переносил разлуку даже в несколько дней, терроризируя мужчину. Сегодня он оказался непривычно сдержанным, в прошлый раз, когда пришлось уехать на неделю в Мемфис, Уилл прислал ему за один вечер не меньше двух десятков фотографий, пришлось даже позвонить и попросить угомониться. Сейчас омега поделился лишь снимком своего отражения в зеркале, задавая вполне четкий вопрос. Конечно, Грэм несколько прибавил в весе, почти незаметно для тех, кто не знал истинного положения дел. Может быть, парень начал что-то подозревать, но своими догадками решил не делиться в короткой безэмоциональной переписке, отложив разговор до личной встречи. Ганнибал быстро набрал ответ.
«Кормить тебя — одно из лучших моих удовольствий в этом бренном мире, Уильям. Впрочем, ты прекрасно выглядишь, как и всегда»
Уилл медлил с ответом, точки набираемого сообщения то появлялись, то снова исчезали, выдавая нерешительность. Омега подбирал слова, выбирая между покорным принятием комплимента и язвительностью, и Лектер даже успел отвлечься на то, чтобы оглядеться по сторонам. Наконец, ожидание его было прервано. Грэм оказался привычно саркастичным в своем ответе.
«Ты льстишь мне потому, что боишься не найти свои чудесные керамические ножи на их месте по возвращению домой. Но я тебя за это прощаю»
Вслед за этим пришло еще одно сообщение, меньше чем через минуту, и это уже насторожило. К нему была прикреплена фотография, Ганнибал не мог разобрать, что там, до того, как увеличил его. Подозрения были одно хуже другого.
«Кстати, у нас небольшое пополнение. Познакомься, это Бастер, и он передает папочке привет»
Ганнибал предполагал, что нечто подобное обязательно произойдет еще раз. Уилл уже притащил один раз домой щенка, вез его из самого Шарлоттсвилля, завернув в собственный свитер. Уинстон тогда был до ужаса отощавшим, кости торчали так, что их можно было прощупать руками, грязная шерсть сбилась в колтуны, а глаза гноились из-за инфекции. И альфа не смог отказать, завидев парня на пороге дома с этим скулящим свертком в руках. С тех пор он постоянно был настороже, ожидая, когда Грэм притащит домой еще одну собаку, но сейчас хотя бы мог это объяснить. Этот Бастер на вид был еще мельче Уинстона, хотя выглядел куда лучше, сидя на их кровати. Ганнибал тяжело вздохнул, признавая поражение. Эмоциональное состояние Уилла сейчас зависело от его взбесившихся гормонов, да и не выкидывать же щенка на улицу. Негуманно это по всем статьям.
«Надеюсь, ты вымыл его до того, как привести в спальню. Не вижу никакой радости в блохах по всей комнате и на Уинстоне»
Омега ответил незамедлительно. Он знал, что мужчина ему не откажет, тем более в таком.
«Не принимай меня за идиота, мне же не пять лет. Отмыл, накормил, бросил в стирку вещи, в которых принес его домой, вымыл полы везде, где он прошел грязными лапами, и почистил сиденья в машине. Ему очень понравилась кухня»
На фотографии, прикрепленной к этому сообщению, красовалась уже изрядно погрызенная ножка барного стула. Лектер потер глаза ладонью, надеясь, что ему все это почудилось от излишка выпитого вина и усталости. Он читал лекцию с самого утра, а ночью перед этим готовился к ней, исправляя мелкие недочеты в распечатанном тексте. Так что он действительно был чертовски измотанным своим присутствием в Детройте. Фотография никуда не исчезла, Ганнибал почувствовал острую потребность выпить еще. Эти стулья были сделаны для него на заказ, придется ждать не меньше трех месяцев, пока ему доставят новый. Погрызенная ножка разбила ему сердце.
«Мы поговорим обо всем этом, когда я вернусь. А это будет не раньше утра четверга. Отвези его к врачу, если не хватит денег, ты знаешь, где взять»
Он надеялся, что на этом разговор окончится. У него разболелась голова, хотелось вернуться в номер. Но вместо этого мужчина продолжил стоять на веранде, глядя на яркий экран телефона. Уилл что-то писал ему, он мог даже представить это — забрался с ногами на кровать, высунул язык, пытаясь подобрать слова поделикатнее, почесывая одной рукой Уинстона между ушей. Времени между сообщениями прошло достаточно долго, чтобы Ганнибал начал волноваться, но, в конце концов, текст высветился, черные буквы на сером фоне.
«Да, это будет отлично. Я хочу кое-что тебе рассказать, но только когда ты приедешь. Это вполне может подождать до четверга. Не буду отвлекать тебя от работы, напиши завтра, когда выедешь из Детройта»
Лектер отправил ему до зубовного скрежета банальное пожелание спокойной ночи и просьбу не ввязываться ни в какие авантюры под предводительством Марго, вернулся к остальным гостям, чтобы попрощаться, и поймал такси на соседней улице. Он прекрасно понимал, что Уилл обо всем догадался и теперь собирается сообщить радостную новость. Хотя, она вполне могла оказаться и не слишком-то радостной, учитывая, как хорошо продвигалась карьера омеги. Ребенок мог стать обузой, и это тот вариант, о котором Ганнибал еще не думал. Ему стоило дождаться разговора, чтобы все выяснить и расставить по своим местам, прийти к какому-то общему решению. Сейчас он собирался выспаться, потому что следующая ночь измотает его еще больше, чем эти два дня и дорога до Мичигана вместе взятые.
Ганнибал еще раз посмотрел на обычную бумажную карту, лежащую на коленях. Он не рискнул пользоваться навигатором, чтобы разобраться в федеральных трассах между Мичиганом и Вирджинией, чтобы впоследствии его не могли связать ни с чем, еще раз просчитал время, которое придется затратить на дорогу. В лучшем случае он доберется за семь часов с небольшим, ночью трасса почти не загружена, так что у него не будет с этим проблем. Мужчина, как и обещал, позвонил омеге, с сожалением отмечая, что придется задержаться еще на несколько часов, ужин был важным и отказываться от него было нельзя, Уилл разочаровано вздохнул и пообещал, что не будет дожидаться, ляжет спать, а разговор подождет до утра. Ганнибал отключил телефон, чтобы не беспокоиться по пустякам, и уверенно повел машину на восток. Сейчас, когда он все продумал, задумка казалась еще более логичной и обоснованной, чем та первая вспышка гнева, которую он испытал неделю назад.
Он оставил авто в миле от нужного дома, в непроглядной тьме ночи и тени вековых деревьев, видевших и любовь, и людскую жестокость. На этом ответвлении дороги не было ни полицейских, ни случайных путников, которые смогли бы опознать дорогую машину, да и люди предпочитали спать в своих постелях в три утра, а не слоняться по лесу. Канистра с бензином была ощутимо тяжелой, но это не играло никакой роли — дождя не было уже несколько недель, его следы исчезнут к рассвету, уничтоженные сухим ветром и мелкими животными, снующими в поисках пищи. В темноте дом казался пугающим и мрачным, несмотря на белую краску стен. Свет не горел, дверь накрепко заперта — три замка и щеколда, спасение от возможных грабителей, наткнувшихся на маленький оплот спокойствия и тишины в этом жестоком мире. Ганнибал бесшумно обошел вокруг дома. Окно в гостиной открыто, призванное наполнять комнату хоть и горячим, но воздухом, и проход ничем не затруднен, как безответственно и глупо. Альфа с усилием ставит на подоконник канистру и бесшумно проникает внутрь, не боясь оставить следов. К тому моменту, как сюда приедут другие, доказательства его пребывания растворятся в пепле и золе. Идеальный порядок, почти стерильный, как в операционной, ни единой грязной тарелки в раковине, ровные стопки книг на кофейном столике, вычищенные ковры. Безжизненно, мертво и бесполезно, как и вся жизнь этой семейной пары. Ганнибал знает, они спят крепко, не услышат его шагов. На полках фотографии, но Уилл на них перечеркнут мрачными чернилами — предатель и грешник, он не заслуживает своего места в этом доме, как не заслуживал его с самого своего рождения, теперь он вычеркнут из праведного существования альфы и беты, безмятежно спящих в спальне на втором этаже. Половицы не скрипят, Томас хороший хозяин, следящий за своим домом, лишь негромкий стук, с которым канистра касается пола, разрушает звенящую тишину. Ибо вот, придет Господь в огне, и колесницы Его — как вихрь, чтобы излить гнев Свой с яростью и прещение Свое с пылающим огнем. Ибо Господь с огнем и мечом Своим произведет суд над всякою плотью, и много будет пораженных Господом[2]. Губы Ганнибала шевелятся, но с них не срывается ни единого звука, чтобы не потревожить чужой сон. Может для четы Грэм этот огонь и будет освобождением от грехов, посвящение себя Богу, вознесение к райским вратам, но только для Лектера это — сожжение нечестивых, орудие кары. Эти люди даже не заслуживали стать частью его постановки, не заслуживали быть на его столе. Не более чем забракованные животные, не подходящие для еды. Он чуть приоткрыл дверь спальни, наблюдал меньше минуты за тем, как крепок был сон семейной пары, слышал, как Томас громко захрапел, переворачиваясь на левый бок, спиной к жене, когда та в своем бессознании положила руку ему на живот. Отстранение, отчуждение, препятствие, вот чем был для Томаса брак с этой женщиной. Ганнибал еле слышно открутил тугую крышку с канистры и щедро плеснул на порог комнаты и шерстяной ковер. Он оставлял мокрую дорожку бензина на лестнице, разлили его в гостиной. Стараясь не испачкать туфли, мужчина намочил пол около газовой плиты, открыл вентиль и повернул рычаги конфорок, позволяя газу скапливаться в доме. Он вылез в окно, на свежий воздух, не утяжеленный бензиновыми парами, дернул раму, опуская ее. Никаких подозрений, никаких подсказок. Остатками из канистры Ганнибал облил входную дверь, отрезая путь к отступлению. Альфа еще раз посмотрел на творение своих рук, понимая, что отступить уже не сможет. Дом из дерева, внутри только натуральные материалы, вспыхнет как факел, огонь ничего не оставит после себя. Люди верили, что с дымом душа поднимается в царство Божие, присоединяется к небесной армии, готовящейся к войне с Сатаной. Этим душам там нет места. Ганнибал был судьей и палачом, Богом, выносящим жестокий приговор и приводящим его в исполнение, и не винил себя за то, что защищает свою семью всеми доступными в его понимании морали способами. Чувство вины вообще эфемерное понятие, а этот поступок не то, чего стоило стыдиться. Мужчина чиркнул спичкой по темному боку коробка, поджег мокрый порог и поспешил удалиться, не забыв забрать канистру. Он обернулся метров через двести, когда уже вошел в лес. Бензин так потрясающе горит. Темно-синее, почти черное небо окрасилось всполохами кроваво-алого, огненно-горячего, оказалось расчерчено отчаянием и трагедией, ядовитым предупреждением целому миру, написанным по небесному холсту почти мунковской[3] рукой. Оглушающий взрыв Ганнибал услышал еще до того, как добрался до машины. Теперь все было кончено.
