Уилл смотрел ему в лицо, пока он работал, вспоминая другое очищение: его рука в руках Ганнибала, тёплая вода и мягкая ткань, трепет от убийства и Ганнибал, сидящий рядом с ним.

— Столько моментов, приобретённых, упущенных и вновь приобретённых, — сказал он задумчиво.

— «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем»**, — ответил Ганнибал.

— Если бы было, — произнёс Уилл.

Ганнибал взглянул на него снизу вверх. Его лицо было встревоженным, пока он бинтовал плечи и торс Уилла. Дойдя до спины, Ганнибал попросил его наклониться вперёд, чтобы он мог высушить её.

Как только это новое испытание закончилось, Ганнибал помог ему надеть рубашку через ортез.

— Я справлюсь, — сказал Уилл. Его плечо теперь было надёжно зафиксировано. Он потянулся за полотенцем.

Он ждал возражений, но Ганнибал кивнул, вышел и осторожно закрыл дверь, обеспечивая ему уединение. Уилл неуклюже стянул с себя штаны левой рукой. Было облегчением избавиться от липкой плотной ткани, стать собой на минуту, вздохнуть. Кожа на его бёдрах была холодной и даже посиневшей, несмотря на загар. Он медленно шагнул, но, когда «Кит» взбежал на волну, плывя неизвестно куда, ему пришлось прислониться к дверному проёму, чтобы не упасть. Закончив вытираться, он задрожал всем телом. Хороший знак, но утешения Уиллу он не приносил совсем.

Бросив штаны в душе, он с трудом надел мягкие шорты, оставленные ему Ганнибалом. Появляться перед ним, дрожа от холода, Уиллу не хотелось. Он так устал от всего — от уязвимости, от зависимости, от невыносимой потребности в комфорте, жажды комфорта от человека, терзавшего его. Но он был беспомощен: дрожь не пройдёт, пока он не согреется.

Выйдя в салон, Уилл обнаружил, что Ганнибал искал что-то в своей каюте, вне поля его зрения. На диване лежали два сложенных одеяла, оставленных им. Уилл взял одно, сел и укрылся им, прикрыв глаза.

— Ты можешь спать на моей кровати, — сказал Ганнибал. Его глухой голос доносился из каюты.

— Всё в порядке, Ганнибал. Я лягу на диване–

— Я обустроил для тебя место, достаточно комфортное и высокое. А на диване буду спать я. Периодически.

На этот раз его голос звучал близко.

— За такое время ты не–

— Нет, нет, Уилл. Я настаиваю.

Он открыл глаза и увидел Ганнибала, стоящего над ним.

— Ты, как всегда, настойчив, — сказал Уилл.

Ганнибал улыбнулся.

— А ты, как всегда, упрям.

Ганнибал протянул ему руку, и Уилл не стал возражать. Он просто устал. Он терпел, когда Ганнибал поднял его на ноги, отбросив одеяло, и проводил до каюты, согревая его спину легким прикосновением своей руки. Он помог ему улечься на горе подушек и одеял, которые он набросал в углу своей постели.

Когда Уилл устроился, Ганнибал сел рядом и стал наблюдать за ним. Сон одолевал его, наркотики утягивали вглубь. Наконец, он сдался.

***

Уилл спал около часа, когда Ганнибал пришёл и тихо присел на край его кровати.

Он убрал каюту Уилла, а потом поднялся наверх, поднял стаксель и скорректировал их курс на ночь. Он сидел в темноте салона «Кита», освещаемый лишь светодиодами, и слушал прогноз погоды. Взглянул на GPS и радар: поблизости не было ни одного корабля. Женщина закончила читать прогноз на немецком и перешла на французский. Шквалы с сильными порывами ветра, сообщила она, никаких сильных штормов, но предупреждение для районов Карибского бассейна и Атлантики. С утра должно быть ясно. Кризис, короткий и катастрофический, был позади.

Он включил маленькую лампу над штурманским столиком и направился к Уиллу. В кормовой каюте было темно, свет из-за переборки едва проникал сюда. Тень Ганнибала упала на кровать, где лежал Уилл.

Ганнибал смотрел, как он дышит в темноте. Его зарубцеванная щека лежала над подушкой, угол рта, почти незаметного за густыми усами и бородой, слегка дёрнулся. Тёмные ресницы распростёрлись над щеками, как крылья бабочки.

Запустив руку под одеяла и простыни, Ганнибал коснулся кожи на его бедре. Уилл дрогнул и успокоился. Седативные были слишком сильными, он бы не проснулся. Ганнибал скользнул ладонью вдоль его расслабленных мышц и наткнулся на коленную чашечку. Он остановился. Кожа Уилла была сухой, не горячей или потной. Кокон из одеял согревал и успокаивал его.

Ганнибал убрал руку. Он сгладил складки на простынях, удаляя следы своего присутствия, и оставил Уилла отдыхать.

Комментарий к Глава 10

От автора:

Фраза Ганнибала — «Высокая чувствительность — не признак слабости, Уилл. Это то, что делает нас по-настоящему живыми» — это слегка переделанная цитата Эштона С. Мартена:

«Людей с высокой чувствительностью часто воспринимают, как слабаков или как сломленных. Высокая чувствительность — не признак слабости, это клеймо по-настоящему живых людей и тех, кто умеет сострадать. Не эмпат сломлен, а общество, ставшее дисфункциональным и эмоционально недееспособным. Незачем стыдиться своих настоящих эмоций. Те, кого называют «размазней» или «слишком проблематичными», берегут свои мечты для более заботливого и гуманного мира. Поэтому никогда не стыдитесь своих слёз, позвольте им сверкать в свете этого мира.»

* «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя» (Книга Иова, 42:5)

** «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Книга Екклесиаста, 1:9)

========== Глава 11 ==========

Я всегда хотела подарить тебе мир, поэтому я начала по кусочкам дарить тебе океан, разделяющий нас.

Карен Чон, «Пиши так, как будто никто не читает»

Всё было спокойно. Паруса «Кита» безжизненно висели. Под бело-золотым солнцем простирался океан — бесконечная, чистая синева без белых гребней волн.

Это началось через пару дней после того, как Уилл получил травму, и продолжалось ещё несколько, пока Уилл не начал беспокоиться. Он слушал прогнозы погоды с религиозным пылом, но все они были одинаковыми: нескончаемый и малообещающий штиль. На юге назревал тропический шторм, но он двигался быстро и, скорее всего, не по их курсу. К этому времени они уже должны были быть в Сен-Мартене, но пока они просто застряли.

Ганнибал готовил, чтобы убить время. Со своим обычным энтузиазмом он теперь брался даже за консервированные и сушёные продукты. На завтрак были копчёные утиные яйца* с чёрной икрой. Сейчас он тушил телятину, сказав Уиллу, что здоровую пищу он приберёг на потом. «Ничто не поднимает дух так, как хорошее блюдо», — были его слова. Похоже, он не думал о жаре, пока готовил, хотя под палубой было ужасно душно.

Уилл сидел за штурманским столиком и слушал прогноз, когда Ганнибал разогревал приготовленный суп. Женщина два раза повторила текст своим мёртвым механическим голосом, и Уилл выключил радио. Он раздражённо поправил ортез. Кожа под ним зудела, и запах был не из неприятных: антисептик, резина, синтетическая ткань и пот.

— Мы потерялись в Бермудском треугольнике? — спросил Ганнибал.

— Мы не потерялись, — ответил Уилл. — Мы знаем, где мы.

— Потерялись в значении «брошены»?

— Если по-твоему мы двигаемся недостаточно быстро, можешь выйти и подтолкнуть нас.

Ганнибал улыбнулся.

— И что, ты считаешь, мы должны делать?

— Не знаю, — сказал Уилл спустя секунду. — С двигателем нас хватит миль на двести, может, на двести пятьдесят. Мы использовали топливо, но как много, я не знаю. Этого точно не хватит, чтобы уйти далеко отсюда. И если мы его истратим, ничего не останется.

— Можно попробовать добраться до крупного морского пути.

— Рискованно. Как и посылать сигнал бедствия по радио. Бьёрн, — добавил он, изогнув бровь.

Ганнибал тихо усмехнулся.

— Ничего не случится, если мы переждём день или два, — сказал он. — У нас много продуктов. И я думаю, пришло время снять твой ортез.

***

На следующий день Ганнибал принимал солнечную ванну на кокпите. В очках и без рубашки, он растянулся на солнце и, подняв подбородок, вдыхал влажный воздух. Ветер приятно трепал волосы на его груди и ногах и щекотал бороду, но его силы не хватало, чтобы наполнить паруса больше, чем на час.