Он лежал там же, где Ганнибал оставил его. Стопка книг опустила его руку почти до самого пола. Кость всё ещё не вернулась в сустав, и его покрытая рубцами кожа исказилась под выступом. Его глаза были закрыты, и он не пошевелился, когда Ганнибал зашёл в каюту. Наверное, ушёл на рыбалку.

Около минуты Ганнибал смотрел, как мерно поднималась и опускалась его спина, пока Уилл не спросил:

— Ты не можешь просто вправить его?

— Это рискованно.

— Моя вера в тебя велика, Ганнибал.

Его голос звучал равнодушно.

Ганнибал приподнял край одеяла. Его пальцы скользнули по позвоночнику Уилла и прижались к шее, чтобы измерить пульс. Его кожа была холодной и мокрой, а сердцебиение — учащённым. Но, подумал он, ситуация не критическая.

Ганнибал опустился на пол, параллельно Уиллу. Его колени были по обеим сторонам от его руки. Большим пальцем он убрал прядь с глаза Уилла, зачесывая его волосы назад, за ухо. Уилл приподнял голову, чтобы посмотреть на него. Его серо-голубые глаза были затуманены болью, но их взгляд оставался всё таким же дерзким.

— Я готов, — сказал Уилл.

— Я знаю.

Ганнибал положил правую руку на трапециевидную мышцу, медленно разминая её, затем поднёс левую к дельтовидной. От прикосновения Уилл зашипел. Ганнибал убрал руку, концентрируясь на трапециевидной, потом снова на дельтовидной. Он взял плечо Уилла и начал аккуратно давить на него. Спустя мгновение его рука опустилась на локоть Уилла, усиливая общее давление.

За время хирургической практики Ганнибал вправил множество плеч, и почти все его пациенты сжимали мышцы на ногах или других частях тела, чтобы справиться с болью. Уилл оставался более-менее неподвижным, но, вопреки ожиданиям Ганнибала, он не ушёл в глубины своего разума и не заснул под миорелаксантами. Он остался с ним, глядя в его лицо, находившееся всего в паре дюймов от его собственного. Ганнибал облизнул губы и продолжил давить, смотря на Уилла в ответ.

Они застыли в этой молчаливой сцене в ожидании освобождения.

========== Глава 10 ==========

Потому что нет ничего более прекрасного, чем океан, отвергнутый множество раз, но не перестающий целовать побережье.

Сара Кей

Уилл ощутил присутствие Ганнибала поблизости. Он успел привыкнуть к нему за годы, с тех пор как его энцефалит развязал Ганнибалу руки. Его переменчивый истязатель и спаситель, он был рядом во всех воспоминаниях Уилла: от лихорадочных приступов до горячих кровоточащих огнестрельных ранений, сопровождавшихся мощным эмоциональным напряжением. По сравнению с ними боль в его плече была довольно блёклой. Уиллу хотелось забыть о ней, спрятать её от Ганнибала и от себя, чтобы он мог лечь в тёплой, чистой темноте и раствориться в комфорте без всякого лукавства.

Как много они прошли и какое малое расстояние преодолели.

Он чувствовал горячее дыхание Ганнибала на своей холодной коже. Почему-то ему вспомнились собаки, приходившие к нему, пока он болел в своей кровати — их холодные носы и его горячее дыхание. Он чуть не засмеялся.

Шок от боли, пронзившей его плечо и руку, вплоть до челюсти и кончиков пальцев, заставил его вздрогнуть. Он перевёл дыхание.

Ганнибал задумчиво посмотрел на него и опустил взгляд. Он переместил захват на руку Уилла, слегка наклонившись к ней. «Кит» убаюкивал их своими мерными качками. Надавливая уверенно и осторожно, Ганнибал всеми силами старался минимизировать пульсацию внутри раны.

— Ты злишься на меня за эту боль, Уилл? — спросил он, не поднимая взгляда. Его голос звучал сипло.

— Не ты её причинил.

— Не в этот раз.

Уилл не ответил. Он закрыл глаза, мечтая, чтобы седативные усыпили его.

— Иов прошёл через безмерные муки, — сказал Ганнибал некоторое время спустя. — В нашем понимании страдания приблизили его к Богу.

— «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя»*,— тихо процитировал Уилл.

— Философы и теологи пытаются объяснить цель боли и процесс её переживания с тех пор, как появился язык. Многие думают, что Бог шлёт боль, чтобы наказать и очистить святых и верующих. Даже современные учёные продемонстрировали, что чувство вины повышает готовность человека испытать боль, в то время как болевой опыт смягчает его.

Уилл почувствовал, как его губы сжимаются.

— Это не действует на меня.

— Ты верил в это, когда стащил нас с обрыва?

Уилл открыл глаза. Плечо Ганнибала маячило перед ним, закрывая его лицо.

— Я стащил нас с обрыва не из-за боли, доктор.

На слове «доктор» Ганнибал слегка развернулся к нему, встречаясь глазами. С тех пор, как они стали ночевать в море, его борода непривычно отросла. Уиллу казалось, что она делает лицо Ганнибала менее изысканным, даже грубым. Ганнибал поджал свои губы и сказал:

— Боль может стать катализатором перемен. Многие люди, пережившие травму, говорили о новом аппетите к жизни и переоценке всех её возможностей.

— Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее?

— По моему опыту, боль не всегда делает человека сильнее, даже когда не убивает. Но она трансформирует его, точно так же, как тигель трансформирует металл.

— Сплавы обычно прочнее металлов, из которых они были сделаны.

Ганнибал наклонил голову.

— Фальшивомонетчики создали сплавы из драгоценных металлов, чтобы обманывать неосторожных. Новое не всегда оказывается лучше. Утилитаризм утверждает, что счастье — это мера удовольствия, которое человек может испытать без боли.

— Это действует на меня.

Слова повисли в воздухе. Ганнибал всё ещё смотрел на него со сдвинутыми бровями, и Уилл почувствовал его боль. Он подумал о падении и вспомнил счастье, страх и надежду.

— Высокая чувствительность — не признак слабости, Уилл. Это то, что делает нас по-настоящему живыми.

— Я могу это вынести.

Миорелаксанты, наконец-то, подействовали, потому что Уилл почувствовал себя слишком утомлённым, чтобы продолжать дискуссию.

Ганнибал тоже ощутил его усталость.

— Мы всегда храбрее перед лицом нашей собственной боли, чем болью тех, кого любим, — тихо сказал он. Он оставил разговор и вернулся к его руке.

Ноющая боль в плече Уилла не ослабевала, и он переживал, что, если это продолжится, Ганнибал лишь сделает ему ещё больнее, вправляя его. Облегчение казалось невыносимо далёким.

Минуты текли в тишине, но, наконец, плечо снова стало подвижным. Уилл сделал глубокий вдох, щуря глаза от нахлынувшей агонии — тьма облаками клубилась перед его глазами — и выдохнул, содрогаясь. После недолгой заминки плечо встало на место.

Ганнибал, поддерживая одной рукой книги, размотал бандаж. Книги сразу же вывалились на пол. Не удержавшись, Уилл попробовал подвигать своей рукой и вдруг почувствовал, как она задела внутреннюю сторону бедра Ганнибала.

— Постарайся лежать неподвижно, — прошептал он, проходясь своей тёплой ладонью по плечевым мышцам Уилла, почти так же, как и пятнадцать минут назад, когда он поправлял на нём одеяло. Почти так же, подумал Уилл, как когда он оборачивал плед вокруг его холодных плеч и гладил его, после того как засунул ухо Абигейл в горло.

Суставы его пальцев гладили затылок Уилла, пока другая рука невесомо двигалась над линией ожога.

— Помоги мне сесть, — сказал Уилл.

Ганнибал поддерживал его руку, пока он принимал сидячее положение.

— Мы зафиксируем твоё плечо на несколько дней, — сказал Ганнибал.

— Я помню упражнения.

Не спрашивая Уилла, Ганнибал достал ортез, эластичные бинты, полотенце и свежую одежду, как будто знал, где всё лежит. Возможно, он и раньше был в его каюте. Он смочил тряпку и сел рядом с Уиллом, подальше от холодных, мокрых простыней, где он лежал. Вода, наверное, впиталась в матрас, потому что, когда они вошли, его одежда была насквозь мокрой. Ганнибал начал аккуратно стирать дорожки крови с его тела.

Его руки двигались медленно и осторожно, словно они принадлежали не доктору, а просителю во время молитвы. Уилл подавил желание отодвинуться. Ему всё равно придётся сдаться, потому что сам он не сможет обработать рану левой рукой, а Ганнибал будет настаивать. Он ополоснул тряпку в раковине и продолжил — тёплые пальцы на саднящей коже.