Его волосы выгорели, а кожа приобрела тёмный оттенок, контрастировавший со светлыми волосами на его теле. Уилла поражало, как сильно он поседел, но Ганнибал был доволен своим возрастом и приобретённым опытом. Каждый прожитый им момент был вырван из цепких пальцев Бога. В волосах Уилла тоже появились седые пряди.

Он и Ганнибал перестали походить на прежних себя, превратившись в лохматых морских волков. Это позволит им без проблем пройти водную границу. Стоит Уиллу растрепать волосы, чтобы скрыть шрам на лбу, и никто даже не посмотрит на двух обычных моряков, идущих в Сен-Мартен.

В TattleCrime Ганнибал читал, что Уилл пересёк Атлантику вслед за ним на яхте, называвшейся NOLA. Она причалила в Палермо, напротив врат в его дворец памяти, где он оставил своё разбитое сердце. Продавая яхту через посредника на Сицилии, Уилл и не думал увидеть её снова, но Ганнибал точно знал, что он подарит ему новую: ту, на которой они поплывут вместе, как должны были много лет назад.

Он взглянул на Уилла, который сидел напротив него, откинувшись назад, опустив голову и широко раздвинув колени. На нём была белая рубашка с расстегнутым воротником и рукавами, закатанными до локтей. Беспечно красиво. Его каштановые кудри отливали золотом, а кожа была темнее, чем Ганнибал когда-либо помнил. Старый шрам от пилы превратился в аккуратную белую линию на его лбу, а рубец на щеке затерялся в бороде.

Уилл ходил в ортезе всего несколько дней, пока Ганнибал не решил, что с него хватит. Ему было уже за сорок: в таком возрасте нельзя было надолго оставлять мышцы в неподвижности, если он хотел когда-нибудь выздороветь. Чрезмерные тренировки — другое дело, но, по крайней мере, Уилл помнил, что нужно держать руку ближе к телу и не вращать ей слишком сильно. Ганнибал самостоятельно тренировал его, не принимая его красноречивые отговорки, что он может сделать упражнения сам.

Он заставлял Уилла класть свою больную руку на его бедро, а потом на плечо и медленно отклонялся назад, чтобы посмотреть, как сильна боль. Во время второго их занятия Уилл случайно задел клеймо на его спине. Он всегда смотрел вперёд, в основание шеи Ганнибала, где бился пульс, всегда слово в слово следовал его инструкциям, но его лицо никогда не выражало никаких эмоций. Он говорил лишь тогда, когда Ганнибал его спрашивал, и ничего не предлагал.

Лишь они двое на яхте, в сотнях миль от всего мира, стоящие вплотную и касающиеся тел друг друга… И всё же, Уилл всегда ускользал от Ганнибала.

Ганнибалу нечасто приходилось беспокоиться. Его переживания в основном были из-за Уилла, и сейчас Уилл снова тревожил его. Это и расстраивало, и очаровывало.

Он помнил, как Уилл обнял его на обрыве, как вцепился в него и прижал своё лицо к его ключице, заполняя многолетнюю пустоту.

Он также помнил, как Уилл вздрогнул от его прикосновения, когда лежал на кровати после вывиха плеча. Не было случая, чтобы он когда-нибудь так вздрагивал, не считая приступа лихорадки много лет назад. Но даже тогда сопротивление Уилла растаяло в усталости и потребности довериться. Сейчас всё было иначе.

Впервые Ганнибалу стало интересно, действительно ли изоляция и вынужденная близость были верным курсом для них. Он был уверен тогда, ровно как и сейчас: им придётся быть друг с другом, нащупывать путь в их общем лабиринте залежалых сожалений и безнадёжно разрушенного доверия. Но, как всегда, Уилл нашёл способ удивить его.

Ганнибал мог догадываться, но никогда не знал наверняка.

Он знал, что Уилл был благодарен за уединение и не хотел думать, как ему быть с обычным человеческим общением, когда он оказался так далеко от всего. Но этот вопрос можно было оставить на будущее. То, с чем он боролся сейчас, думал Ганнибал, было чем-то иным.

Погрузившись в мысли, Ганнибал наблюдал за Уиллом. Он крутил пальцами обручальное кольцо на левой руке, не снимая его. Раздумывал, где сейчас его жена, догадался Ганнибал. Или как зол на него её сын.

Уилл повернул кольцо ещё раз. Внутри должна была быть гравировка. Он почувствовал это, зацепившись за него ногтем — кольцо соскользнуло с его пальца. Уилл обвёл большим пальцем ободок и надел его обратно.

Оно всегда возвращалось на его палец. Каждый раз.

Ганнибал облизнул свои солёные губы и всмотрелся вдаль.

— Ты думаешь, она бы приняла тебя обратно?

Уилл поднял голову. Он был абсолютно спокоен.

— Мы можем повернуть яхту назад, когда ветер вернётся, — сказал Ганнибал. — Вернуться в Штаты. Ты бы очнулся в больнице с размытыми воспоминаниями, с туманом в голове от препаратов. Разумное сомнение.

— Мы не вернёмся, — ответил Уилл.

Ганнибал продолжал смотреть на ровную, сияющую линию горизонта впереди: серебристый солнечный свет под бледно-голубым небом.

— У меня есть скополамин и диазепам. Много. Нетрудно будет воссоздать ещё одну Мириам Ласс. Ещё одну Беделию дю Морье.

Уилл издал раздражённый звук, перенося свой вес на ноги. Ганнибал мог почувствовать, как он встаёт, отворачивается и затем разворачивается. Он снял свои очки и повернулся, встретив его гневный взгляд.

— Я не Беделия дю Морье. И ты уже накачивал меня при похожих обстоятельствах, — сказал Уилл.

Его слова прозвучали тихо. Если бы сейчас дул ветер, Ганнибал бы и не услышал их. «Кит» начал колыхаться, снасти засвистели.

— Ты и не прекращал делать это после того, как мы оправились от падения, — продолжил он. — Ты клал их туда, где я никогда бы не догадался. Туда, куда бы ты никогда бы не стал класть.

— Лишь когда в этом не было риска для тебя. И той дозы, что я давал, было недостаточно, чтобы хоть как-то навредить тебе.

Уилл кивнул, вскинув брови.

— Достаточно, чтобы по пробам моих волос и ногтей тест на наркотики дал положительный результат. Если бы я согласился, ты бы уже накачал меня до потери сознания и вёз в Штаты, убедившись заранее, что история получилась правдоподобной.

— Но когда я предложил, ты собирался сказать «да».

— Нет.

— Ты думаешь, что защищаешь её от меня?

— Ты уже знаешь ответ, — холодно бросил Уилл.

— Думаешь, она ждёт тебя? — спросил Ганнибал. — Должно быть, это так ужасно — ждать. Изо дня в день спрашивать себя, вернётся ли твой муж к тебе когда-нибудь.

— Не притворяйся. Ты дал ей всё, чтобы двигаться дальше.

— Я не собираюсь наведываться к ней. Теперь, когда я сказал, стало ли от этого легче?

Уилл резко замер. В непоколебимом безветрии «Кит» пошатнулся под его ногами. В несколько шагов он обошёл кокпит и остановился над Ганнибалом, глядя на него с пустым лицом. Затем он протянул ему ладонь, сжав её в кулак. Ганнибал помнил, как промывал эти костяшки, покрытые кровью юного Рэндалла Тира. Ни единого шрама не осталось на его коже после этих событий.

— Этого ты хочешь, не так ли?

Ганнибал протянул раскрытую ладонь. Уилл уронил в неё своё обручальное кольцо. Металл был всё ещё тёплым от его пальцев и сверкал на солнце. Ганнибал повернул кольцо к свету: внутри был выгравирован маленький символ бесконечности. Он сжал его в своей ладони.

— Тебе от этого лучше? — спросил Уилл низким голосом. — Мало того, что ты отнял у меня всё. Теперь тебе нужно забрать даже воспоминания, не связанные с тобой.

— Ты пытался покончить с собой, Уилл. Я дарую тебе свободу от якорей, тащащих тебя вниз.

Уилл долго смотрел на Ганнибала, не говоря ни единого слова. Ганнибал ждал, заинтригованный.

— Что бы ты отдал мне? — спросил Уилл наконец.

— Что бы ты хотел получить?

— Отдал бы ты мне, — он говорил медленно, обдуманно, — Беделию дю Морье?

Волна удивления поднялась в груди Ганнибала. Уилл стоял твёрдо, будто изучая его. Ганнибал взглянул в его серо-голубые глаза. Зрачки сузились в резком дневном свете.

— Ты хочешь её? — спросил он с любопытством.

— Нет.

— Я ни в чём тебе не откажу.

— Я не хочу её смерти, — ответил Уилл. — Я не хочу её совсем.

Развернувшись, он направился к такелажу. Левой рукой он достал ручку лебёдки и принялся убирать паруса. Ему было неудобно, и Ганнибал хотел встать и помочь ему, но он знал, что Уилл не примет его помощи.