Но внимание Уилла привлекло не это. Впервые с тех пор, как они покинули Хаттерас, Ганнибал был чисто выбрит. Его щёки и челюсть были немного бледнее остальной части лица. Он зачесал назад свои волосы, сделав аккуратный пробор, напоминавший Уиллу его прическу во времена их терапии, надел синюю рубашку на пуговицах, которая могла остаться с тех дней, и закатал рукава, как когда он готовил свои изысканные блюда на не менее изысканной кухне. Он был так похож на прежнюю версию себя — ту версию, которая никогда не знала трёх лет заключения в тюрьме — что Уилл смотрел на него непозволительно долго. Только шрамы на скуле и под подбородком выдавали его.

Опомнившись, Уилл помог Ганнибалу поставить блюдце и бокалы. Вино уже было открыто.

— Гравлакс* на поджаренных кростини** с сыром «маскарпоне», каперсами*** и соусом из красного лука, — произнёс Ганнибал вместо приветствия. — Вино Maison Lucien le Moine Batard Montrachet Grand Cru. Из дубовой бочки, разумеется.

— Спасибо, — сказал Уилл, беря канапе.

— Мы уже на месте? — Ганнибал прищурил глаза. Он разлил вино по бокалам, поставил бутылку на миниатюрный столик и сел рядом с Уиллом.

— Что теперь?

— Я ищу парковочную зону.

— Как много мы прошли?

— Мы идём со скоростью около восьми узлов. Сложно сказать без GPS, но, я думаю, мы близко к морскому пути. Нужно немного подождать.

— Ты видел другие суда?

— Ни души.

— Радио?

Уилл пожал плечами.

— Они там.

— Но ты пока ни с кем не говорил.

— Нет.

Ганнибал откусил кусочек канапе и вгляделся вдаль.

— Ты думал послать сигнал бедствия?

Уилл повернулся к нему.

— Нас, скорее всего, узнают. Поймают или убьют.

— Кто-то может умереть, — согласился Ганнибал.

— Я сейчас не в лучшей форме, Ганнибал.

— Но ты думал об этом.

— Я думаю, пока запасы позволяют, мы можем подождать.

Ганнибал наклонил голову.

— Можем мы подождать, — сказал он, — пока запасы не иссякнут и жажда не истощит нас?

Уилл глотнул вина. На вкус оно было как соль, как и всё остальное. Он отвернулся.

Ганнибал поставил блюдце с едой на скамью рядом с ними. Он сидел между Уиллом и плескавшимися в воде бликами солнца. Его фигура казалась тёмным силуэтом на их фоне. Потянувшись к блюдцу, он взял одно канапе и щелчком пальцев выкинул его за борт. Уилл взглянул через плечо: маленькое творение, столь бережно собранное искусными руками Ганнибала, исчезло из вида.

— Сколько времени должно пройти, прежде чем ты решишь остановиться, Уилл?

Он посмотрел на пустой горизонт за Ганнибалом.

— Ещё два часа.

— Значит, два часа.

Ганнибал поднял сверкающий на солнце бокал перед Уиллом.

— Что ж, — сказал он, — продолжай.

Он выпил вино до дна, кивнул и скрылся в салоне.

День продолжал плыть. Солнце стало горячее и начало катиться на запад. Уилл включил радио и долго вслушивался в голоса людей за грузовыми и круизными кораблями, рыбацкими лодками и прогулочными катерами. Они говорили о множестве вещей. Их голоса, потрескивавшие от смеха и шума, сливались в болтовне о различных делах и мелочах жизни. Они казались такими далёкими. Хотя для Уилла не было разницы между ними и всеми остальными людьми, которых он встречал в своей жизни: грубые голоса и незнакомые звуки, говорят слишком много, произносят слишком мало, и все невероятно далеки от него.

О погоде не было ни слова: ничего об этом жарком и неестественном затишье, что держало его и Ганнибала в своей неумолимой хватке.

***

Внизу, под кроватью Ганнибала двигатель перешёл в нейтральный режим, затем отключился и с шипением заглох. Поверхность воды вокруг них перестала бурлить. На мгновение уши Ганнибала заполнила тишина, сменившись шорохом и скрипом такелажа. «Кит» замедлился и остановился. Он слышал Уилла наверху: его мягкие шаги, пересекавшие палубу, затем щелканье храповиков, поднимающих парус, звон металла и тихий шелест разворачивающейся ткани.

Снова воцарилась тишина. Яхта не двигалась. Ветра так и не было.

Ганнибал свесил ноги с кровати, откладывая книгу, и поднялся. Он аккуратно причесал волосы, несмотря на бессмысленность этого жеста, взял чистое полотенце и направился в камбуз. Там он отрезал кусок хлеба, убрав за собой крошки и протерев стол, и вышел наружу по маленькой лестнице.

Солнце, отражавшееся от белого стеклопластикового корпуса, ослепило его на несколько секунд, но он знал каждый дюйм этой яхты и мог перемещаться по ней даже с закрытыми глазами. Одна из комнат в его сознании стала «Китом» и вмещала в себя всё, что они с Уиллом пережили за эти несколько недель. Он прошёл к скамье у левого борта и положил на неё полотенце.

Присутствие Уилла ощущалось тенью рядом с ним, тонкой и острой, словно лезвие. Он неподвижно стоял у штурвала, держа его одной рукой, и смотрел на Ганнибала. Зной казался клейким и тягучим.

Не оборачиваясь к Уиллу, Ганнибал взял хлеб и бросил в воду. После крошечного всплеска он всплыл на поверхность и остановился, покачиваясь в кольце ряби и не уплывая. Если здесь и было течение, оно несло и его, и яхту одинаково.

Ганнибал стал расстегивать свою рубашку.

— Что ты делаешь? — спросил Уилл.

— Ты был прав, Уилл, — ответил Ганнибал. Он по очереди стянул с себя рукава рубашки и аккуратно сложил её рядом с полотенцем.

— Я не поклонник маленьких пространств. Я хочу большего.

Ганнибал расстегивал пуговицы и ширинку на штанах, чувствуя на себе взгляд Уилла. Он наклонился, снимая остатки одежды. Его глаза на мгновение поймали глаза Уилла: тот и мускулом не повёл. Его взгляд, как всегда, был прикован к шраму на его животе. Ганнибал выпрямился, слегка сдвинув брови, и положил штаны и боксеры рядом с рубашкой.

Обойдя солнечные панели, он разблокировал механизм, удерживавший плавательный мостик над водой, опустил его и оставил в таком положении.

— Ты должен оставаться на яхте, Ганнибал, — саркастично произнёс Уилл. Он не посмел сказать Ганнибалу, что то, что он делал, было опасно.

Ганнибал повернулся к Уиллу и приблизился к нему. Уилл инстинктивно сделал шаг назад: Ганнибалу не составило бы труда одолеть его, особенно в крошечной лодке и с одной здоровой рукой Уилла. Хотя, возможно, не безболезненно — дальше Уилл не отступил. Его взгляд был твёрдым, вызывающим. Ганнибал, не сводя с него глаз, сократил расстояние между ними и остановился, глядя на Уилла сверху вниз несколько долгих секунд. Медленно потянувшись к консоли, он повернул ключ в замке зажигания.

Двигатель «Кита» вернулся к жизни.

— Если эта яхта — тюрьма, то это тюрьма, в которую ты нас заключил, — сказал Уилл.

— Тогда сейчас самое время совершить побег. Для нас обоих.

Ганнибал оставил его и вернулся на плавательный мостик. Он ступил вниз, опустился и сел, свесив ноги через борт, в море. Вода была холодной, освежающей, несмотря на жару. Ганнибал закрыл глаза, вдыхая солёный воздух и запах бензина.

Он скользнул в воду.

Прохлада объяла его, ободряя, заставляя проснуться и почувствовать себя живым впервые, с тех пор, как они покинули Хаттерас. Он не чувствовал себя так даже той ночью, когда переживал за жизнь Уилла. Он опустился под воду, гребя дальше от яхты, от границ и уз, связывающих его с «Китом» и с Уиллом, стоящим на палубе. Земля была в миле под его ногами, и он плыл, нетронутый, подвешенный в пустоте.

Вынырнув, он тряхнул головой, сбрызнул воду с лица и волос и повернулся, оказавшись где-то в пятнадцати футах от яхты. Уилл не двинулся. Его лицо оставалось абсолютно равнодушным.

— Испытываю ли я Бога, Уилл? — крикнул Ганнибал ему сквозь шум двигателя «Кита». — Наполнятся ли паруса неуловимым ветром и утащат тебя от меня?

Он рассекал ногами воду, наблюдая за Уиллом.

— Или я испытываю тебя, Уилл? Как просто было бы переключить рычаг и уплыть?

На яхте Уилл скользнул руками по штурвалу, впиваясь в обруч пальцами. Даже отсюда Ганнибал видел, как он закрыл свои глаза.