— Чего ты хочешь? Быть здесь, со мной или освободиться от меня раз и навсегда?
Уилл медленно повернулся спиной к Ганнибалу. Его левая рука застыла на руле, а правая потянулась в сторону консоли, к дросселю, и зависла в воздухе.
— Чего ты ждёшь, Уилл? Бога, чтобы он решил за тебя?
Его рука опустилась на ключ. Двигатель зарычал и затих.
В наступившей тишине голос Уилла был едва различим.
— Возвращайся на борт.
— Ты хочешь, чтобы Бог решил за тебя, Уилл?
— Пожалуйста.
Ганнибал подчинился, в несколько гребков преодолев расстояние до плавательного мостика, и поднялся. Мостик он убрал на место. Уилл даже не обернулся.
Ганнибалу не представляло труда обхватить его рукой поперек талии. Уилл среагировал быстро, повернувшись в его объятиях и больно ударив в заживающий бок. Но он оказался недостаточно быстр, и перевалился за левый борт, упав в океан.
Ганнибал начал обтирать себя полотенцем, наблюдая, как он выныривал.
Когда голова Уилла показалась над водой, Ганнибал буквально чувствовал его ярость. Он откашлялся и мрачно уставился на него. Волосы прилипли к его лбу и ушам. Он подплыл к яхте с помощью здоровых конечностей и ухватился своей травмированной рукой за борт. С убранным мостиком он никогда бы не смог подняться без помощи Ганнибала.
Паруса «Кита» оставались пустыми и безжизненными.
Ганнибал высушил себя и стал одеваться, разглядывая Уилла за бортом.
— Ты всё ещё хочешь умереть, Уилл?
— Я никогда не хотел умирать.
— Но ты был готов умереть, не так ли? Если бы это означало смерть нам обоим? Ты всё ещё чувствуешь, что готов?
— Это тест?
— Чего ты ждёшь? Пока погода не убьёт нас обоих? Зачем ты вообще здесь? Всё ещё ждёшь Бога?
Гнев Уилла растворился. Он опустил подбородок в воду и взглянул в сторону яхты.
Дыхание Ганнибала стало поверхностным. Он ждал, что Уилл оттолкнётся от корпуса. Он представлял лицо Уилла, смотрящее на него в последний раз, прежде чем исчезнуть навсегда. Его сознание впитывало контуры его головы.
— Не Бог поместил меня сюда, Ганнибал. Это был ты.
Голос Уилла был таким тихим, что Ганнибал едва слышал его. Его тембр воскресил в памяти Ганнибала слова «Я не хочу больше думать о тебе» так живо, что ему пришлось отвести взгляд. Ком застрял в его горле.
Он хотел заговорить, но его голос прозвучал слишком ломко, поэтому он попробовал снова:
— Ты ждал, пока я убью тебя, Уилл? К этому всё шло?
Уилл поднял голову. Его серые глаза были полны глубокой печали.
— Мы оба, как всегда, не так уж далеки от истины, не так ли?
— Почти, — ответил Ганнибал.
— Помоги мне, Ганнибал.
Ганнибал опустился к нему. «Кит» слегка качнулся, послав звон в воздух.
Уилл подтянулся сам, насколько смог, и Ганнибал, взяв его здоровую руку, перетащил его через борт на скамью, не заботясь о том, сколько воды попало на борт вместе с ним. Одежда у обоих была насквозь мокрой, и Уилл слегка дрожал, когда они вцепились друг в друга.
Он пробежал рукой по влажным волосам, убирая их с глаз.
— Ты ошибся. Как и я. Мы здесь не для того, чтобы ждать, пока яхта, или погода, или море, или даже мы сами убьём друг друга.
Он откашлялся солёной водой, прочищая горло.
— Мы уже умерли. Мы умерли у подножия скал. Мы умерли, и это ад.
И вдруг он улыбнулся, подняв свои серые глаза к Ганнибалу, отчего сердце того готово было выпрыгнуть из груди. Он улыбнулся своей печальной улыбкой — улыбкой, вмещавшей в себя океаны радости и горечи.
— Ад — это не огненное озеро и не замёрзшая пустошь, — продолжил он. — Это даже не люди.
Его взгляд, одновременно свирепый и мудрый, проникал под кожу Ганнибала.
— Мы — ад друг для друга.
Комментарий к Глава 13
* Гравлакс — скандинавское рыбное блюдо из категории холодных закусок.
** Кростини — итальянская закуска, маленькие поджаренные кусочки хлеба.
*** Каперсы — нераспустившиеся цветочные бутоны южно-европейского кустарника — каперсника — используемые для ароматизации пищи.
========== Глава 14 ==========
Сквозь бледный горизонт плыли волны — прилив любви и поток горечи, перерыв покоя и вновь страх, сердце, бьющееся и замершее, взлёт и падение, падение и взлёт, приходящее и уходящее — бесконечное движение жизни. И океан, окутывающий землю, как напоминание. Волны носят тайны в своей утробе.
Сьюзан Кейси, «Волна: В погоне за Изгоями, Чудаками и Исполинами Океана»
Уилл столько раз видел разбитое сердце Ганнибала, что мог распознать его по спокойствию на его лице, по слабому движению челюсти за сомкнутыми губами, по борьбе между отрицанием и принятием в его карих глазах, что бродили по лицу Уилла и не могли найти покоя.
— Круг ада, который ты выбрал для себя, — медленно произнёс Ганнибал, — твоё вечное мучение… это быть со мной.
— Ганнибал, — сказал Уилл, — я с тобой только по одной причине.
И он привлёк Ганнибала к себе. Его руки, вместе с больной, обвились вокруг него, и Ганнибал медленно расслабился в объятиях. Его тёплое, дрожащее дыхание согревало ухо Уилла. Он положил свой подбородок на плечо Ганнибала и почувствовал, как тот делает то же самое.
Ему всё ещё было больно чувствовать свою уязвимость. Больно оттого, что Ганнибал пошёл против него и готов был утопить его или позволить ему утопиться, снова ступая по одному и тому же пути. Больно оттого, что Ганнибал жил изо дня в день и ждал, когда Уилл снова его предаст.
Было больно оттого, что между ними никогда не могло быть настоящего доверия, что они бы продолжили рассекать волны предательства и тоски, с редкими и короткими моментами мира.
Было больно, когда они избегали друг друга. Больно, когда касались.
Щека Уилла прижалась к шее Ганнибала. Призрачная резь от ножа Долархайда пульсировала внутри в такт сердцебиению.
Было больно.
Уилл старался оставаться спокойным внутри, пытался волноваться и не волноваться. Золотой маятник раскачивался в темноте его разума. Остановись, остановись, успокойся.
Он вспомнил падение и смерть. Вспомнил боль на пляже и кошмар от возвращения к жизни, от обнаружения живого Ганнибала, лежавшего рядом с ним, от всего, что было сделано, но оказалось напрасным в конце. Ему было так холодно, а его лицо, плечи и грудь пылали, и Ганнибал держал его крепко, не давая ускользнуть.
Маятник раскачивался. Уилл чувствовал теплые и сильные руки Ганнибала вокруг своей спины и пытался сконцентрироваться на них, как будто ничего больше не существовало.
Он почувствовал лезвие скальпеля Корделла рядом с ухом. Он вспомнил, как Ганнибал спас его в последнее мгновение, ненавистное чувство беспомощности, когда он нёс его на руках сквозь снег, и выстрелы взрывались вокруг них эхом далёкого фейерверка.
Он почувствовал жжение и дрожь пилы, прораставшей в его череп. Потоки крови уносили его ввысь, снова делая беспомощным. Он связан, одежда сорвана с него, и пуля проедает себе путь внутри его тела. Запястья пригвождены, укус иглы. Слабость.
Он сжал свои руки вокруг широкой спины Ганнибала, чувствуя узловатый рельеф клейма под ладонью. Другой круг ада. Он обвёл шрам пальцами, чуть надавливая. Маятник раскачивался.
Он подумал о пальцах Ганнибала на его собственной ладони, омывавших его раны от плоти умирающего человека, умирающего зверя. Он думал о том, какой тёплой была вода и как щипал антисептик, о приглушённом голосе Ганнибала с нотками трепета и любви, о своих смешанных радости и отвращении, о едва осязаемом чувстве силы.
Он снова подумал о ладони Ганнибала, лежавшей на его шее, поглаживавшей его лицо. Уилл нашёл то же место на шее Ганнибала, вдохнул его запах и уткнулся лицом между прядями влажных волос и нежной кожей под ухом. Тень Ганнибала закрывала его глаза от слепящего солнца, и он позволил холоду и сухости его тела разлиться внутри себя.
Он вспомнил, как руки Ганнибала успокаивали его, бродя над его пледом, тепло их сильных объятий, когда это оказалось единственной прочной вещью в вырвавшемся из-под контроля мире, нереальность скользящего и изгибающегося в его пищеводе пластика, пока Ганнибал ласкал его, агонию трубки и массаж горла, помогавший ему проглотить.
